— Ну… да. — Старшина Сепп почему-то замялся. — Я жил в его доме, все равно большая часть пустовала: своей семьи у дяди не было.

— Почему? Он избегал женщин?

Стражник напрягся еще больше:

— Я такого не припомню… Наверное, ему просто нравилось быть свободным от обязательств.

Да, подобных мужчин много. Особенно среди тех, кто не желает делить ни себя, ни свое имущество с кем-то еще. Но казначею, привыкшему иметь дело с деньгами и знающему кучу способов сохранить и приумножить состояние, не к лицу было бояться открыть дверь своего дома перед женщиной.

Если только…

— У него имелась какая-то постыдная тайна?

Старшина Сепп вздрогнул, услышав мой вопрос, и, вместо того чтобы решительно ответить «нет», произнес ту самую фразу, которая равносильна чистосердечному признанию в преступлении:

— Почему вы так решили?

Я посмотрел через открытую дверь склада на Лус, уныло ожидающую окончания разговора, но хотя бы уже не качающуюся из стороны в сторону и заметно порозовевшую.

— Каждому человеку есть что скрывать от других. Но иногда удается встретить того, с кем нет нужды таиться и лгать. Правда, тут уже все зависит от самой тайны… А что мешало вашему дяде жить полной жизнью?

Блондин молчал довольно долго, раздираемый сомнениями. Скорее всего, не хотел порочить память родного умершего человека, поэтому пришлось выразиться яснее:

— Он все равно мертв, старшина. И уже не оживет. Единственное, что вам остается: похоронить дядю вместе с причинами его смерти либо вытащить их на свет божий. Решайте.

Легко ставить другого перед мучительным выбором. Будь я на месте светловолосого стражника, взял бы на размышление не меньше суток, а он справился намного быстрее. Тряхнул головой и сказал:

— Я хочу знать, почему он умер. И если его убили… Виновный должен быть наказан.

— Хорошо. Итак, дяде было что скрывать от близких?

— Да.

— Он сам рассказал вам или…

Старшина Сепп снова чуть покраснел.

— Я случайно заметил. Ну не то чтобы случайно… Дяде нравилось воровать.

Не самое приличное занятие для казначея. Хотя и самое ожидаемое.

— Как же он держался на службе?

— Он… он воровал только дома. Время от времени пробовал стащить у меня из кармана что-нибудь.

— Ради развлечения?

— Не знаю. Но за порогом он никогда не давал воли своим наклонностям.

— Иначе вы бы знали?

— Конечно. Я ведь слежу за порядком в порту.

— И давно он так развлекался?

— Сколько я его знаю.

— Вы не отговаривали его? Не пытались убедить, что это неподобающее занятие, пусть даже шуточное?

Стражник вздохнул:

— Один раз. Поговорил с ним начистоту.

— Помогло?

— Ну… наверное. Но дядя после того разговора долго казался таким несчастным, что мне стало совестно. Да пусть бы лучше воровал у меня, чем вечно печалился!

Добрый парень. И похоже, очень любил своего родственника. Готов был закрывать глаза на его шалости, которые…

А что, если казначей решил перенести свою «охоту» из дома на улицу? Племянник же его пристыдил, значит, в родных стенах воровать больше не хотелось. Вернее, прежнее развлечение не доставляло удовольствия, а тяга оставалась и только крепла. Наконец окрепла до такой степени, что терпеть стало невмоготу: казначей пошел, украл, принес добычу в укромное место. А что случилось потом? Хозяин украденного явился?

— Он был хорошим вором?

— Отвратительным, — признался старшина Сепп. — Его поймал бы за руку даже слепой и глухой старик. Поэтому дядя и не пытался воровать на улице.

Неудивительно тогда, что его легко выследили. Странно другое. Почему он решился?

— Вы сказали, казначей долго печалился? И в день смерти тоже?

— Нет, — подумав, ответил стражник. — Последний месяц вроде отошел от обиды. Пожалуй, даже повеселел.

Значит, что-то произошло. Что-то изменившее его жизнь.

— Нужно опросить всех, кто его знал. И особенно тех, кто видел его перед смертью. Справитесь?

Стражник кивнул.

— И не торопитесь с захоронением. Возможно, его тело еще понадобится.

— Как скажете, — согласился старшина Сепп, поправляя одежду умершего и ледяную крошку, а я вернулся на свежий воздух и только там почувствовал, что могу сделать глубокий вдох.

— Ну как, все выяснил?

— Многое. Кроме одного: что все-таки убило этого несчастного.

Лус пожала плечами:

— Нет ран? Сам умер. Голову напекло, к примеру. Он ведь был уже немолод?

— Да, из юношеского возраста вышел давно. И ран нет. Зато есть другие следы. И я таких точно никогда не видел.

Девичьи глаза сверкнули алым:

— Что за следы? Может, мне знакомы?

— Сходи посмотри, пока племянник все не упаковал обратно.

— Нет уж, — скривилась Лус. — Не люблю покойников. Лучше тебя послушаю.

Я не очень-то верил, что демон может мне помочь, но покорно описал увиденное:

— С ладонями трудно что-то сказать: один сплошной синяк, только есть участки чуть темнее прочих. Словно отметины от какой-то штуки. А вот на груди видно четко. Три темных пятнышка, а между ними кожа белесая, словно от ожога.

— Три пятнышка? — задумчиво переспросил демон.

— Да, и если провести между ними линии, получится треугольник. Небольшой, его можно легко накрыть ладонью. Видел что-нибудь подобное?

— Угу.

— Где и когда?

Вместо ответа Лус скользнула пальчиками между полами моей куртки, потянула за шнурок рубашечного ворота и мрачно предложила:

— Посмотри вниз.

Я опустил взгляд на собственную грудь и в следующее мгновение едва не забыл, как надо дышать: примерно в том же месте, что и на теле умершего, на моей коже тоже белел рубец. Треугольный. Правда, в его вершинах никаких темных пятен уже не наблюдалось.

— Что все это значит?

— У тебя такое было. Когда очнулся и посрывал с себя всю ту дрянь. Помнишь?

— Нужно уходить из этого города. Сейчас же.

— Думаешь?

— Казначея убили, извлекая эссенцию. Других вариантов нет. А это значит, что здесь орудует либо наша старая знакомая, либо…

— Зачем ей прятаться? — усомнился демон. — Она же у вас какая-то важная шишка, да? Могла бы просто велеть привести этого мужика к себе и делать все, что захочет. А племяннику было бы заявлено, чтобы забыл о дяде навсегда.

Да, скорее всего, так оно и было бы. Женщина с золотым знаком на синей мантии не стеснялась отдавать приказы, особенно тому, кто не желал подчиняться. Она легко могла прийти в любой Наблюдательный дом, сверкнуть своим звеном, потребовать хоть луну с неба и не ждать отказа. А здесь больше похоже, что действовали скрытно. Правда, почему же тогда не скинули тело в воду? Глядишь, унесло бы течением подальше. Вместе с вопросами. Ан нет, оставили на виду. В реку скинуть не могли, это понятно: вдруг всплеск услышали бы на набережной? Но могли припрятать здесь, среди тюков. Почему же не стали заметать следы?

Собирались тут же покинуть город? Возможно.

Хотели припугнуть кого-то и затравить? Тоже может быть.

Но все-таки — первое или второе?

— Если это кто-то другой, опасность становится только больше.

— Тебе виднее, — согласился демон. — Только я не уйду, пока не повидаю того, о ком говорил.

— Это сумасшествие.

— Согласен. Но если мы сбежим сейчас, упустим хороший шанс узнать о собрании.

— В Жемчужном поясе много городов, выбирай любой. У нас еще есть время рискнуть.

— Вот! — улыбнулась Лус. — И мы рискнем. К тому же хоть мой знакомец того мало заслуживает, стоит его предупредить об убийце. Это развяжет ему язык лучше, чем угрозы, уверен.

— Не самое умное решение.

— А дуракам везет чаще, чем умным! — подмигнул мне демон и повернулся к старшине Сеппу, наконец закрывшему за собой дверь склада. — Вы ведь многих в этом городе знаете?

— Конечно, эрте. А про кого не знаю, спрошу, если нужно.

— Очень хорошо! Помогите нам, пожалуйста. Где-то здесь живет человек по имени Трифф Тьезаре, нам бы очень хотелось его повидать.