С поляками поступили просто. Агентуре Управления в Польше удалось получить документ из штаба 10-го корпусного округа о проведении призыва резервистов на чрезвычайные сборы, составленный в январе 1931 года. Перевод этого документа был направлен заместителю начальника Штаба РККА Левичеву. В сопроводительном письме, подписанном Берзиным и главным аналитиком Управления Никоновым, отмечалось, что «подобного рода сборы являются частичной мобилизацией, имеющей в польских условиях большое значение», и могут проводиться в случае «вползания» Польши в войну. Материалы были отправлены в Штаб РККА в марте 1932 года.
Записка о мобилизационном развертывании французской армии была направлена в Штаб РККА 5 апреля 1932 года. 12 страниц машинописного текста вместили всю информацию, которая имелась в Управлении. Были исследованы численность армии мирного и военного времени, общие принципы мобилизации, мобилизация пехотных и кавалерийских частей. Основной вывод, к которому пришли аналитики Управления, — оборона против нападения Германии и союзной с ней Италии. В разделе записки, исследовавшем численность и состав армии военного времени, отмечалось: «Франция должна быть готова к обороне на северо-востоке, откуда может появиться ее главный противник, на юго-востоке — против возможных атак со стороны Италии и в Северной Африке против атак со стороны какой-либо морской державы». Обстановка весны 1940 года была предсказана точно. И уж конечно, в записке не было сказано ни слова о возможном военном союзе двух врагов — Франции и Германии.
А к Берзину продолжала поступать информация из ИНО ОГПУ. Общий тон этой информации — назревает новая война крупнейших европейских государств против Советского Союза. И главный поджигатель войны — канцлер Германии фон Папен. Карандаш начальника Управления подчеркивал наиболее характерные фразы в сообщениях: «Папен считает, что мягкотелость германского правительства в отношении Восточной Европы должна быть резко изменена…»; «Папен давно считает, что эпоха расширения взаимоотношений между СССР и капиталистическим миром кончилась…». Конечно, канцлер может считать все что угодно — это его право. Но реальную политику страны определяет не мнение главы государства, а вооруженная сила, поддерживающая эту политику. Серьезных вооруженных сил у Германии не было. И нужны были годы огромного труда и колоссальные затраты для того, чтобы они появились. Берзин гораздо лучше, чем руководители ИНО, знал возможности германского рейхсвера, скованного в своем развитии ограничениями Версальского договора. Канцлер может сколько угодно ездить в Париж и Лозанну, но с государством, имеющим только стотысячную армию, никто ни о каком серьезном военном союзе договариваться не будет. Эту военно-политическую аксиому начальник военной разведки усвоил очень хорошо. В сообщении из Берлина от 1 июля 1932 года он подчеркнул фразу: «Хотя сейчас и не заметно непосредственной опасности нападения на СССР, но война против СССР не заставит себя долго ждать». Странная оценка обстановки — и непосредственной опасности нападения нет, и война не заставит себя долго ждать. Одно утверждение исключает другое, но это, видимо, не смущает тех, кто посылал сообщение из Берлина в Москву.
Информация была тенденциозной, а иногда и противоречивой. И шла она на самый «верх» без серьезного анализа. Это было естественно, так как анализировать военно-политическую информацию в ИНО было некому. Берзин хорошо знал структуру центрального аппарата политической разведки, знал, что никакого аналитического центра там нет и его создание не планируется даже в перспективе. Влезать в работу чужого ведомства и давать свои рекомендации он не мог, да и с его мнением в руководстве ОГПУ никто не стал бы считаться. Не мог он и открыто выступить перед высшим партийным и военным руководством страны с критикой работы политической разведки и с обвинениями в тенденциозности ее оценок военно-политической обстановки в Европе. Такое выступление никогда бы не допустил Ворошилов — для него указующее и руководящее мнение Политбюро (то есть Сталина) было законом и руководством к действию. Поэтому свое мнение и свои оценки тенденциозности в разведке Берзин мог высказать только в завуалированной форме, без конкретных указаний на информацию ИНО и перед такой аудиторией, где его выступление выглядело бы естественно и не вызвало резкой критики наркома.
Такая возможность представилась осенью 1932 года. Начался новый учебный год в Военной академии, и начальник кафедры разведки попросил Берзина прочесть лекцию для слушателей выпускного курса. Была предложена свободная тема по общим принципам ведения стратегической разведки, и не ограничено время лекции. Поэтому начальник Управления мог сказать то, что считал нужным, высказать свое мнение и проанализировать информацию военной разведки для оценки военно-политического положения страны, не вызывая нареканий и упреков со стороны руководства наркомата. А в том, что содержание лекции будет доложено и наркому, и начальнику Штаба РККА, он не сомневался.
Стоя около трибуны, Берзин вглядывался в зал. В первых рядах сидели преподаватели кафедр разведки и истории военного искусства. Почти всех он хорошо знал, особенно сотрудников кафедры разведки, которые довольно часто бывали в Управлении, решая свои вопросы, связанные с разработкой лекций и проведением семинарских занятий. А дальше почти весь зал был заполнен слушателями академии. Лекция не афишировалась, объявление не вывешивали — хотели собраться в узком кругу в одной из аудиторий. Но молва о приезде начальника разведки разнеслась быстро, слушателей собралось много, и пришлось перейти в актовый зал. Перед таким количеством людей он выступал очень редко и, конечно, сильно волновался.
— Я хотел бы поговорить о некоторых проблемах работы военной разведки. О ее работе, функциях, направлениях деятельности в мирное и особенно в военное время, к сожалению, говорят мало и на лекциях, и на семинарских занятиях. Поэтому мое выступление считайте как бы дополнением лекционного курса по разведке.
Берзин посмотрел в зал. Слушали внимательно, заинтересованно. Некоторые ироничные улыбки преподавателей — не в счет.
— Людендорф, конечно, прав: «война не учебник арифметики». Но алгебры в ней много. Каждая война, каждая операция и бой — это уравнение со многими неизвестными. Даже очень хорошо поставленная разведка бессильна решить все из них. Но она должна, она обязана возможно более уменьшить их число.
Разведчик постоянно и очень тщательно изучает войска возможных противников. Обобщает, систематизирует и анализирует всю информацию о них, которая поступает в Управление по легальным и нелегальным каналам. Но это о противнике. А вот «свои войска» часто отпадают для разведчика как предмет специального исследования. Его ищущая мысль по необходимости лежит по ту сторону фронта. Но опасность впасть в абстрактное изучение, оторванное от запросов и возможностей потребителя, заставляет и разведчика если не специально изучать, то, во всяком случае, хорошо, по-настоящему знать свои войска, свою армию, без этого разведчик становится мертвым добытчиком и держателем ценнейших сведений о противнике, не зная, для чего, когда, кому и какие из них нужно добыть и отдать. Это, конечно, все элементарно. Но еще не везде и не всегда создается эта абсолютная необходимость обязательного знания разведчиками своих войск, и еще попадаются разнокалиберные разведывательные чудаки, все в «стратегическом» масштабе, похваляющиеся тем, что «мы, мол, изучаем только противника». Эти чудаки редки — это правда. Они вымирают — тем лучше. Но хотя и в единичных экземплярах, они еще сохранились.
Берзин основывался на собственном опыте. Как руководитель стратегической военной разведки он отлично знал численный состав и вооружение Красной Армии, знал все достоинства и недостатки в организации и боевой подготовке. Не было для него тайной и перспективное планирование развития армии на вторую пятилетку. В руководстве Штаба РККА хорошо знали «Старика». Он получал нужную ему информацию и у начальников ведущих управлений, и у заместителей начальника штаба. Так что ему было что сравнивать, сопоставлять и анализировать при подписании обзоров по вооруженным силам возможных противников. Он хорошо знал, кому из руководящих работников и что именно надо было добывать, чтобы эта информация была использована при текущем и перспективном планировании.