— Нет. А что?

— Да так... человечка одного мне надо там разыскать... о месте он хлопочет.

— А ты о Степане Кондратьиче, слыхал, — вмешался в разговор другой кондуктор, — вот как раз на Окуловке, о которой господин заговорил, какой-то бывший служащий здорово деньги тратит, кутит.

— Кто такой? — равнодушно спросил Назаров, хотя сердце его так и запрыгало.

— А вот этого, господин, не сумею вам ска­зать. Я от служащих других это слышал. Рассказывали они, будто этот человек прежде кем-то служил при станции, а потом его уволили. Уди­вительное дело! И откуда только люди столько денег берут, что по трактирам, да по девицам гуляют? Тут вот работаешь, а только-только семью про­кормишь...

Разговор прекратился. Этот счастливый случай укрепил Назарова в еще большей уверенности, что розыски, предпринятые для поимки преступника, на­правлены по верному пути. Он сгорал от нетерпения скорее прибыть на станцию Окуловка и начать облаву на хищного двуногого зверя. Жар ищейки-охотника проснулся в нем и овладел им с победной силой. Назарову казалось, что поезд тянется особенно медленно. Вот наконец, слава Богу, выкрик кондуктора:

— Станция Окуловка, поезд стоит три минуты!

Был восьмой час вечера. Темная январская ночь, казалось, трещала ледяными иглами лютого мороза. Темный фон ночи несмело прорезывал свет станционных фонарей. Желтовато-красное пламя керосиновых ламп вы­хватывало из тьмы близнаходящиеся предметы.

На станции сразу все оживилось: пробегали, отдавая приказания, служащие станции, появился станционный телеграфист, забегали багажные кондуктора, раздался стук молоточка о колеса вагонов.

Назаров стоял на платформе станции и нетерпеливо ожидал отбытия поезда. Вот раздалась трель оберкондукторского свистка, глухо в морозном воздухе прохрипел паровозный гудок, и поезд, громко дыша, медленно стал уходить.

Назаров поспешно подошел к начальнику станции:

— Вы начальник станции?

— К вашим услугам.

— Прошу вас в вашу комнату. Я агент сыскной полиции. Необходимо сейчас же переговорить по крайне важному делу.

Придя в кабинет начальника станции, Назаров рассказал ему, в чем дело, и попросил помочь ему в розысках.

— Все, что могу... располагайте мной, — проговорил взволнованный начальник станции.

— Видите ли, господин Бринкер, в этом деле необхо­димо соблюдать величайшую осторожность. Надо, чтобы Михайлов....

— Их двое: один — Иван Михайлов, бывший стрелочник, ныне уволенный, а второй — брат его, Федор, служащий в трактире.

— Прекрасно. Надо, чтобы они не узнали о готовящейся на них облаве. Поэтому я выработал такой план: прежде всего я, конечно, обращусь к содействию полицейской власти, приглашу ее для помощи. Затем вот что: не можете ли вы указать мне из числа ваших служащих какого-нибудь честного, осторожного, осмотрительного, словом, верного и надежного человека, ко­торый знал бы и в лицо, и местожительство Михайлова?

— Могу вам порекомендовать Лукинского, — ответил Бринкер. — Он старший стрелочник Окуловки, за его добросовестность я ручаюсь.

— Прекрасно. В таком случае будьте любезны послать за ним, а я немедленно распоряжусь о вызове станового пристава. Вы позволите мне послать за ним вашего жандарма?

— О, пожалуйста...

Назаров черканул несколько слов на карточке приставу, приглашая его сейчас же явиться с чинами полиции, и через минуту жандарм полетел к нему.

Между тем на станцию явился Лукинский, так хорошо аттестованный начальником станции.

— Ты знаешь, любезный, Михайловых, и осо­бенно Ивана Михайлова? — спросил Назаров, вни­мательно вглядываясь в малосимпатичную наруж­ность старшего стрелочника.

— Как не знать, ваше благородие... Он ведь служил у нас... Пустой человек, а только, ваше благородие, явился он три дня тому назад из Пи­тера и больно много денег с собой привез. Золотые монеты у него объявились и вещи разные. Фу-ты, ба­тюшки, денег-то сколько! Как приехал и давай ку­тить с братом своим, Федором. Дым коромыслом.

— Где же кутили они?

— А в трактире Сметаниной.

— Скажи, Лукинский, как ты думаешь, где они теперь должны быть? — спросил Назаров.

— Да где же им быть, кроме трактира?.. Наверное, там.

Назаров еще раз тихо обратился к начальнику станции с вопросом, можно ли довериться Лукинскому.

— Говорю вам, господин агент, — ответил Бринкер, — я за него ручаюсь.

— Ну, Лукинский, так ты вот что сделай: от­правляйся сейчас же и разыщи, где находятся Ми­хайловы. Если их нет в трактире, то ищи в другом месте. Но помни: ни единым словом не про­говорись им о том, что их ищут! Слышишь?

— Слышу, ваше благородие, будьте спокойны... Сам понимаю.

— И как только ты их найдешь, сейчас же беги сюда! Не мешкай, время дорого. Ну, ступай.

Прошло около получаса, в течение которого Назаров с нетерпением поджидал прибытия местной полицейской власти.

И вдруг произошло то, чего Назаров и, думается, сам начальник станции ожидали менее всего. Произошло нечто водевильное, которое было бы смешно, если бы не было столь грустно... и нежелательно.

Лукинский возвратился на вокзал еле держась на ногах, до такой степени он был пьян. Он шатался из стороны в сторону, язык его совсем заплетался!

— Однако хорошо вы знаете тех людей, которых рекомендуете и за которых вполне ручаетесь! — с негодованием обратился Назаров к сконфуженному и перепуганному начальнику станции. — Знаете ли вы, что благодаря этому весь успех поимки предполагаемых убийц может свестись к нулю?

— Простите, — бормотал Бринкер, — я его никогда не видел пьяным. Экий мерзавец!

— Ты что же это, любезный, нализался раньше вре­мени? А? Обрадовался чему? — напустился на него На­заров. — Ну, говори: отыскал Михайловых?

— О… от... отыскал, — еле пробормотал «пример­ный» старший стрелочник.

— Где же они?

— В трактире.

— В каком?

— В трактире... говорю вам, в трактире...

Как раз в это время прибыл и пристав 3-го стана Крестецкого уезда, коллежский секретарь Краснов всего с одним десятским.

— Неужели у вас нет еще полицейских служи­телей? — обратился Назаров к приставу. — Помилуйте, что мы будем делать с одним десятским? При­дется, быть может, устраивать засаду, а то и силой забирать этих молодцов... Где же другие? Где урядник?

— А черт их знает, где их нелегкая носит! — буркнул пристав.

Взять жандарма со станции было нельзя, так как сейчас должен был прибыть поезд.

— Нечего делать... времени терять нельзя, тем более что этот Лукинский мне очень подозрителен. Кто его знает: очень просто, что предупредил Михайловых. В путь, господа! — воскликнул Назаров.

Шествие, состоящее из пристава, начальника станции, Лукинского, десятского и Назарова тронулось с вокзала. Когда эта процессия вышла с вокзала, она очути­лась в полнейшей тьме. Не было ни луны, ни звезд, ни... фонарей.

Богом спасаемая Окуловка совсем потонула в мо­розной тьме.

— Далеко до трактира Сметаниной? — спросил На­заров.

— Нет, близко... — ответил пристав.

После бесконечных переходов то вправо, то влево Назаров увидел деревянное здание, довольно ярко освещенное. Это и был трактир Сметаниной.

— Вот что, господа, вы останьтесь здесь, у дверей, так как ваше появление может спугнуть Михайловых, а я войду в трактир один, с этим пьяным дураком. Как только я свистну — спешите ко мне.

И сказав это, Назаров, пропуская вперед себя Лукинского, смело вошел в гостеприимное заведение Окуловской купчихи. Обычная обстановка захолустных трактиров. Столы, покрытые красными скатертями, колченогие стулья, буфет-выручка, клубы дыма от махорки и дрянного табаку, нестройный гам от многих голосов и от­вратительный, удушливый воздух, пропитанный винным и пивным перегаром.

— Где же Михайловы? Которые? Указывай! — прошептал Назаров, сжимая руку старшего стрелочника.

Лукинский выдернул руку и пьяным голосом, заикаясь, дерзко проговорил:

— А я почем знаю... Никаких Михайловых тут нет... Ничего не знаю.