Тем не менее эти действия не могли решить главной проблемы Мамая в отношениях с Русью — ведь в результате «розмирья» с великим князем Дмитрием в Орду перестало поступать русское серебро, и теперь бекляри-беку приходилось обдумывать, как выйти из этого положения, не сокращая экономической активности ханства на международных рынках. Частично ему удалось поправить ситуацию, начав чеканку монеты из золота, которое ордынские купцы поставляли из Индии. Этими монетами он рассчитывался по своим сделкам с крымскими генуэзцами.[272] Кроме того, некоторое количество серебра все еще поступало от некоторых русских князей — от Михаила Тверского, все еще не оставлявшего надежду занять великий стол, и, вероятно, от Олега Рязанского, старавшегося избежать новых опустошительных ордынских набегов.

Однако все эти поступления не могли в полной мере заменить «выход», который Орда прежде получала с русских земель, находившихся под властью великого князя. И эту проблему Мамаю следовало решить незамедлительно.

Победа на Пьяне в 1377 г. вовсе не означала полного торжества Мамая над мятежными русскими вассалами. В том же году сарайского хана Каганбека сменил на троне его двоюродный брат Арабшах, оказавшийся более властным и решительным правителем. По его приказу московские и нижегородские войска совершили карательный рейд против мордовских князей — союзников Мамая. Не удивительно, что в следующем году бекляри-бек задумал покарать мятежных русских вассалов и направил против них войско под командованием эмира Бегича.[273] Источники не содержат сведений о численности армии Бегича, но некоторые исследователи полагают, что Мамай решил осуществить масштабный поход на русские земли и привлек к участию в нем ряд своих наиболее влиятельных эмиров — в русских летописях упоминаются «Хазибий, Коверга, Карабулук, Кострок, Бегичка».[274]

Надо полагать, основным объектом нападения войск Мамая должно было стать Рязанское великое княжество: Олег Рязанский все эти годы не переставал тревожить своими набегами пограничные территории Золотой Орды. Однако рязанские земли практически не оказали сопротивления: совсем недавно они подверглись набегу Арабшаха, и князь Олег Иванович еще не успел восстановить свои силы.[275] Поэтому войска под командованием Бегича без сопротивления дошли до реки Вожи, протекавшей по рязанской территории, но уже близ границы Рязанского и Московского княжеств.[276] И здесь их встретили войска Дмитрия Ивановича Московского, которые, в отличие от событий 1373 г., на этот раз не собирались ограничиваться позицией наблюдателей: пользуясь «розмирьем» великого князя с Мамаем, московские воеводы решили оказать поддержку своим рязанским союзникам. 11 августа 1378 г. войска Бегича начали переправу через Вожу, однако московские дружины навалились на них с трех сторон, и в кровопролитной сече ордынские войска были разгромлены и обращены в бегство. Согласно сообщениям русских летописей, в битве погиб сам Бегич и другие военачальники.[277]

В русской историографии битва на Воже считается «генеральной репетицией» Куликовской битвы, последовавшей через два года.[278] Не случайно в летописных источниках присутствует даже особая «Повесть о битве на реке Воже». И следует отметить, что такое внимание к этому сражению в известной мере оправданно. Во-первых, москвичи убедились, что могут нанести поражение ордынским войскам. Во-вторых, войска Мамая понесли серьезные потери, что также сказалось на его дальнейших планах и действиях.

Поражение на Воже стало тяжелым ударом по авторитету Мамая, которого и так уже несколько последних лет преследовали неудачи. Впрочем, нет оснований полагать, что, отправляя войско Бегича на Русь, бекляри-бек «все поставил на карту», и разгромленные на Воже войска были его последним военным резервом. Напротив, в качестве отмщения за поражение на Воже Мамай вскоре совершил новый набег на рязанское княжество, в ходе которого был взят и разорен (в очередной раз!) Переяславль-Рязанский, столица великого князя Олега Ивановича.[279] Однако вряд ли даже этот удачный набег был способен в полной мере восстановить пошатнувшийся престиж Мамая как военачальника и государственного деятеля.

Видя, что даже открытые военные действия не помогают ему восстановить власть над русскими землями, бекляри-бек в очередной раз решил прибегнуть к дипломатии. На этот раз судьба предоставила ему шанс продемонстрировать свое расположение русской церкви, которая, как он надеялся, поможет ему найти взаимопонимание с великим князем.

12 февраля 1378 г. скончался русский митрополит Алексий. На освободившийся митрополичий престол стали претендовать сразу три кандидата — суздальский архиепископ Дионисий, митрополит Киприан, пребывавший с 1376 г. в литовских владениях, и московский архимандрит Михаил (Митяй). Претенденты направились на поставление к Константинопольскому патриарху.

Дионисий Суздальский как один из основных виновников расправы с посольством Мамая в 1374-1375 гг. не имел оснований надеяться на благорасположение бекляри-бека и поэтому двинулся в Византию по Волге, через Сарай. Архимандрит Михаил же рискнул отправиться в Царьград через владения бекляри-бека. Мамай, для которого не было тайной то, что Михаил-Митяй — любимец Дмитрия Московского и его кандидат на митрополичий стол, принял его в своей ставке, где претендент на митрополию получил от Мухаммад-хана ярлык, подтверждающий льготы русской православной церкви, как если бы являлся уже официально поставленным митрополитом. Тем самым Мамай демонстрировал, с одной стороны, преемственность политики прежних ханов по отношению к русской церкви,[280] с другой — свое намерение примириться с московским князем, оказывая покровительство его ставленнику.

В истории с выдачей митрополиту Михаилу ярлыка вообще много спорных вопросов. Так, некоторые исследователи полагают, что Михаил-Митяй выступал за примирение великого князя Дмитрия с Мамаем и что после битвы на Воже произошло примирение Москвы и Золотой Орды; другие отрицают подобные предположения.[281] Кроме того, вызывает недоумение тот факт, что Митяй появился во владениях Мамая приблизительно в августе 1379 г., а ярлык датирован 28 февраля того же года. А.П. Григорьев полагает, что ярлык был направлен архимандриту в феврале, когда он находился в Москве, а в августе, при встрече с Мамаем, ярлык был официально подтвержден, поскольку Михаил-Митяй предъявил ярлык Бердибека, выданный в 1357 г. митрополиту Алексию.[282]

Как бы то ни было, этот «жест доброй воли» не принес Мамаю никаких политических выгод. Во время морского путешествия из Кафы в Константинополь архимандрит Михаил скончался при крайне таинственных обстоятельствах: по некоторым сведениям, он был отравлен или даже собственноручно задушен Пименом, другим претендентом на митрополичий престол. В результате выданный Михаилу ярлык оказался бесполезным.[283]

Потерпев неудачу и в попытке привлечь на свою сторону русскую церковь, Мамай вновь попытался вбить клин между русскими правителями. Он отправил в Тверь Ивана Вельяминова — бывшего московского боярина, бежавшего от великого князя Дмитрия сначала в Тверь, затем в Орду с целью в очередной раз поссорить Дмитрия Московского и Михаила Тверского (не исключено, что Вельяминов вез с собой новый великокняжеский ярлык Михаилу Александровичу). Однако боярин был опознан и схвачен в Серпухове московскими дружинниками, доставлен в Москву, где 30 августа 1379 г. подвергнут публичной казни — кажется, первой в истории России.[284]