Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Вид у бронепоезда самый что ни на есть впечатляющий и устрашающий, но в действительности он в высшей степени уязвим и довольно беспомощен. Стоит всего лишь взорвать железнодорожный мост или водопропускную трубу, и гигант застрянет вдали от своих, беззащитный перед противником. Однако о возможности подобного исхода наш командующий даже не подумал. На бронепоезд из шести товарных платформ он решил погрузить две роты — Дублинских стрелков и Дурбанской легкой пехоты, шестифунтовую корабельную пушку с расчетом из нескольких матросов корвета «Грозный» и небольшую ремонтную бригаду, пожертвовав этой весьма значительной частью своих сил для вылазки в направлении Коленсо. Командование операцией он поручил капитану Холдейну. Вечером 14 ноября Холдейн поведал мне о полученном на завтра задании. Выезжать надо было на рассвете. Не скрыл он от меня и опасений, которые вызывал у него этот рискованный план, притом что он, как и каждый на начальном этапе войны, жаждал приключений и столкновений с противником. Не поеду ли я с ним? Он был бы рад, если б я согласился. Из чувства товарищества, а также потому, что считал своим долгом собрать как можно больше информации для «Морнинг пост», и еще потому, что любил лезть на рожон, я без малейших колебаний принял его предложение.

Военный аспект того, что произошло потом, хорошо известен и не раз обсуждался. Бронепоезд прошел около четырнадцати миль и достиг станции Чивли, не заметив ничего враждебного, ни вообще какого-либо движения, каких-либо признаков жизни на волнистых просторах Наталя. В Чивли мы сделали небольшую остановку, чтобы телеграфировать генералу о нашем прибытии на вышеозначенный пункт. Но не успели мы это сделать, как на холме, возвышавшемся над железной дорогой ярдах в шестистах за хвостом поезда, показались суетящиеся фигурки. Без сомнения, это были буры. И без сомнения, они зашли нам в тыл. Что они сделают с путями? Нельзя было терять ни секунды. Мы немедленно дали задний ход. Когда мы поравнялись с холмом, я вспрыгнул на ящик и высунулся по самые плечи из-за стального борта задней платформы. На верхушке холма я увидел группу буров. Внезапно среди них возникли три штуковины на колесах, и тут же глаз резанули десять-двенадцать ярчайших всполохов. В небе выросло шаровидное белое облако, из которого вырвался смертоносный конус, как мне показалось — в паре футов над моей головой. Это была шрапнель — в первый и чуть ли не единственный раз я видел ее в действии. Стальные бока платформы зазвенели от бьющих в нее снарядов. Впереди, в голове бронепоезда, раздался грохот и один за другим несколько громких взрывов. Огибая основание холма, колея резко шла под уклон, и подгоняемые Вражеским огнем, а также крутизной спуска, мы мчались теперь как бешеные. Артиллерия буров (две пушки и зенитка) сумели сделать лишь по залпу, прежде чем мы скрылись у них из глаз за поворотом. И меня вдруг осенило, что дальше нас могла ждать ловушка. Я уже повернулся к Холдейну, чтобы предложить ему послать кого-нибудь к машинисту с приказом сбавить скорость, как вдруг нас с огромной силой тряхануло, и мы с ним, как и все солдаты на платформе, попадали вверх тормашками на пол. Бронепоезд, шедший со скоростью уж никак не меньшей, чем сорок миль в час, сбросило с рельсов какое-то препятствие или повреждение путей.

На нашей платформе никто серьезно не пострадал, и я в секунду вскочил на ноги и выглянул из-за брони. Бронепоезд находился в низине примерно в тысяче двухстах ярдах от обращенного к Эсткурту склона вражеского холма. Сотни буров устремлялись вниз с вершины этого холма и кидались в траву, чтобы мгновенно начать плотный ружейный обстрел бронепоезда. Пули свистели над нашими головами и градом барабанили по стальным пластинам. Я пригнулся и принялся обсуждать с Холдейном, что нам делать. Мы порешили, что он с корабельной пушкой и со своими Дублинскими стрелками, располагавшимися в хвосте, попытается загасить огонь противника, я же в это время сбегаю и посмотрю, что сталось с поездом и путями и возможно ли устранить повреждение или препятствие.

Я слез с платформы и пробежал вдоль поезда к его голове. Локомотив стоял на рельсах. Первая платформа, простая вагонетка, перевернулась вверх колесами, и среди ехавших на ней ремонтников были убитые и покалеченные. Следующие две бронированные платформы, везшие Дурбанскую легкую пехоту, сошли с рельсов — одна не упала, вторая лежала на боку. Их развернуло и притиснуло друг к другу, так что они загораживали обратный ход прочим платформам. За этим нагромождением нашли временное укрытие Дурбанские пехотинцы — оглушенные, в синяках, а кое-кто и с увечьями. Противник вел беспрерывный огонь, и вскоре к ружейным выстрелам присоединился гром полевых пушек и близкие разрывы снарядов. В общем, мы влипли.

Когда я был возле паровоза, опять словно бы прямо надо мной разорвалась еще одна шрапнель — начинка так и прыснула из нее, с визгом взрезая воздух. Машинист мгновенно выпрыгнул из кабины и бросился за перевернутую платформу. По его рассеченному осколком лицу текла кровь, и он горестно всхлипывал в бессильном негодовании:

— Я же гражданский, а тут… За что, по их мнению, я деньги получаю? За то, чтобы меня взрывали бомбами? Нет уж, только не я! Так не договаривались! Я и минуты здесь больше не пробуду!

Казалось, что взвинченное состояние и боль — шарахнуло его и впрямь здорово — не позволят ему вести машину, а поскольку управляться с паровозом мог только он, надежда на спасение гасла. Я принялся ему объяснять, что пуля не бьет в одно место дважды, что раненый, остающийся в строю и продолжающий выполнять свой долг, получает награду за храбрость и что ему, возможно, второй раз такого случая не представится. Услышав это, он взял себя в руки, вытер кровь с лица, влез обратно в кабину своего паровоза и стал послушно исполнять все мои приказания[39].

У меня сложилось мнение, что, используя локомотив в качестве тарана или тягача, можно столкнуть с рельсов две перегораживающие их платформы и таким образом спастись. Сами пути, казалось, не пострадали — рельсы и шпалы были на месте. Пройдя вдоль поезда обратно, я через амбразуру доложил капитану Холдейну о ситуации и поделился с ним своим планом. Холдейн согласился с ним полностью и взялся тем временем отвлекать противника.

Мне очень повезло, что в следующий час я остался цел: приходилось почти постоянно быть на виду у противника, то бегая взад-вперед вдоль состава, то отдавая распоряжения машинисту. Прежде всего требовалось отцепить платформу, наполовину сошедшую с рельсов, от той, что опрокинулась. Для этого паровоз должен был оттащить ее назад, а потом уже окончательно сбросить с путей. Тяжесть бронированной махины, наполовину стоявшей на шпалах, была огромна, и колеса локомотива несколько раз прокрутились вхолостую, прежде чем он сдвинулся с места. Наконец платформу удалось отбуксировать, и я стал звать добровольцев, чтобы те толкали ее сбоку, помогая напирающему сзади паровозу. Я понимал, что этим подвергаю серьезной опасности людей. Нужны были человек двадцать, но добровольцев оказалось только девять, в том числе майор Дурбанской легкой пехоты и четверо или пятеро Дублинских стрелков. Только они и вышли из укрытия. Тем не менее попытка удалась: платформа сильно накренилась под их напором и, когда паровоз в нужный момент наподдал ее сзади, повалилась набок. Путь был свободен! Безопасность и успех уже пьянили голову, но меня ожидало горчайшее разочарование.

Кабина машиниста, будучи примерно на шесть дюймов шире тендера, упиралась теперь в угол только что опрокинутой платформы. Таранить ее с разгону представлялось опасным — не дай бог еще и локомотив сойдет с рельсов. Мы отцепили его от задних платформ и принялись, раз за разом подавая на ярд-полтора назад, долбить в преграду, понемногу ее сдвигая. Но вскоре возникло новое осложнение. Только что сброшенная платформа уперлась под прямым углом в ту, что упала раньше сама, и чем больше по ней били, тем крепче она застревала.

вернуться

39

Лишь спустя лет десять, если не больше, я получил возможность выполнить мое обещание. Высшие военные чины ничего не сделали для этого человека, проявив полное к нему равнодушие, однако когда в 1910 г. я получил пост министра внутренних дел, я счел своим долгом рекомендовать королю наградить машиниста медалью Альберта. Я поднял старые архивы, связался с губернатором Наталя и железнодорожной компанией, в результате чего оба — и машинист, и его кочегар — получили это высшее гражданское отличие. (Прим. автора).

52
{"b":"189196","o":1}