Идея была достаточно сумасшедшей, чтобы понравится Гаунабу. Гелцы договорились с тумангородцами, иммунизировали их и затем газом загипнотизировали туманную медузу. В отличие от Снежинска Туманный город стал огромным успехом. Газ, пульсируя, расходился по всем районам города и гипнотизировал каждого, кто входил в город, в то время как сама туманная медуза спала глубоким сном. Этот сон был наполнен, как свидетельствовали постоянные нервные подёргивания тумана, оживлёнными медузьими снами – туман трепетал и шелестел, сгущался и развеивался, но постоянно оставался на одном и том же месте, как вечный паровой колокол, накрывший Туманный город и сделавший его огромной ловушкой, из которой никто не мог сбежать. А алхимик, выдвинувший эту идею, стал личным советником короля.

Самым же успешным оставался первый город-ловушка построенный Гаунабом шестьдесят вторым. За сотни лет город часто менял своё название. То он назывался Ункоградом, то Муминском, то Бертенхаймом – в зависимости от того, кто в нём жил, пока их не уносили в Гел. Однажды в окрестности города пришёл замониец по имени Гот, зашёл в город и увидел, что он пуст и в нём пахнет чем-то странным и кислым. А поскольку Гот был вольпертингером, то он назвал реку, протекавшую в городе, Вольпером, сам город он назвал Вольпертингом и занялся тем, что начал заселять город себе подобными.

Короля, строящего искусственные города и ловящего таким образом людей, чтобы затем сделать из них рабов или убить их, в другом месте, вероятно, посчитали бы душевнобольным. Но в глазах гелцев он был святым, даже, несмотря на то, что он часто голым выходил на балкон в своём дворце и стрелял в подданных зажжёнными стрелами. Гаунаб шестьдесят второй стал правителем открывшим дверь в наземный мир.

До сих пор история Гела рассказывала о расцвете и росте города, о победах и завоеваниях Гаунабов, но в Седьмом периоде для города настали тяжёлые времена: ужасные эпидемии, подземные землетрясения, нашествия насекомых – как будто одна за другой исполнялись все угрозы Красного пророчества. Но город был таким огромным, что подобные беды не смогли уничтожить его полностью, и жизнь продолжалась, несмотря на причинённый ущерб. Алхимики нашли средства против эпидемий, на местах разрушенных землетрясениями зданий были возведены ещё более пышные строения, насекомые были уничтожены. Но безостановочный рост города остановился и сменился упадком, но таким медленным, что даже правители этого не заметили. Гаунаб сменял Гаунаба, Театр красивых смертей видел и плохие, и хорошие времена, урожай из городов-ловушек собирался регулярно, но больше ничего особенного не происходило. В Восьмом и Девятом периодах этот застой перешёл в регресс и правящие Гаунабы впали в апатию. Они занимались только тем, что лелеяли свои причудливые болезни и председательствовали в театре. Город постепенно тонул в коррупции и вскоре погрузился, как и его короли, в безразличную летаргию.

Гаунаб последний был венцом всех ошибок и грехов, совершённых городом Гелом и его правителями. Он был самым ценным и странным созданием подземного мира, такой лживый и неправильный, такой тупой и злобный, каким только может быть живое существо. Так же, как он перепутал своё уродство с красотой, считал он жестокость искусством, ненависть любовью, а боль радостью. Он вообще много чего перепутывал: право и лево, верх и низ, хорошее и плохое, перед и зад и даже слоги в своих словах.

Гаунаб Аглан Азидаака Бенг Элел Атуа девяносто девятый был правителем Гела, королём подземного мира, властелином жизни и смерти в Театре красивых смертей и если бы когда-нибудь безумие и злоба решили бы объединиться и превратиться в живое существо, то они стали бы Гаунабом девяносто девятым.

Урс потёр глаза. Теперь он был уверен – всё это не сон. Слишком убедительно, слишком натурально всё происходящее, слишком бодро он себя сейчас чувствовал.

Дурман и кислый запах исчезли. Кто-то, не важно каким способом, принёс вольпертингеров в этот ужасный мир.

– Мы в аду? – спросил Коррин. – Как мы сюда попали?

– Не знаю, – сказал Урс.

– Как ты думаешь, что они от нас хотят? – спросил Коррин.

– О, боже, – простонал Урс, – Столько вопросов… Откуда я должен всё это знать?

– Я просто пытаюсь разобраться, – сказал Коррин. – До настоящего момента я считал, что это сон.

– Я тоже, – сказал Урс. – Но сны не могут быть такими отвратительными.

Урс опять посмотрел на ложу. Полные ожидания глаза всех зрителей были направлены на отвратительного карлика на троне. Позади него беспокойно туда-сюда двигалось высокое существо и пыталось устроить карлика поудобнее. Оно подавало ему фрукты и золотые кубки с напитками, оно взбивало подушки и обмахивало его веером, а иногда наклонялось к карлику, что бы что-то прошептать ему в ухо, после чего карлик противно кряхтел. Но, несмотря на то, как раболепно вёл себя чёрный, у Урса сложилось впечатление, что в этом спектакле он второе по значимости существо.

Фрифтар был главным советником Гаунаба последнего, советником в вопросах политики и стратегии, из семьи дипломатов, многие поколения служившей при дворе короля.

На фоне коренастого и уродливого Гаунаба Фрифтар создавал приятное впечатление. Он был худым, бледным и высоким, со слабой мимикой и жестикуляцией. Но только при прямом сравнении с уродливостью Гаунаба Фрифтар выглядел так хорошо, во всём остальном он, со своими демоническими чертами лица, крючковатым носом и выпирающими вперёд зубами, был похож на пугало.

Тот, кто считал Фрифтара серым кардиналом, управляющим из-за трона марионеткой-Гаунабом, тот непозволительно недооценивал сумасшедшего монарха. В Гаунабе последнем объединилось множество злых духов – наследие его бессовестных предков-тиранов. За почти сто поколений болезненно раздувшийся эгоцентризм сделал Гаунабов чрезвычайно чувствительными к любым видам заговоров. И если кто-то противопоставлял себя королю, то он противопоставлял себя всем Гаунабам. Он мог бы вести себя сколь угодно осторожно и умно, скрывая свои намерения, но полностью их скрыть ему бы не удалось. Гаунаб был безумным, необразованным, зверским и морально опущенным типом, но духи его предков сплочённо стояли за его спиной. Они помогали ему почуять самые изощрённые интриги и всякого, кто попадал на глаза разъярённому королю, ждала смерть. Фрифтару это было очень хорошо известно.

Больше всего боялся советник непредсказуемой смены настроения короля. Несмотря на малый рост Гаунаб обладал сверхъестественной силой, особенно сильными были его руки и челюсть. Когда его настроение неожиданно ухудшалось, он мог напасть на любого и в буквальном смысле разорвать его на куски. Единственным признаком, что вскоре произойдёт такая вспышка, было то, что король неожиданно затихал и замыкался в себе, будто слушал внутреннюю музыку. Взгляд его становился отсутствующим и застывшим, а улыбка ещё карикатурнее.

Сам Фрифтар чудом пережил уж три подобных припадка. Каждый раз ему помогало лишь то, что он достаточно быстро исчезал с глаз бешеного короля и подсовывал ему другую жертву.

Нет, только с дипломатией и умными интригами там нечего было и делать. Потребовалась тяжёлая, неустанная работа, чтобы Фрифтар получил это влиятельное место, на котором он сейчас находился. И только благодаря своему практически неестественному терпению ему удалось стать незаменимым для Гаунаба. Он стал зеркалом, в котором король видел себя красивее, чем он фактически был, эхом, которое звучало умнее, чем король на самом деле был, тенью с более элегантными контурами, чем королевские. Когда Гаунаб что-то говорил, Фрифтар повторял это более деликатно. Когда король что-то спрашивал, советник формулировал ответ так, будто он уже был в вопросе. А когда король говорил непонятное, как обычно путая слоги, то Фрифтар механически переводил это в нормальные слова. Наравне со многими другими вещами Фрифтар был постоянно занят тем, что пытался быть на один шаг впереди своего короля. Это удивительное достижение, на которое в Геле никто, кроме Фрифтара, не был способен, и делало Фрифтара незаменимым. То, что король этого достижения не только не заметил, но и даже не заподозрил, было личной победой Фрифтара, поскольку показывало, как незаметно он плёл свои интриги. Вероятно, даже незаметно для предков в больном мозгу Гаунаба.