– А! Кажется… Ну да, конечно… Ага! Здорово! – Лицо Петера прояснилось, глаза заблестели.

– А как туда попасть? – спросила девчушка.

Петер недовольно повернулся к ней, а Герц внезапно помрачнел.

– Вечно ты везде лезешь! – воскликнул мальчик. – Мало тебе неприятностей!

– Что за неприятности? Не было никаких неприятностей! А вот на корабль побоялась пойти – и что хорошего получилось?

– Ты не спеши, детка, – неожиданно мягко сказал старик. – От нас это все равно не зависит. Ты просто живи себе, и всё.

Анна вдруг улыбнулась:

– Вы прямо как Красавица говорите. Сузи то есть.

– Ты называешь ее Красавицей?

– Ага! Она же такая красивая – ни у кого нет таких нарядов! И кружева у нее есть, и шелковые розы на шляпе. И еще халат этот, с птицами и цветами! И зонтик кружевной прекрасный, только рваный немножко.

– О, ты видела ее зонтик? И какой он? – живо поинтересовался ее собеседник.

– Очень прекрасный, совсем немножко рваный, и кружево выцвело, но он все равно разноцветный. И когда она его открывает, если рядом с ней встать, все становится немножко другое, очень красивое.

– Да, это ее зонтик. Она пользовалась им в лучшие времена, чтобы показывать людям сны, а теперь, видать, он годится только на то, чтобы детей среди дня забавлять… А Сузи не раскрывала его над тобой ночью?

– Нет, конечно. Я же дома спала, а она у себя за складами, под навесом.

– Ну да, ну да. Порт для нее самое подходящее место. Она подпитывалась его атмосферой…

– Чем она питалась? Она все ела, колбасу очень любила… А однажды водила меня – не поверите! – в настоящий ресторан в городе, – похвасталась девчушка.

– Не обращай внимания, это я так. А сестра ее здесь не появлялась?

– Мы не видели. И она не говорила. Она бы, наверное, рассказала, если бы к ней сестра пришла, – ответила Анна.

А мальчуган сказал:

– А я читал, что ее брат – или сестра? – ездит верхом на лошади. И мы бы точно узнали, если бы сюда кто чужой верхом на лошади приехал.

– Верхом на лошади она едет, только когда ей нужно забирать с собой людей.

– А куда она их забирает?

– Если я скажу тебе, что в вечную ночь, ты ничего не поймешь, правда?

– Как это – вечная ночь? – удивилась Анна. – Утро же всегда наступает?

– Ну вот, я и говорю, не поймешь ты меня.

– Он имеет в виду смерть, наверное, – вмешался мальчик.

– Смерть? Это в раю-то вечная ночь? – не поверила Анна.

– При чем тут рай? Откуда я могу знать, как там, в этом вашем раю?

– Не ночь, а сон. Она забирает их в вечный сон. Мертвые спят мертвым сном, – торжествующе объявил Петер. И как бы невзначай взял со стола печенье. Тут же добавил: – Поэтому мертвяки не могут нам рассказать, что им снится. Они же не просыпаются.

– А неприкаянные мертвецы? – спросила девчушка и, глядя, как он ест, сглотнула слюну. – Их нельзя спросить?

– Ты что, – возразил мальчишка, – как же их спросишь? Они как лунатики. У лунатиков же нельзя спросить, что им снится.

– Не знаю, я ни одного не видела.

– Нельзя, нельзя. У них у всех глаза стеклянные. Они смотрят на тебя – и не видят, делают свое. И не слышат, что им говорят. Или не слушают.

– Ага, ну точно, они такие же, как неприкаянные мертвецы, только живые. Значит, лунатики – это те, кого упустила Сузи, а неприкаянные мертвецы – это те, кого упустила ее сестра?

– Ага, наверно. Вот бы Сузи спросить. Она бы уж рассказала. Она про все могла рассказать.

– А сестра ее знала всего две истории, одну для тех, кто вел себя хорошо, и одну – для неслухов? – спросила девочка Герца.

– Значит, мертвые все время, вечно видят один и тот же сон? – спросил мальчик, не дав Герцу ответить. – Смерть – это вечный сон, при котором все время снится одно и то же? Та же история?

– Я поняла, я поняла! Две истории, и после смерти начинает сниться одна из них! Рай – это сон хороших мертвецов, а преисподняя – сновидение плохих мертвецов. И никто никуда не проваливается и не попадает в рай, все это только снится им! А неприкаянные мертвецы – это просто лунатики смерти! И они не такие страшные, просто голодные, вот как!

Девочка даже подпрыгивала от радостного возбуждения, которое обычно сопровождает восхитительное чувство понимания. Мальчик смотрел скептически.

– А куда же Крысолов увел детей? – спросил он. – Ведь нельзя же живых людей навсегда забрать в сновидение?

Анна озадаченно посмотрела на него, и оба они уставились на Герца, ожидая то ли помощи, то ли утешения.

Прежде чем тот успел открыть рот, раздался гудок проходящего вдоль набережной буксира, и все четверо невольно посмотрели на море.

– Петер, гляди, гляди! Ведь это… – возбужденно закричала Анна и, не договорив, бросилась к кромке воды.

В мгновение ока Петер оказался рядом с ней, а Герц взволнованно привстал со своего стула.

– Да, это плавучая библиотека, – проговорил он, глядя на входящее в порт судно.

Господину Александеру невольно передалось волнение его собеседников. Хотя он по-прежнему мало что понимал и пребывал в том раздосадованно-раздраженном недовольстве собой и миром, которое появляется, когда множество разрозненных обстоятельств дразнят нетерпеливым желанием завершить мозаику, но все не хватает какого-то кусочка. Картинка никак не складывается, но и не отпускает от себя.

Дети переглянулись и вдруг кинулись бежать куда-то со всех ног. А Герц, постояв еще немного, опустился на стул, продолжая следить глазами за медленно идущей плавучей библиотекой.

Принесли еще кофе. Молчание затягивалось. Нетерпение и досада господина Александера все возрастали.

Он решил все-таки возобновить разговор, невзирая на опасения, вызванные сомнениями в душевном здоровье собеседника.

– Вы уверены, любезный Герц, что правильно говорили с этими детьми? Я читал, что нельзя детям проводить аналогию между сном и смертью. Это может породить страхи и нежелание ложиться в кровать.

– Я? Я проводил аналогии? – удивился Герц. – Мне показалось, они все аналогии провели вполне самостоятельно.

– Но может быть, следовало вмешаться?

– Ах, уважаемый господин советник! Я очень высоко ценю ваши познания, но совершенно не склонен толковать о таких сложных материях с несмышленышами. Слишком многое пришлось бы растолковывать. Эти вещи совершенно недоступны незрелому мышлению. Вы согласны?

– Конечно, – подтвердил Александер, хоть его и смутила ехидная нотка в голосе старика. – Но я все же не уверен, что стоит забивать детям голову сказками, мистикой и прочей чепухой!

– Вы правы, господин советник.

– И все же сказка вышла у вас занятная. Постмодернизм сейчас в большой моде.

– Постмодернизм? Ах, да-да, конечно. Благодарю вас, советник.

Разговор совершенно не клеился, и господин Александер решил перевести его на тему, явно не безразличную его собеседнику.

– Так что же случилось с бедняжкой Сузи? – осведомился он.

– Сузи? Вы имеете в виду после ее изгнания из отцовского дома? Я, честно говоря, не знаю. Ни что происходило с ней, ни что случилось со старым Карлом. Не знаю, где он сейчас и что с ним. А Сузи несколько лет назад объявилась здесь, как вы, наверное, уже поняли. Выглядела совершенно безумной бродяжкой. Я жалел ее, подкармливал иногда, давал небольшие суммы. Я и понятия не имел, что у нее есть книги из отцовской библиотеки, – с горечью добавил он, – можно было бы попытаться их выкупить. А потом пришла плавучая библиотека. Сузи каким-то образом попала на борт – бог весть, как ее туда пустили! И рассказывала, что корабль этот совершенно необыкновенный, что он звучит, как музыкальный инструмент, как голос ее отца, как зов желания, – это все ее слова! И она почувствовала там, что может искупить вину перед книгами, если отправится с ними и будет заботиться о книгах, историях и самом судне. Благо, она обладает многими умениями и навыками, необходимыми для взаимодействия с историями. И тогда отец, может быть, простит ее за все, что она натворила… Я же говорю, она совсем свихнулась, – вдруг сказал господин Герц совершенно другим, спокойным и уверенным, тоном.