– Ты пытаешься умереть?
– Верно, – сказала Рала.
– Ты шутишь!
– Нет, – ответила Рала.
– Не то, что бы я хотел вмешиваться, но, я уже однажды умер и могу тебе сказать, что это не так приятно.
– Я больше не могу терпеть, – прошептала Рала.
– Конечно. Хм. Боль, да?
– Боль я могу выдержать.
– Что-то хуже боли?
– Ужас, Талон. Страх.
– Понимаю. Это тяжело терпеть.
– Ты вернулся из мёртвых, чтобы мне это сказать?
– Что? Да. Нет! Э-э-э… Ну вот, ты меня сбила с толку.
– Ближе к делу, Талон! Тогда я, наконец, умру, и мы будем вместе мёртвыми.
– Очень плохая идея. Я сам слишком рано умер. Глупая ошибка. Ты можешь спокойно учиться на моих ошибках.
– Это не было ошибкой. Ты не мог ничего поделать.
– Я мог убежать, когда палка летела в мою сторону, – сказал медведь.
– Послушай, Талон: я не могу больше. Я устала. Я боюсь. Я хочу спать.
– Это ты уже говорила. Помнишь ещё, чем мы занимались в лесу?
– Охота?
– Точно! Охота. На кролика! Сколько удовольствия!
– Но не для кролика.
– Ты права. А помнишь, что делали кролики?
– Они убегали.
– Правильно. А помнишь, как они убегали?
– Зигзагами. Из укрытия в укрытие.
– Именно так они убегали! Маленькие гады. А помнишь, как часто они от нас уходили?
– Часто.
– Именно, моя девочка. Очень часто, – ухмыльнулся Талон. – Понимаешь, куда я клоню?
– Я должна сбежать?
– Ты очень умная девочка. Моя Рала! Давай сбежим вместе! Как раньше, в лесу, – Талон так посмотрел на Ралу, что она чуть не рассмеялась.
– И как я это сделаю? Я не могу двигаться. Я закована в машине.
– Знаешь, что хорошего в смерти? – спросил шёпотом Талон.
– Нет. Наверное, что всё проходит?
– Я же говорил, что ты не имеешь ни малейшего понятия о смерти. Нет, наоборот: ничего не проходит. Всё только начинается, золотко! Твой дух свободен. Свободен от мозга, поскольку мозг на самом деле просто темница, темница полная беспокойств и страхов. Когда ты умираешь, твой дух вырывается через решётки наружу, и ты впервые понимаешь, что означает свобода.
– Ближе к делу, Талон.
– Я могу научить тебя освобождать свой дух.
– На самом деле можешь?
– М-да, не совсем, не так, как мой, который дико летает в космосе и может видеть кольца Сатурна и прочие вещи…. Нет, так не могу! Так как для этого ты должна быть по-настоящему мёртвой. А этого же мы не хотим. Послушай! Я могу показать, как освободить дух от мозга, что бы он мог свободно парить в твоём теле. Это я могу!
Рала засмеялась.
– Я знаю, что на самом деле тебя тут нет, что ты лишь прекрасный сон, который помогает мне забыть боль. Но рассказывай дальше!
– У нас нет времени на споры, а то я бы тебя уже переубедил. Но ещё немного по этой теме: то, что вы, живые, называете снами, никакие и не сны. Но теперь идём! – Талон протянул ей огромную лапу.
Рала сомневалась.
– Ну, давай уже! – пробурчал Талон. – Давай исчезнем отсюда.
Вопрос Тиктака
Генерал Тиктак опять был в отличном настроении, как почти всё последнее время. Сегодня он начнёт опрос и это было первой, по-настоящему интересной частью его работы. Воля Ралы была сломлена. Что это был за крик! Это был не просто крик, а настоящие фанфары, сигнал о начале нового этапа их отношений. С сегодняшнего дня он начнёт разговаривать с Ралой, и они вместе направятся на поиски смерти. Сегодня начнётся процесс умирания.
Это был очень серьёзный момент и нельзя было осквернять его какой-либо глупой болтовнёй. Первый вопрос был самым важным. Он долго над этим думал. Вопрос должен был показать ей его страсть, а она должна ответить с нежностью и пониманием. Собственно говоря, это – задание для настоящего поэта, что делало генерала Тиктака особенно гордым, так как он самостоятельно придумал подходящий вопрос.
Медленными, мягкими шагами приблизился он к медной деве, склонился к ней и прошептал:
– Доставляет ли тебе ‹тик› это столько же удовольствия, как и мне?
Рала не отвечала. Конечно, она стеснялась, была удивлена его романтическим вопросом, искала, вероятно, подходящий ответ. Он должен дать ей немного времени.
Тиктак ждал.
Может быть, она его неверно поняла? Может быть, он слишком тихо спросил? Через несколько минут он повторил вопрос. На этот раз немного чётче:
– Доставляет ли тебе ‹тик› это столько же удовольствия, как и мне?
Теперь она обязана ответить, если она не хочет осквернить этот священный момент. Даже наглый ответ или проклятие были бы лучше, чем молчание.
– Доставляет ли тебе ‹так› это столько же удовольствия, как и мне? – проревел Тиктак в медную деву.
Нет ответа.
Генерал Тиктак не мог поверить. Любая другая жертва в подобной ситуации воспользовалась бы случаем, даже если это и помогло бы только на мгновение забыть о боли. Она не хотела знать кто он, тот, кто её пытает?
Ужасная мысль потрясла его: не мертва ли она? Он быстро проверил приборы: их показания были в порядке, она дышала, её сердце равномерно билось. Термометр смерти стоял на шестидесяти восьми.
– Я спрашиваю ‹так› тебя в последний раз и жду твоего ответа, – угрожающе сказал генерал Тиктак.
– Доставляет ли тебе ‹тик› это столько же удовольствия, как и мне?
Нет ответа. Теперь генерал Тиктак занервничал. Она жила – об этом говорили все его приборы. Воля было сломлена – об этом сказал ему её крик.
И тут, наконец, Тиктак понял. Конечно! Рала не была упрямой. Она не сошла с ума и не онемела. Нет, ей удалось то, о чём он даже бы и не подумал, что такое возможно.
Рала сбежала!
Она покинула темницу своего мозга и спряталась где-то в своём теле. Это было единственным объяснением. На этот раз крик, сотрясший стены камеры пыток, принадлежал генералу Тиктаку.
Короткая дорога
Укобах всхлипывал и вытирал слёзы с лица.
Они всё ещё шли по мрачному Мёртвому бору. Румо как раз закончил свою историю. Теперь Укобах и Рибезел знали о его чувствах к Рале, о его дружбе с Урсом и о его плане в одиночку пойти в Гел и освободить вольпертингеров.
– Это самое романтичное из всего, что я когда-либо слышал! – воскликнул Укобах. – На самом деле там, наверху всё так происходит? Безусловная любовь? Дружба до самой смерти? Вечная верность?
Из тумана над ними раздался неприятный визг, похожий на визг дикого зверя. Румо посмотрел вверх.
– Наверное, это обезьяны из Мёртвого бора, – сказал Рибезел. – Они должны быть очень опасны.
Румо ухватился за рукоятку меча.
– И как давно она, я имею в виду Рала, твоя возлюбленная? – просопел Укобах.
– Вообще-то она ещё не моя возлюбленная, – ответил Румо, понурив голову. – Я должен сначала её…завоевать.
– Подожди-ка! – отрезал Рибезел. – Ты тут, внизу, и хочешь освободить девушку, о которой ты даже не знаешь, любит ли она тебя?
– Ну, да, это – серебряная нить…
– Серебряная нить? – спросил Укобах.
– Ах, вам этого не понять!
– Нет! Этого я точно не понимаю! – сказал Рибезел. – Мы, гомункелы, очень мало понимаем в любви, по биологическим причинам. Собственно говоря – совершенно не понимаем! Но ставить на кон свою жизнь из-за любви, о которой ты даже не знаешь, существует ли она, вот этого я совершенно не понимаю!
Укобах немного успокоился.
– А что ты будешь делать, если ты покажешь ей шкатулку, а она тебе откажет? – спросил он.
– Об этом я ещё не думал, – ответил Румо.
– Мне кажется, что ты вообще очень редко думаешь, – сказал Рибезел. – Ты решаешь свои вопросы силой, с помощью твоего демонического меча.
Румо решил, что Рибезел ведёт себя слишком нагло для пленника. Очевидно, что эти двое потеряли к нему всякое уважение, после того, как он открыл им сердце. Он попытался сменить тему.
