Я сдерживал себя, задавал вопросы с подковыркой, но, честно говоря, все во мне ликовало: Тельман жив, Тельмана можно спасти! Я вспомнил школьный митинг в Веселом после поджога рейхстага. В этот день мы узнали об аресте Эрнста Тельмана. Горящие глаза ребят, сжатые кулаки: «Рот фронт!»
Тельман… Это имя стояло для меня в одном ряду с самыми дорогими именами.
— Хорошо, — сказал я Паулю, — постараюсь связаться с командованием. До ответа — вы наши гости.
В лагере нас уже ждал Гардый. Я кратко изложил ему содержание разговора с Паулем. Гость Гардому почему-то не понравился.
— Не верю швабу!
— Он наш товарищ.
— Это еще надо доказать…
Гардый ушел и час спустя возвратился в сопровождении долговязого рыжего парня. Оказалось, тот тоже побывал в Бухенвальде. Пауль обрадовался «камраду». На все вопросы отвечал обстоятельно, со знанием таких деталей, которые могут быть известны только человеку оттуда.
Я вышел проводить Гардого и его спутника.
— Ну как?
— Был он, был в лагере. Мне даже лицо его кажется знакомым. И эти поперечные шрамы на лбу. Где я его видел?
Гардый стоял на своем:
— Не спешите. Езус Мария, только не спешите с запросом командованию. Надо проверить.
Немногим раньше мы получили такую радиограмму:
«Голос. Предупреждаем, что гестапо забрасывает в партизанские отряды и разведгруппы своих агентов, переодетых в гражданскую форму или под видом советских военнопленных. Будьте осторожны.
Павлов».
Неужели Пауль и Магда тоже провокаторы? Не верится. Держатся очень естественно. Но почему Пауль так не нравится Гардому? И Ольга твердит: «Не верю, не верю».
Вызвал Метека. Бывший телохранитель Ольги ходил у нас в связных. Лишь утром пришел от Грозы.
…Пауль и Магда весь день просидели в землянке, которую мы им отвели. Вечером я пригласил их к себе поужинать. Метек, как было условлено, только и ждал этой минуты. Залез под нары Пауля, притаился. Возвратились гости навеселе. Тут же уснули. Метек тоже задремал. Проснулся от сердитых голосов. Магда шепотом распекала Пауля. Тот отвечал… по-польски.
Утром наш повар позвал гостей на «сниданье». Метек бросился ко мне. Мы взяли их во время завтрака, сытых, уже поверивших в свою счастливую звезду. Прибежал Гардый:
— Отдай их нам, капитан Михайлов. У меня на провокаторов нюх. Люблю с ними разговаривать.
Сначала наши «гости» возмущались арестом, повторяли свои ответы. Первой заговорила Магда. Да, агенты гестапо.
На очных ставках грызлись, словно саранча в банке, и, все еще на что-то надеясь, топили друг друга.
Пауль действительно был и в Бухенвальде и в Освенциме, но не заключенным, а надзирателем, потом начальником отдела. И по совместительству — «подсадной уткой» в польском блоке. Под Данцигом когда-то учился в польской школе, отлично знал язык. Избитого, его подсаживали на недельку в блок к новичкам, не очень искушенным в тонкостях лагерной жизни. К концу недели из польского барака в бункер переводили всех, кого заносил в свой список Пауль.
Уводили и его в тот же бункер, камеру-комнату. Пауль предпочитал жить рядом со своими жертвами.
Ночью он выходил из своей комнаты, надзирательским ключом открывал соседнюю камеру и представал перед вчерашним «пшиятелем» по бараку в эсэсовской форме. Тащил ошеломленную жертву в свою камеру, аккуратно вешал мундир. Любил Пауль медленную, мучительную смерть, вопли, хрипы, затянувшуюся агонию.
Магду Пауль встретил в лагерном публичном доме. Она тоже сделалась «подсадной уткой» в женском бараке. Обрабатывал Магду тот же Пауль. Однажды поляк, побывавший в бункере и чудом вырвавшийся оттуда, узнал Пауля в бараке и успел сообщить об этом новой партии заключенных, участникам Варшавского восстания. В первую же ночь Пауля связали, избили. Утром его нашли полузадушенным. Спас железный организм. После этого случая начальство решило использовать Пауля с его напарницей на новой работе.
Мы судили их именем польского и советского народов.
Мне первому пришлось объявить приговор на русском языке. Гардый прочитал на польском. Его боец по поручению двух отрядов объявил:
— Цум тод!
ГРОЗА «РАБОТАЕТ» НА ФЮРЕРА
«Павлову. Есть возможность через Правдивого устроить Грозу на работу в КРО. Если разрешите, я сделаю немедленно.
Голос».
«Голосу. Грозу устроить в КРО. Задача — полная легализация. Используя легальное положение, добыть данные о гарнизоне в Кракове, Сосновце. Донести немедленно, в качестве кого он там будет работать, его обязанности в КРО, кто его начальник, доложите, кто и какие документы ему даст дополнительно. Как будет организована связь с ним? Жду выполнения задач, поставленных вам ранее. Проверьте Правдивого и Молнию еще раз. Радиопитание через Правдивого.
Павлов».
Мы с нетерпением ждали этой телеграммы. Гроза больше месяца регулярно встречался с Отманом в кафе, ресторанах Кракова и Кшешовице. О делах в публичных местах разговоры не вели. Разыгрывали закадычных друзей, которых, кроме выпивки и веселой офицерской компании, ничего не интересует. Потом усаживались в автомобиль Отмана и отправлялись за город «проветриться». «Инс грюне» — на зелень, лоно природы, как говорил в таких случаях Отман-Правдивый. Он был хитер, осторожен, боялся каверзных штучек подслушивания в собственной машине.
Забирались в глушь, выходили «инс грюне», и тут только начинался настоящий разговор. О всех встречах мне постоянно докладывал Гроза.
У нас не было оснований жаловаться на Правдивого. Отман каждым донесением подтверждал свою кличку.
Он работал много. Дотошно, с чисто немецкой пунктуальностью собирал и передавал разведданные о 1-й и 4-й танковых, о 17-й полевой армиях. Наши донесения фронту в те дни нередко начинались так:
«Павлову. Правдивый сообщил: штаб 17-й армии в Окоциме. Состав армии: 59-й стрелковый корпус, штаб в Недомице, 11-й мотострелковый корпус «СС», штаб в Либуше. Состав 59-го корпуса: 371-я и 359-я пехотные дивизии, 544-я фельдгренадерская дивизия. Состав 11-го корпуса: 78-я и 546-я фельдгренадерские дивизии, 208-я и 96-я пехотные дивизии. Дислокация дивизий в радиограмме № 76».
«Павлову. Сообщение Правдивого. Дивизии 17-й армии занимают такие участки фронта: 371-я — от Вислы до Радомышль-Вельки, 359-я — от Радомышль-Вельки до Дембицы, 544-я — от Дембицы до Недзяды, 78-я — от Недзяды до Фриштака, 546-я — от Фриштака до Осек, 208-я — от Осек до Дукля, 96-я — от Дукля до Поляны.
Голос».
Несколько дней спустя Комар передала в эфир:
«Павлову. Взят в плен обер-ефрейтор Пленкер Юзеф, радист штаба 59-го корпуса. Согласно его показаниям, в состав корпуса входят 359-я, 371-я, 544-я гренадерские дивизии. Командир корпуса генерал Горихт, штаб корпуса остановился в селе Зембжице.
Голос».
Показания гитлеровского радиста оказались для нас и РО фронта очень ценными. Они подтверждали точность сообщений Правдивого. И вот теперь разрешение-приказ на работу Грозы в КРО.
Не окажется ли Алексей в мышеловке? Одно дело — поддерживать связь с контрразведчиком-абверовцем, встречаться с ним, другое — проникнуть в само логово, пройти хитрейшую и — не исключается — жестокую систему испытаний, проверок.
Но игра стоила свеч: полная легализация, положение, пропуск, возможность бывать в укрепрайоне Кракова — такое могло только присниться.
Мы все взвесили с Алексеем.
— Надумал я, — сказал Алексей при встрече Отману, — поступить (они уже были на «ты») к тебе на работу. Как ты на это смотришь, Курт?
Надо сказать, что будущий шеф Грозы — он же его подчиненный — был большим любителем афоризмов, острых словечек. Когда дела шли хорошо, Отман сыпал ими как из рога изобилия. Например, он говорил о себе: «Муха, которая не желает быть прихлопнутой, безопасней всего чувствует себя на самой хлопушке».
