Ее растили как принцессу. Сначала она жила при дворе его святейшества в Риме, у своего дяди, папы Климента VII. Кто же будет учить сердечным делам племянницу папы? Затем во Флоренции, со своими кузенами. Недолгое пребывание в этом городе было самой счастливой порой в нелегкой жизни Екатерины Медичи. Там у нее проснулись нежные чувства к кузену Ипполиту, прекрасному Ипполиту, как она называла его про себя. Фрейлины вечно дразнили ее из-за этого. Говорили, что она влюбилась, и подсмеивались над ней. Но тогда она была слишком юна и ничего не знала о любви. Однако при виде него не могла сдержать волнения. Искала его общества. Ипполит был очень обходителен и к тому же необыкновенно красив. Высокий, хорошо сложенный, с длинными темными волосами, тонкими чертами лица и огромными черными глазами. Пылкий и щедрый. Настоящий доблестный рыцарь. По заказу двора художник Тициан написал его в облике рыцаря, запечатлев для потомков красоту и величественную осанку юноши. Ипполита в своих «Письмах» упоминал Бембо,[4] называя его «прекраснейшим из прекрасных цветков».

В течение некоторого времени ходил слух — и, разумеется, Екатерине не преминули его передать, — что их общий дядя, Папа римский, подумывает соединить ее и Ипполита узами брака. Разумеется, не из сентиментальных, а из политических соображений. Таким образом слились бы две ветви рода Медичи. Но этой свадьбе не суждено было состояться. И Екатерине пришлось отказаться от своей первой любви. Она была слишком важным козырем в политических играх Ватикана, чтобы использовать ее для улаживания семейных дел. Но как бы там ни было, королева Франции всегда с нежностью вспоминала далекие дни своей юности, когда она была так счастлива рядом с прекрасным Ипполитом. Она понимала, что это всего лишь несбывшаяся детская мечта. Но ее утешала мысль, что она сможет помочь счастью своей камеристки, которая ей почти как дочь. Ибо для родных своих дочерей она этого сделать не могла. Они, как и их мать, были принесены в жертву интересам государства.

Пока Тинелла размышляла, время шло, а королева все не возвращалась. Девушка ждала ее с возрастающим нетерпением, мысленно повторяя откровения толстухи Гужье. А вдруг окажется, что это очень важно? Если что-то случится, она себе этого никогда не простит. Скорее, скорее рассказать обо всем госпоже. Наконец по нарастающему гулу голосов в соседнем зале она определила, что королева распрощалась с посланником святого престола и вот-вот вернется в свои апартаменты. Самый благоприятный момент, чтобы подойти к ней. Тинелла встала возле дверей. Войдя, королева не сможет ее не заметить. Надо будет потихоньку подать ей знак. Госпожа поймет и найдет способ ненадолго отделиться от своей свиты. Так в точности и вышло. Когда все опустились в глубоком реверансе перед входящей Екатериной Медичи, Тинелла незаметно приподняла голову ровно настолько, чтобы поймать ее взгляд. Никаких знаков не понадобилось. Королева сразу же поняла, что девушка хочет ей что-то сказать. Лицо ее осталось невозмутимым. Продолжая улыбаться придворным, она прошла через зал и удалилась к себе.

Тинелла приготовилась предстать перед королевой, которая явно приняла к сведению ее безмолвное сообщение. И действительно, ждать пришлось недолго. Не прошло и нескольких минут, как она услышала, что ее величеству незамедлительно требуются услуги камеристки.

Когда они остались вдвоем, королева без обиняков спросила:

— Что случилось, Екатерина? Ты хотела мне что-то сказать?

Тон ее был ласковым, почти материнским. Наедине Екатерина не стеснялась выказывать привязанность к своей приемной дочери. В присутствии третьих лиц она никогда этого не делала, чтобы не возбуждать лишней зависти к подопечной у остальной прислуги, с которой она всегда держалась, как подобает повелительнице, неприступно, и подчас бывала даже слишком сурова. Почти никто во дворце не знал, что королева покровительствует Тинелле-младшей. Слишком уж невероятным казалось подобное отношение всесильной государыни к простой служанке, хотя многие замечали, что Екатерина обращается со своей камеристкой скорее как крестная мать, нежели как госпожа.

Зная, что в ее распоряжении считанные минуты, Тинелла быстро изложила королеве все, что узнала об исчезновении с кухни слуг протестантской знати. Ее поразило, как изменилась в лице королева, услышав эту новость. Мягкая улыбка тут же исчезла, уступив место суровой непроницаемой маске, которую Екатерина всегда носила при посторонних. Надо было очень близко знать королеву, чтобы оценить разительность перемены.

— Значит, слуги гугенотов не появляются больше на кухне? — произнесла она, словно обращаясь к самой себе. — И с каких же пор?

— С сегодняшнего утра, ваше величество. Так мне сказала госпожа Гужье. Ей это показалось странным, и она поделилась со мной. И я подумала, вдруг это важно для вашего величества.

— А кто такая эта Гужье? — спросила королева.

— Повариха, ваше величество. Она уже много лет работает на дворцовой кухне. Мы с ней дружны, — пролепетала Тинелла и тут же засомневалась, стоило ли называть дружескими свои отношения с поварихой.

— Ты правильно поступила, поставив меня в известность, Екатерина. Я пока не знаю, что это значит, но все это явно неспроста. Будь начеку. Если заметишь хоть что-то, что покажется тебе странным, не теряй времени, сразу же предупреди меня. Подай мне знак взглядом, как сделала сейчас. Если я буду занята, найди предлог подойти ко мне. Прошу тебя, Екатерина, сейчас любая мелочь может оказаться важной. Самое незначительное движение. Ты поняла меня?

— Конечно, ваше величество.

— И коль скоро мы заговорили об этом, слушай меня внимательно, Екатерина. — Королева вновь вернулась к материнскому тону. — Сегодня ночью, когда ты оденешь и причешешь меня для отхода ко сну, оставайся здесь, в моей спальне. Ни под каким предлогом не покидай моих покоев. Можешь спать на одном из диванов. Но ни в коем случае не выходи. Запомнила?

Тинелла очень удивилась приказу. Никогда еще королева не просила остаться у нее на ночь.

— Да, ваше величество, я все поняла. Сегодня ночью, после того, как подготовлю вас ко сну, я не должна покидать ваших покоев.

— Хорошо, — кивнула королева, — теперь можешь идти. И пожалуйста, Екатерина, предупреди меня, если увидишь или услышишь что-нибудь необычное.

— Как прикажете, ваше величество. Не извольте беспокоиться.

Разговор был закончен. Тинелла низко поклонилась, между тем как королева уже вышла к ожидающим ее придворным.

Когда королева удалилась, Тинелла вздохнула с облегчением. Хорошо, что она обо всем рассказала. Но какой странный приказ — не выходить ночью из покоев. Пожалуй, и в самом деле что-то готовится. За всю ее службу во дворце ей ни разу не доводилось провести всю ночь у королевы, даже когда та болела. Кроме того, от Тинеллы не укрылось выражение лица Екатерины при известии об исчезновении слуг гугенотов. Очень и очень не понравилась ей эта новость. И уж конечно, не потому, что без них некому будет услужить их господам.

Теперь надо решить, ставить ли в известность госпожу Гужье. Но что сказать? Она же сама толком не знает ничего, кроме того, что королеву-мать крайне обеспокоило это известие. Настолько, что она велела камеристке не покидать ночью ее опочивальни. Но этого поварихе рассказывать нельзя. Похоже будет на предательство по отношению к королеве. Хотя госпожа и не приказывала хранить их разговор в тайне, но это, очевидно, подразумевалось. В конце концов Тинелла решила промолчать. Если ночью что-то случится, сама она будет в безопасности в покоях королевы, и поварихе тоже ничто не угрожает, так как она никогда не остается по ночам во дворце. А значит, она будет надежно защищена стенами своего дома.

Раздумывая, что ей теперь следует делать, Тинелла, сама того не замечая, дошла до кухни. Королеве ее услуги пока что не нужны. И разве не просила она следить внимательно за обстановкой во дворце? А где, как не на кухне, можно больше всего выведать? И потом… вдруг она — ну совершенно случайно! — встретит красивого племянника госпожи Гужье?