Мамай, не желавший отныне оставаться в стороне от борьбы за власть, решил оставить опекаемых им потомков Узбека и собственное семейство в Солхате, чтобы присоединиться к самозванцу. Никаких иллюзий по поводу происхождения этого претендента на трон он, конечно, не испытывал, но, вероятно, надеялся, что если самозванец сумеет занять трон и устранить конкурентов, то через некоторое время его можно будет разоблачить, устранить и возвести на трон законного наследника рода Бату — из числа подросших к тому времени потомков Узбека.[137] Кроме того, Мамаю было необходимо привлечь на свою сторону других приверженцев дома Бату, которым он стремился доказать, что вовсе не претендует на высшую власть и готов бороться за общее дело, признавая главенство других влиятельных эмиров.

Как бы то ни было, под знаменем Кильдибека собрались довольно значительные силы сторонников дома Бату — наиболее легитимной ветви Джучидов. Воспользовавшись тем, что Тимур-ходжа и Мюрид в это время продолжали борьбу за власть, лже-Кильдибек сумел отбить Сарай у Орду-Мелик-хана, который, вероятно, погиб — по крайней мере, позднее в источниках он не упоминается. Затем наступила очередь Тимур-ходжи: в русских летописях сообщается, что «Темирь Хожа побеже за Волгу и тамо убьенъ бысть, а князь Мамай прииде за Волгу на горнюю сторону…»[138] Это сообщение позволяет предположить, что Мамай мог быть отправлен лже-Кильдибеком во главе войск для уничтожения Тимур-ходжи и успешно справился с поручением.

Однако пока Мамай отсутствовал в столице, легенда о Кильдибеке, созданная сторонниками самозванца, едва не была разрушена. Поначалу она казалась настолько убедительной, что в нее уверовали и другие представители столичной аристократии, изначально не примкнувшие к самозванцу. Поверив, что власть в стране вновь вернулась к дому Бату, они поспешили в Сарай, чтобы присягнуть на верность новому монарху. Среди них были такие влиятельные представители «старой знати», как бывший бекляри-бек Могул-Буга, хорезмский правитель (улус-бек) Нангудай, бывший везир Сарай-Тимур и др. В результате самозванец и его единомышленники оказались на грани провала: непосвященные в их замыслы аристократы могли без труда разоблачить самозваного внука Узбека. Оставалось единственное средство избежать этого: хан принял решение устранить всю новоприбывшую знать. Заходившие в ханский шатер сановники немедленно арестовывались, а затем с ними расправлялись ханские палачи.[139]

Средство оказалось эффективным и позволило Кильдибеку еще около года сохранять власть. Впрочем, сам факт упоминания его «самозванства» в восточных и русских летописных источниках весьма показателен: вероятно, кому-то из столичных аристократов удалось уцелеть и разоблачить лже-Чингизида. Вместе с тем его жестокость по отношению к знати вызвала обеспокоенность и среди его же собственных приверженцев. Видимо, именно в это время Мамай покинул лже-Кильдибека, испугавшись за собственную судьбу — все-таки он тоже близко знал семейство Узбека, включая и настоящего (покойного к этому времени) Кильдибека, а потому в глазах самозванца мог быть опасным свидетелем.

Порвав с самозваным сарайским ханом, летом 1362 г. Мамай прибыл в Крым и уже в сентябре того же года организовал церемонию провозглашения ханом Абдаллаха — «отрока из детей Узбека», в законности происхождения которого нет сомнений ни у современников, ни у большинства исследователей.[140] Сам Мамай вторично занял пост бекляри-бека, который сохранял за собой в течение двух десятилетий. С этого времени в источниках появляются упоминания о так называемой «Мамаевой Орде».[141]

Под властью Абдаллах-хана (то есть фактически Мамая) оказались юго-западные области Золотой Орды, расколотой смутой: Крым, Северное Причерноморье, а также территория современной Молдавии. Мамаю было прекрасно известно, что на западные ордынские владения уже давно претендовали литовские князья, которые еще в 1320-е гг. сумели взять под контроль Киев и ряд других южнорусских территорий. Чтобы предупредить возможные нападения западных врагов, бекляри-бек решил разбить свою ставку не в Крыму (в лояльности правителей которого у него также могли быть сомнения), а западнее — в районе современного Запорожья.[142] Эта ставка Мамая и именовалась в источниках более позднего времени «Мамаев Сарай» или же «Мамаева Орда», а как именовал ее сам основатель — об этом исследователи только делают предположения.[143]

Основав временную резиденцию для своего ставленника в южнорусских степях, Мамай принялся разрабатывать планы для захвата столицы. По-видимому, уже в это время сложилась политическая стратегия бекляри-бека — восстановление власти потомков Бату именно над теми владениями, которые некогда принадлежали самому Бату, т. е. над Белой Ордой, западным крылом Джучидской державы. Трезво оценивая свои политические и военные возможности, Мамай в течение всего времени нахождения у власти не предпринял ни одной попытки подчинить восточные улусы Золотой Орды. Сегодня уже трудно сказать, насколько такая позиция была правильной, однако, приняв это решение, Мамай предоставил свободу действий восточным Джучидам, которые получили возможность собрать силы, укрепить свою власть в Синей Орде, а потом неоднократно создавали проблемы бекляри-беку, стараясь подчинить себе и Белую Орду. В конце концов один из них, Токтамыш-хан, и одержал окончательную победу над Мамаем. Впрочем, это произойдет много лет спустя, а пока бекляри-бек лишь готовился к борьбе за столицу, желая собрать весь улус Бату под властью «своего» хана.

Надо думать, ко времени провозглашения ханом Абдаллаха негативное отношение ордынской столичной знати к потомкам Узбека успело поостыть: слишком уж часто менялись на троне противоборствующие ханы и слишком рьяно они принялись истреблять родовитую аристократию Улуса Джучи! Поэтому возведение на трон прямого потомка Узбек-хана не встретило никакого возражения со стороны крымских аристократов — напротив, они активно поддержали Абдаллаха и Мамая и готовы были предоставить им войска для похода на столицу. Вскоре к Мамаю начали стягиваться и другие сторонники свергнутой династии потомков Бату, и короткое время спустя он, видимо, уже стоял во главе достаточно крупных сил, которые и позволили ему подумать о захвате Сарая. Однако врожденная осторожность и благоразумие побудили бекляри-бека не спешить с нападением на лже-Кильдибека, а выждать какое-то время, чтобы дать противнику ослабнуть. Мамай не сомневался, что «его» хан Абдаллах окажется не единственным конкурентом самозванца в борьбе за столицу Золотой Орды.

Чутье не подвело Мамая: вскоре против самозванца выступил Мюрид — брат хана Хызра из рода Шибанидов, который уже год назад был провозглашен ханом и чеканил собственную монету в Гюлистане. В кровопролитном бою с лже-Кильдибеком Мюрид сумел одержать победу, а сам самозванец погиб.[144] Впрочем, для Мюрида эта победа оказалась «пирровой»: в бою с лже-Кильдибеком он понес сильные потери и в результате не смог противостоять новому соискателю ханского трона Мир-Пуладу (также Шибаниду, но из другой ветви рода), который воспользовался слабостью соперника и без боя занял столицу.[145]

Мамай и Абдаллах выступили в поход на Сарай, вероятно, когда на троне еще пребывал лже-Кильдибек. Именно поэтому они сначала, осенью 1362 г., захватили Азов, где находилась колония венецианцев Тана. Исследователи полагают, что венецианские торговцы Таны поддержали лже-Кильдибека,[146] и это имело для них роковые последствия: Мамай и Абдаллах устроили в городе настоящую резню, в ходе которой погиб, по некоторым сведениям, даже консул Таны — Якопо Корнаро, являвшийся еще и послом Венецианской республики в Золотой Орде.[147] Подчинив Азов, над которым Мамай сохранял контроль вплоть до своего падения, Абдаллах-хан и его бекляри-бек двинулись на Сарай.