Самой осуждаемой мерой, хотя она и не входила в число «репрессивных законов», стал Квебекский акт. Этот документ расширил границы провинции до реки Огайо, а на эти территории притязали Виргиния и другие колонии. Акт сформулировал также принципы гражданского управления в Канаде и устанавливал право парламента на налогообложение, в качестве основы судопроизводства он принял французский гражданский кодекс и обеспечил колонистам свободу вероисповедания. Поскольку 95 процентов канадцев исповедовали католичество, мера была на удивление разумная, однако колонисты и их друзья в Англии встретили ее в штыки. Зазвучали громкие обвинения в «папстве». Пенсильвания предсказывала введение инквизиции, а Филадельфия — Варфоломеевскую ночь, лорд Кэмден утверждал, что «папистская армия» и «папистские орды» намерены покончить со свободами протестантских колоний. Газета «Сент-Джеймс кроникл» заявила, что упразднение суда присяжных — «слишком скандальное предложение, чтобы на него согласился хоть один англичанин». Причиной появления до странности несвоевременного акта, дарующего привилегии канадцам, возможно, была надежда заручиться их лояльностью и поддержкой в пресечении любого американского мятежа. И все же, если намерение правительства состояло в том, чтобы успокоить и, в конце концов, примирить колонии, то принятие Квебекского акта вслед за «репрессивными законами» стало отличным примером того, как поступать не следовало.
Была ли неуместность правительственных действий вызвана невежественностью или, напротив, являлась намеренной провокацией — в чем твердо была уверена оппозиция, — сказать невозможно. Однажды на заседании губернатор Джонстоун довольно беспомощно заявил, что «палата общин действует в этих вопросах, совершенно не разбираясь в американской обстановке». Получается, что невежественность и в самом деле сыграла свою роль.
Меры, принятые правительством в марте-июне 1774 года, пробудили реальные опасения оппозиции, и она предупредила о возможных последствиях. Использование силы представлялось вполне вероятным, а перспектива ее применения против тех, в чьих жилах текла английская кровь, пугала многих. Джон Даннинг, юрист и либерал, бывший генеральный стряпчий в правительстве Графтона, впоследствии проанализировал события в памятной резолюции. В «репрессивных законах» он увидел тенденцию к «войне, к жестокой мести и ненависти по отношению к нашим подданным». Других беспокоило отсутствие шансов на успех. Генерал-майор Уильям Хоу, тот, который вместе с Вульфом вскарабкался по скалам на Авраамовы высоты в Квебеке, в 1774 году заявил своим избирателям, что для покорения Америки недостаточно всей британской армии. Генерал Джон Бургойн, также член парламента, говорил, что хочет убедить Америку словом, а не оружием.
Министры тоже были предупреждены. Генри Лоуренс совещался с Дартмутом относительно возможного эффекта от «репрессивных законов» и так же, как и губернатор Джонстоун, предсказывал, что колонисты от Джорджии и до Нью-Хэмпшира сформируют союз сопротивления, что до тех пор считалось фантастикой. Но судьба предупреждения в политике обречена на неуспех, так как адресат не хочет ему верить. Миф о Кассандре, говорившей правду, когда ей никто не верил, доказывает, что еще древние греки глубоко понимали человеческую психологию.
В дебатах, состоявшихся 19 апреля 1774 года, оппозиция выступила за отмену чайной пошлины, и Берк произнес речь о налогообложении в американских колониях. Он подробно рассказал о правительственных актах и об их отмене, о колебаниях и уловках правительства, о пустых угрозах, ложных предположениях и об истории колониальной политики. Начав с Навигационных актов, он подошел к настоящему моменту и заговорил о «беспорядочной и бездумной поспешности», с какой правительство «стремится к собственной погибели». Он обвинил слуг народа в том, что те никогда не рассматривали собственные сложные интересы во всей их полноте и последовательности. Берк сказал, что у них не сложилась система нравственных ценностей, они не отличают добра от зла, а лишь иногда придумывают какую-то жалкую историю-однодневку, чтобы избежать трудностей, в которые сами себя загнали. В результате они «расшатали устои коммерческой империи, опоясавшей землю». Сделав упор на доказательствах власти — на том, что сегодня называется способностью внушать доверие, — он сказал: «Они говорят, что это имеет отношение к достоинству. Достоинство причиняет вам ужасные неудобства, оно ведет постоянную войну с вашими интересами, с вашим понятием о справедливости и с вашей политикой».
Это «ужасное неудобство» преследовало политиков в каждом столетии. Бенджамин Франклин, мудрый человек, один из немногих, кто извлекал уроки из политического опыта, возводил достоинство в принцип и способен был его отстоять. Во время кризиса, вызванного гербовым сбором, он написал: «Не исправление ошибки, а упорство в ней роняет честь любого человека или организации людей».
Парламентский акт о закрытии порта объединил жителей Бостона. В мае Род-Айленд призвал американцев на межколониальный конгресс. В городах Коннектикута устраивались собрания, где звучали возмущенные речи. Люди собирали жителям Бостона деньги и провизию и, в случае чего, клялись «обрызгать американские алтари кровью наших сердец». Старый ветеран сражений с индейцами, участник Семилетней войны, полковник Израэль Патнэм, председатель комитета связи в Коннектикуте, лично пригнал 130 овец в Бостон, за сто миль от своего дома в Помфрете. Балтимор прислал 1000 бушелей зерна; подарки приходили из всех тринадцати колоний. Патриотические лидеры потребовали полного отказа от заморского чая, контрабанда была прекращена, «ненавистный мусор» сжигали на деревенских лужайках, а неаппетитные травяные настои назвали «чаем свободы».
Призыв к конгрессу вскоре поддержали Нью-Йорк и Филадельфия, летом согласие дали двенадцать колоний. Многие американцы убедились в правдивости слов Джефферсона, обратившегося в инструкции к делегатам конгресса от Виргинии: «Отдельные акты тирании еще могли быть отнесены к преходящим явлениям дня, но серия репрессивных действий, начавшаяся в известный период и проводимая неуклонно через все министерские перемены, слишком очевидно показала себя сознательным, систематическим планом обращения нас в рабство».
Эти слова стали догматом веры в Америке. Джордж Вашингтон подтвердил их, сказав, что Британия вынашивает план «надеть на нас оковы рабства». Его поддержал Томас Пейн: «Британский кабинет при каждом удобном случае пытается поссориться с Америкой», чтобы отнять у нее дарованные хартией права на самоуправление и держать под контролем рост численности ее населения и благосостояния. Обвинение было уместно, потому что оно оправдывало бунт, и если в самом деле Британия сознательно толкала колонистов на восстание, чтобы законным образом подавить его, то тогда ее политика была рациональной. К несчастью, эта версия не может быть принята в связи с тем, что правительство вело себя непоследовательно — оно то наступало, то отменяло законы, министры принимали индивидуальные, противоречивые решения. Те, кто обвинял английских политиков в «намеренных и систематических» планах, был абсолютно неправ. «О каком принуждении и о какой отмене идет речь, — восклицал Берк, — о каком запугивании и о каком подчинении, о каких делах и о каком бездействии, о каком напряжении и о каком послаблении? Давайте примем хоть какую-то систему, прежде чем закончим заседание. Давайте условимся о более или менее последовательном поведении».
Американцы же, уверенные в том, что политика Англии последовательна, шли к разрыву. «Репрессивные законы» объединили колонии, та же история и с тем же результатом произошла два столетия спустя, когда Япония напала на Перл-Харбор. На первый Континентальный конгресс в сентябре 1774 года прибыло 56 депутатов, представлявших все колонии, за исключением Джорджии. Они объявили, что все акты парламента в отношении колоний начиная с 1763 года, нарушают права американцев, а потому они вынуждены вновь прибегнуть к бойкоту английских товаров до тех пор, пока эти законы не будут отменены. Если этого не произойдет, они откажутся не только от импорта, но и от экспорта. Конгресс принял десять резолюций о самоуправлении, в том числе и в отношении внутренних налогов, вводимых собственными законодательными учреждениями. Под давлением радикалов конгресс объявил «репрессивные законы» неконституционными и недействительными и постановил не подчиняться им и требовать их отмены. Конгресс посоветовал гражданам вооружаться и в случае нападения сформировать ополчение для обороны. Признавая подчинение короне, делегаты конгресса постановили считать колонии «доминионом», неподвластным парламенту. Не желая навлекать на себя враждебность консерваторов, независимости требовать не стали. По словам Джона Адамса, «если это страшилище встретится лицом к лицу с пугливым человеком, тот упадет в обморок».
