Улыбка сошла с ее лица.
— О, Боже, почему я говорю об отце в прошедшем времени. Когда папа заболел, я впервые… впервые поняла, что он на самом деле не вечен. И вот теперь это все… Я чувствую что-то вроде вины, как будто это я должна была присматривать за отцом и не справилась.
Патрик неожиданно почувствовал что-то вроде зависти к Дарси Клеггу, сидящему в тюрьме.
— Думаю, отцу понравились бы твои слова, если бы он мог их сейчас слышать.
Люси кивнула.
— Да. Я попытаюсь рассказать ему все это, когда мы оба вернемся домой.
Джимми Роуз позвонил в Уилтон сразу же, как только узнал об аресте Дарси. Ханна уже поднялась наверх с Лаурой, и трубку взяла Кэтти.
— Люси? Это ты? — спросил Джимми.
— Кто говорит? — холодно спросила Кэтти.
— Ну же, не надо так. Я все время думаю о тебе, беспокоюсь. Ты уже решила, что ты будешь делать?
— Люси нет дома. Она уехала в Лондон.
На другом конце провода наступила тишина. Кэтти позволила себе злорадно улыбнуться.
Когда Джимми вновь заговорил, в голосе его звучало негодование.
— Почему ты не сказала мне, что это ты?
— Ты не дал мне такой возможности.
— Ну, хорошо, как Люси?
— Почему тебя это интересует?
— Господи Иисусе, а почему нет? Ты думаешь, мне на нее наплевать?
Кэтти вздохнула.
— С ней все в порядке. Она остановилась у друзей.
— А она…
— Да, да! Она уже все сделала! Решила все сама, потому что ей так хотелось. Теперь ты доволен?
— Конечно же, нет, — Джимми обернулся, чтобы взглянуть за спинку кресла, на котором он сидел. Он увидел, что Стелла вошла в комнату, держа под мышкой кипу тетрадей. Она вернулась сегодня гораздо раньше, чем предполагал Джимми. Избавившись от своей ноши, Стелла вышла из комнаты, не проронив ни слова. Джимми заговорил другим тоном.
— Я вообще-то хотел поговорить с Ханной. Не будешь ли ты так добра передать ей, что если что-нибудь понадобится, ей достаточно позвонить мне.
— Уверена, что она будет очень благодарна.
«Злобная маленькая сучка, — подумал Джимми. — Обе они злобные маленькие сучки».
— Но я не думаю, что сейчас нам что-нибудь нужно, — продолжала Кэтти. — Только что звонил папин адвокат. Его отпустили под залог, и сейчас они едут домой.
— Потрясающие новости. А кто же внес за него залог?
— Мой дядя и Эндрю Фрост.
Джимми был шокирован.
— Могли бы обратиться и ко мне! Почему Дарси ничего не сказал мне?
— Я не знаю. Думаю, потому что попросил Эндрю.
— Ну что ж, если ему что-нибудь потребуется, передай ему, чтобы звонил.
Джимми повесил трубку. Выглянув в сад, он увидел, что кусты бьются под неестественно сильным для этого времени года порывом ветра, а по стеклу стучат уже первые капли дождя. Джимми злился и на Кэтти, и на Дарси. Вид собственной довольно обшарпанной гостиной, запущенного сада, стоящих за забором довольно неприглядных домов, которыми была застроена эта не слишком фешенебельная часть Графтона, только подливали масла в огонь. Джимми сел, сжав кулаки и положив их между колен, и так он сидел, пока не вошла Стелла. Она расположилась в другом конце комнаты с книгой в руках.
Взглянув на жену, Джимми подумал, что она как будто нарочно напускает на себя такой высокомерный вид, чтобы позлить его.
В голове Джимми начинал уже потихоньку складываться сценарий их очередной ссоры, которую он немедленно начал словами:
— И почему ты такая сука?
Стелла подняла голову. Лицо ее было холодным, губы напряглись, как будто она почувствовала какой-то неприятный запах.
— Если я и сука, то только потому, что ты сделал меня такой.
Ее холодный, презрительный голос напомнил Джимми голос Кэтти Клегг. То, что Дарси не попросил его о помощи, казалось теперь преднамеренным оскорблением. Неужели эта идиотка Люси все-таки рассказала ему обо всем? Даже сейчас в нем шевельнулось желание быть с Люси, иметь ребенка, тоска по всему, что могло бы случиться, но никогда уже не случится. Негодование его обратилось опять на Стеллу. Джимми готов был стереть жену в порошок.
— Это не имеет ко мне никакого отношения. Кроме такой несчастливой случайности, что должен жить с тобой. Ну почему именно меня угораздило жениться на бесчувственной, фригидной доске.
Стелла закрыла книгу и уронила ее на пол. Она встала и направилась к мужу. Стелла широко размахнулась и ударила Джимми по лицу. Голова его откинулась назад, струйка слюны вытекла из уголка рта.
— Не смей называть меня доской, — прошептала Стелла.
Джимми облизал губы, затем провел по ним пальцем, который стал внимательно рассматривать, видимо, ожидая обнаружить кровь.
— Я буду называть тебя так, как захочу!
Стелла отпрянула назад, но было уже поздно. Джимми больно сжал ее запястье и дернул к себе.
— Нет…
Последовало два коротких удара — кулаком по одной щеке и ладонью по другой.
— Твою мать…
Джимми отпустил жену, испытывая отвращение к ней и к себе. Секунду на щеке Стеллы было белое пятно, которое тут же стало наливаться кровью.
Стелла повернулась и очень медленно и осторожно, как будто боясь, что ноги перестанут ей повиноваться, пошла к своему креслу. По-прежнему прямо держа спину, Стелла подняла книгу и положила ее на столик. Потом она прошла через прихожую, вышла на улицу и пошла по улице, не отдавая себе отчета в том, куда направляется.
Джимми налил себе виски. Отпив из стакана, он снова подвинул к себе телефон.
— Эндрю? Это Джимми. Да, я все знаю. И сколько тебе пришлось внести? — Джимми присвистнул, услышав сумму. Все равно это попадет в газеты. По двести пятьдесят грандов каждый! Неплохой кусочек на случай, если Дарси сбежит.
Эндрю вновь заговорил, а Джимми молча кивал, оглядывая пустую гостиную.
— Не хочешь выпить сегодня попозже? Я собирался в гольф-клуб. Нет? Ну, хорошо. Тогда, может быть, в субботу.
Поговорив с Эндрю, Джимми налил себе еще порцию виски и выпил залпом.
Стелла очнулась от своей апатии и обнаружила, что идет по тропинке вдоль реки. Было начало лета, и в Графтон уже прибыли первые туристы, которые даже под дождем прогуливались вдоль живой изгороди. Это были, главным образом, пожилые пары, которым надо было как-то убить время между посещением собора и обедом в отеле. Стелла медленно прошла мимо них, отвернув голову и внимательно глядя на воду, прекрасно понимая, что два синяка, которые украшали теперь ее лицо, лучше, по возможности, никому не демонстрировать. На воде была легкая рябь.
Камень набережной и водная гладь, также как и холмы, видимые в отдалении, всегда ласкали глаз Стеллы. Ей нравилось все в городе, что несло на себе, как вот этот старинный парапет, печать времени.
Стелле нравилось думать, что все ее мелкие повседневные заботы ничего не значат по сравнению с тем, что видели эти древние сооружения. Сейчас она шла и думала, что именно такие чувства удерживали ее в Графтоне, да еще страх нарушить привычный ход жизни, променяв его неизвестно на что.
Но сейчас, бредя в толпе туристов мимо развесистых ив, Стелла думала о том, что, видимо, настало время, когда надо все-таки уезжать отсюда. Она больше не любила своего мужа, если предположить, что она вообще когда-то любила его. Дело было даже не в самом осознании этого факта, а скорее в том, что сегодняшний вечер положил конец всему — это был явный и окончательный разрыв, смерть их отношений. Ничего уже не повернуть вспять, и поздно делать хорошую мину при плохой игре.
Стелла начала строить планы. Она шла и шла по берегу реки. Графтон остался далеко позади.
Вечером, через двенадцать часов после ареста, адвокат Дарси Клегга доставил его домой. Ханна, Барни и Кэтти с нескрываемым напряжением ждали его в гостиной. Когда они услышали, как тормозит машина, то одновременно вскочили и кинулись в прихожую, не очень представляя, что они там увидят. Когда машина свернула на подъездную дорожку, двое журналистов, карауливших целый день, вскочили со скамейки, на которую они присели, было, покурить, и бросились к дверце. Дарси вышел из машины. Ханне и детям было слышно из прихожей, как он сказал журналистам:
