Он развлекался тем, что вел игру с незримым опером, стоявшим за его “наседками”. Одного из них он сходу “расколол”, сказав, что точно знает, что тот “стучит”. Саша пригрозил, что как только выйдет на свободу, то раздобудет его агентурное дело у своих приятелей в Конторе, цена вопроса — пятьсот баксов, и расскажет всем, на кого тот стучал на протяжении своей “карьеры”.
На следующий день его вызвал лефортовский опер: “Зачем ты мне дуришь агентов?”
— Пришли другого, — ответил Саша. — Этот мне не нравится. Он храпит.
Но что Сашу действительно удивляло, так это вопросы следователя, которые вслед за ним повторяли “наседки”: их интересовало все, что было связано с кремлевской “семьей” — Юмашевым, Волошиным, Татьяной, Ромой и Павлом Бородиным, начальником кремлевского Управления делами. Каковы их привычки, взаимоотношения друг с другом, с кем общаются, как тратят деньги, и так далее. Было очевидно, что следователь совершенно не понимает истинного положения Саши в кругу Бориса. Да, он был знаком с некоторыми из этих людей, но не настолько близко, чтобы ответить на вопросы, даже если бы захотел.
В те времена Саша не разбирался в политике и не мог понять, что все это могло значить; он даже не знал, что это такое — кремлевская “семья”. Потом в Лондоне мы много говорили, пытаясь задним числом разобраться в подоплеке его ареста. Чей же он все-таки был узник? Скуратова? Или Путина?
Мы так и не пришли к однозначному выводу. И та, и другая версия содержала противоречия.
Путину, например, не было резона интересоваться взаимоотношениями Юмашева с Татьяной, да еще у Саши; все и так происходило у него на глазах. Его не могли интересовать секреты Бородина — он сам проработал в Кремле два года. Но Саша-то сидел в тюрьме, подчиненной Путину, по обвинениям, сфабрикованным путинским Управлением собственной безопасности. Так почему же следствие имело явную противокремлевскую заданность?
В конце концов мы решили, что, очевидно, обе версии справедливы. У Путина были свои причины отправить Сашу за решетку, но он сделал это руками противника. Он сдал его, бросил, как кость, Скуратову — пусть забавляется. Скуратов терзал Сашу, потому что тот был другом Бориса, а Путин радовался, потому что считал его изменником Конторы.
ПРОБЛЕМА ПРЕЕМНИКА, КОТОРУЮ обсуждали Борис с Путиным, стоя на лестничной площадке перед лубянским лифтом, мучала и самого президента. Кого назначить престолонаследником? Как писал Ельцин в “Президентском марафоне”, к концу апреля 1999 года судьба Примакова была решена. Ельцин “очень сожалел”, но в политической окраске премьера обнаружилось “слишком много красного цвета”.
Хотя он не обсуждал этого еще ни с кем, даже с самим избранником, для себя Ельцин уже решил, кто это будет: Путин, верный и некоррумпированный Путин. Проблема заключалась в том, что объявлять об этом было еще рано.
“Он должен появиться позже, — описывал свои размышления президент. — Когда слишком мало времени для политического разгона — это плохо. Когда слишком много — может быть еще хуже. Общество не должно за эти «ленивые» летние месяцы привыкнуть к Путину. Не должна исчезнуть его загадка, не должен пропасть фактор неожиданности, внезапности. Это так важно для выборов — фактор ожиданий”.
Однако Примакова следовало убирать немедленно, так что Ельцину требовался временный, промежуточный премьер-министр.
Он выбрал Степашина — человека со слабым характером и пухлым лицом, у него было больше шансов получить одобрение Думы. Коммунисты будут страшно довольны, что бесцветный Степашин станет их оппонентом на выборах. Стратегия заключалась в том, чтобы усыпить их бдительность, продержав Степашина на премьерской должности несколько месяцев, а затем неожиданно выставить кандидатуру Путина. Это выбьет их из равновесия.
12 мая, через три недели после возвращения Березовского в Москву, Примаков был уволен, и Дума с легкостью утвердила Сергея Степашина в должности премьер-министра. Приятель Бориса Владимир Рушайло занял освободившийся пост министра внутренних дел. Уволенный Примус тут же уехал отдыхать. Он ушел с высоко поднятой головой. Еще бы! Самый популярный политик России с рейтингом шестьдесят процентов, в то время как популярность Ельцина упала до двух.
НА ТРИ ЛЕТНИХ месяца политический метаболизм России ежегодно перемещается в зеленый дачный пояс Подмосковья. В один из теплых вечеров в самом начале июня на дачу президента НТВ Игоря Малашенко пожаловали гости — неразлучная кремлевская парочка Таня-Валя. Они приехали не просто так, а с важной миссией: выяснить, что думает Малашенко о Путине. Можно ли рассчитывать на поддержку НТВ, если он будет назван престолонаследником?
— Я был в ужасе, — рассказывал мне Малашенко много лет спустя. — Я сказал им: ведь он же кагэбэшник. Как можно ставить кагэбэшника? Это преступная организация!
— Но ты ведь с ним даже не знаком, — возразили Таня-Валя. — Он совсем не такой. Он демократ. И на сто процентов преданный человек. Он не сдал Собчака и не сдаст нас. Папе он очень нравится.
Игорь согласился встретиться с Путиным, прежде чем составить о нем окончательное мнение. И вот в воскресенье, 6 июня, на даче одного из давосских олигархов, главы “Альфа-банка” Петра Авена состоялись “смотрины”. Путин прибыл с двумя дочками.
Дом Авена, его бьющая через край роскошь, должно быть, сильно подействовали на двух девочек-подростков, дочек скромного государственного служащего. Они молчали весь вечер.
Разговор между взрослыми тоже не очень клеился. Говорили о вечной московской проблеме — отключении горячей воды на летние месяцы. Путин держался, “как партизан на допросе”. Атмосфера несколько оживилась с прибытием жены Малашенко, которая вернулась из аэропорта, где провожала дочь в Лондон — та училась в Англии в частной школе и приезжала домой на каникулы. Заговорили о достоинствах английского образования. Путин и его дочки в общий разговор не вступали.
Тут раздался звонок. Звонила дочь Малашенко. В Хитроу ее не встретили: не могла бы мама позвонить в школу?
— Детка, сейчас воскресный вечер. В школе наверняка никого нет, — сказала жена Игоря. — Ты большая девочка. Бери такси, назови шоферу адрес, и он отвезет тебя в общежитие.
Она повесила трубку. И тут Путин заговорил.
— По-моему, это ошибка — то, что вы сделали. Никогда нельзя быть уверенным в том, кто может оказаться за рулем под видом таксиста.
У Малашенко отпала челюсть. Он что — шутит?
Но Путин не шутил. Ведь Малашенко в России не последний человек, он один из творцов общественного мнения. Он безусловно находится в сфере интересов западных спецслужб. Ему следует быть более осторожным в вопросах безопасности своих близких.
В его тоне не было и намека на шутку. Директор ФСБ был всерьез озабочен безопасностью дочки Малашенко.
— Вот она — кагэбэшная психология! — объяснил мне Малашенко. — Как только я это услышал, все встало на свои места. Ну разве можно двигать такого человека в президенты?
Потом между Путиным и НТВ произошло много всякого. Но если говорить об истоках, то этот эпизод на даче был первым звеном в цепи событий, завершившихся год спустя штурмом НТВ отрядом ОМОНа в масках.
11 ИЮЛЯ ЕЛЬЦИН с семьей отбыли в летнюю резиденцию Завидово в ста двадцати километрах к северо-западу от Москвы. А через четыре дня Юмашев вернулся в город и разыскал Березовского.
— Бэ-эн принял решение, — объявил он. — Это Путин. Как ты думаешь, он согласится?
Борис ответил, что он уже говорил с Путиным на эту тему, но тот не проявил интереса.
— Ну ты, пожалуй, единственный, кто может его уговорить.
16 ИЮЛЯ 1999 года “Гольфстрим” Бориса приземлился во французском курортном городе Биарриц на берегу Бискайского залива. Путин с женой и дочками отдыхали здесь в недорогом прибрежном отеле. Мужчины уединились для разговора.