«Эпидемия уничтожила колонию на Марсе!»

«Российский сектор станции оказался источником смертельной заразы!»

«Три года жизни — вот и все, что отмерила колонистам красная чума»

«Привет от мертвеца: сообщение на Землю от последнего колониста»

«Величайший провал века в нашей космонавтике!»

«Первый шаг человека на Марс — шаг в никуда!»

«Кто виноват в смерти экспедиции?»

И вправду, кто виноват? Никто!

Всеволод повторял себе это «никто» раз за разом, но легче все равно не становилось.

Действительно, кто мог предположить, что авария при посадке нарушит все графики возведения жилых модулей, стройка пойдет не по плану, кто-то ошибется, и случится разгерметизация.

Кто мог предположить, что в результате землян ждет контакт с инопланетной жизнью в форме вируса. Прожорливого. Не боящегося земных вакцин, прививок, облучения… Против которого абсолютно бессильна пусть даже самая лучшая психология. И медицинская наука, за последние безоблачные годы на Земле привыкшая к приоритету профилактики над лечением.

Три года — с Земли это кажется таким малым сроком.

Три года — это так долго, когда ты каждую секунду борешься за свою жизнь.

«Хорошо, что я не полетел», — подленькая, мелкая, довольная мысль то и дело атаковала Всеволода Сергеевича.

Он поглаживал грудь с левой стороны — сердце пошаливало — и гнал мысль прочь.

Думать ему вообще не хотелось.

Ни о своей судьбе. Ни о судьбах России. Ни, тем более, о судьбах космоса в целом и Марса в частности.

Жить вечно не хотелось тоже.

Маленький юркий марсоход полз по ущелью, ловко обходя препятствия. Через каждые пятьдесят метров он останавливался и брал пробы грунта. Искал органику. Бактерии. Вирусы. Анализировал их модификации. Прогонял через свой электронный мозг гигантские массивы данных в поисках решения задачи: «Как победить врага, прежде чем засылать на Марс вторую экспедицию». Он день и ночь, без остановки, планомерно работал на эту победу.

Ущелье закончилось. Робот выпустил дополнительные манипуляторы и полез вверх, цепляясь за камни. Выбрался наверх и поймал блик от заходящего тусклого Солнца.

Вечернее небо над Марсом было сливово-серого цвета.

«Жаль, закурить нельзя», — рассеянно подумала копия Кириллового сознания, реплицированная в мозг робота-исследователя.

Марсоход замер на минуту, плавно раскачиваясь взад-вперед и любуясь закатом, а потом двинулся дальше — в сторону высохшего русла мертвой реки.

— Я охреневаю с этого сюрреализма! — воскликнул Шура, выбравшись из челнока. — Ты когда-нибудь такое видел, Миш?

— Нет, — угрюмо ответил я. — Такое — нет.

Красная тусклая пустыня от края до края. И небо над головой точно такого же оттенка. Кажется, что там, наверху, не воздушное пространство, а огромное зеркало, отражающее пески Марса.

Шура, вечно растрепанный крепыш-техник, подошел ко мне. Рука в грубой защитной рукавице хлопнула по плечу.

— Товарищ, верь! Еще лет пятнадцать, и здесь будет город-сад. Слушай, а отчего такой эффект? В прошлый раз даже днем звезды было видно.

— Атмосферники перестарались. Хотят вторую Венеру сделать.

— А, ну-ну. Удачи им.

Из челнока выбрались остальные два участника экспедиции. Денис, наш флегматичный капитан, присел и зачерпнул горсть песка. Красные ручейки протекали сквозь пальцы и падали, выбивая маленькие, но заметные облачка.

— Дождей все еще нет, — заметил он. — Маловато для семнадцатого года терраформа.

Анастасия, маленькая голубоглазая красавица, тут же засуетилась:

— Господа! Живо все ко мне за масками!

— Да нафига они нужны, — поморщился Шура. — Здесь воздух как на Земле.

— Пойдем, пойдем, Эликзандер, — сказал я. — Лучше маска, чем потом легкие от дерьма всякого чистить.

Я пошел к Насте. Шура задержался, присел и, с силой оттолкнувшись от поверхности планеты, сделал сальто назад.

— Люблю Марс, — весело воскликнул он. — Легко стелет.

Денис покачал головой.

— Детский сад, штаны на лямках. Ведь не в первый раз здесь.

— Вот именно! Я знаю, как наслаждаться этим обстоятельством!

Из соседнего челнока начали выбираться корабельные техники. Их задача — построить нам временный дом и улететь. Наша — собрать и проверить все данные, чтобы доложить затем Земле, как идет терраформ.

Денис все сидел и пересыпал песок из руки в руку. Потом растер его между пальцами.

— Интересная пыль, — сказал он. — Слишком быстро оседает для Марса. И цвет слишком насыщенный. Здесь месторождений рядом нет никаких?

Я пожал плечами и надел маску.

Обустроились мы в жилом комплексе, установленном километрах в пяти от моря Сирен. Стандартная предосторожность от бурь и прочей ерунды. Моря на Марсе вот уже года три перестали быть чисто номинальными. Сейчас в них по плану уже должны были появиться водоросли — особенные, вырабатывающие воздух в несколько раз активнее обычных, чтобы компенсировать его потерю из-за низкой гравитации.

Контроль терраформа проводился непрерывно. Обычно на Марсе всегда работало не меньше двух групп. В этот раз еще одна сидела в Амазонии, неподалеку от Никс Олимпика, другая — у озера Исмены.

Уже на третий день закипела рутинная работа: Настя проводила доскональный анализ воздуха и почвы, Денис составлял геологические и топографические карты, следил за изменениями в атмосфере. Шура решал все проблемы с аппаратурой, параллельно увиваясь за Настей. Мы с Денисом подозревали, что он периодически специально портит какой-нибудь прибор, чтобы побыть в ее обществе.

В моей епархии биосфера имелась. Животного мира на Марсе еще не было, но я на всякий случай раскидал датчики — терраформеры не всегда вовремя сообщали о своих планах, и мне не хотелось прошляпить какого-нибудь червяка-первопроходца. Но пока главной моей заботой стало море. Каждый день я мотался на мотовездеходе на берег, брал пробы воды, проверял фильтры-ловушки на предмет водорослей, которых здесь оказалось в избытке. Каждое утро я мрачно думал, что не то море назвали Красным — впрочем, здесь так пришлось бы называть любое море.

После работы собирались в общей комнате — мы называли ее кают-компанией: читали, болтали, играли в бридж и преферанс. Денис крутил кубик Рубика и периодически просил нас разобрать его так, чтобы цвета были расположены хаотично. Кубик, такой, что приятно взять в руки, был подарен Денису каким-то богатым филантропом и сделан из разноцветных титановых сплавов. Металлические грани сверкали всеми цветами радуги. С каждым днем мы все больше уставали от красного мира за стенами нашего дома, поэтому с удовольствием вертели в руках яркую игрушку.

Через неделю мы решили, что в масках нет необходимости. Марс казался необычно смирным, будто до начала терраформа, когда здесь вообще не было атмосферы. Поэтому мы недопустимо расслабились, и планета сразу же огрызнулась на непрошеных гостей.

В тот день Шура с Настей уехали вместо меня к морю взять пробы шельфового грунта. Мы с Денисом бродили по барханам, он делал замеры, я проверял показания датчиков, когда на горизонте показалось что-то необычное. Я заметил это первым и ткнул Дениса в бок:

— Смотри, у нас намечается развлечение.

Тому понадобилась буквально пара секунд на классификацию явления. Четко и спокойно, как всегда, он скомандовал:

— Песчаная буря. Собирай приборы и тащи все внутрь. Я предупрежу наших, вдруг они еще не заметили.

И, развернувшись, побежал в сторону моря. Я рванулся вытаскивать ближайший датчик, а когда снова глянул на бурю, обмер. Навстречу двигалась огромная красная стена в полнеба. Я плюнул на оставшиеся приборы и что было сил понесся к дому.