¾ По зеленой улице ходил, — сказал Келчевский. — Ну, брат, не упирайся. Ты беглый солдат, и звать тебя Федором Ивановым.

Но он уперся. Два месяца прошло, пока мы соб­рали о нем все справки и восстановили его личность. Тогда он сознался и перечислил все свои преступления.

Действительно, он оказался Федором Ивановым, бывшим рядовым Ковенского гарнизона. Там он проворовался и сбежал; его поймали и наказали шпицрутенами через 500 человек. После этого он вновь проворовался и бежал вторично, и вторично был наказан через 500 человек. Его сослали в арестантские роты в Динабург, и он оттуда бежал в 1854 году. Зверь на свободе!

Он объявился в Петербурге, занимался кражами, а в следующем году познакомился в сторожке Славинского с Михаилом Пояненом и начал свои страшные разбои. Он один убил крестьянина Кокко и матроса Кулькова, вместе с Калиною — чухонца на Ропшинской дороге, потом опять с Пояненом удушил Корванена. После этого сошелся с Калиною Еремеевым, Иваном Григорьевым и остальными и, приняв над ними командование, стал производить страшные грабежи и убийства, участвуя почти во всех лично.

Он смеялся, рассказывая про свои подвиги, а все, показывавшие против него, трепетали при одном его имени. И действительно, я не видал более типичного разбойника, разве что Михаил Поянен с детскими гла­зами.

Следом за ним выступает Калина Еремеев, 22 лет. Бывший пехотный солдат, а теперь крестьянин. Он производил впечатление добродушного парня, а между тем все удушения в Петербурге совер­шены были им с Ивановым, да еще в Кронштадте он убил крестьянина Ковена и жену квартирмейстера Аксинью Капитонову.

¾ Пустое дело, — добродушно объяснял он процесс убийства. — Накинешь сзади петлю и потя­нешь. Коленом в спину упрешься. Он захрипит, руками разведет, и все тут!

Этот Калина вместе с Федором Ивановым были ужасны. Между прочим, Калина рассказал про убийство под Ролшею неизвестного человека, которого они там же и похоронили.

Мы выехали с ним на место убийства. Пустынная дорога, перелесок, и тут, под сосною, Калина указал рыть. И мы вырыли труп с проломленным черепом. Другой труп он указал в Кронштадте, труп матроса Кулькова, которого он убил ударом долота в грудь. Эти двое были, по сравнению с прочими, настоя­щими разбойниками. Остальные все участвовали понемножку. Так, Василий Васильев вместе с Калиною задушил толь­ко (!) двух человек; Григорий Иванов и Федор Андреев занимались только кражами и в крови рук не пачкали; извозчик Адам Иванов знал в лицо «душителей», но не доносил на них из боязни. Затем женщины, являясь любовницами убийц, укрывали часто и их, и вещи, а Стефания, как выясни­лось, была в некотором роде вдохновительницей убийц.

Шайка была организована образцово. После убийства «душители» ехали прямо в дом Дероберти, и там дворник дома, Архип Эргелев, прятал и лошадь, и экипаж в сарае. Иногда у него стояло по три лошади. Сторожа Сверчинский и Славинский давали «душителям» приют, и у них в домиках совершались и дуван, и попойка, и составлялись планы. Изредка они покупали и вещи, но этим делом больше занимался содержатель портерной Федор Антонов.

Картины, одна страшнее другой, проходили перед нами на этом следствии, и на фоне всех ужасов на первом плане рисовались люди-звери, настоящие разбойники: Федор Иванов, Калина Еремеев, Михаил Поянен и Александр Перфильев.

Первые два были у нас и уже во всем повини­лись, а двое других все еще гуляли на свободе. Я искал их без устали вместе с Ицкою Погилевичем, и наконец мои старания были вознаграждены успехом. Я поймал их обоих.

Первым попался Поянен. Для поимки Михаила Поянена нужно было только время. Он был все-таки человеком, любил красивую Стефанию и должен же был интере­соваться ее участью.

Я решил, что рано или поздно, но он наведается к Анне Славинской, которая жила теперь одна в осиротевшей сторожке, и организовал непрерывное де­журство за этим домом. И расчет мой оправдался, но только через полтора месяца. Поставленный мною агент донес, что на рассвете в будку заходил мужчина, по описанию схожий с Пояненым, пробыл минут десять и ушел.

Я только кивнул головой. Так и должно было быть.

¾ Следи, — сказал я агенту. — И когда он станет оставаться на ночь или на день, по второму разу ска­жи мне!

Прошло еще дней десять. Наконец агент пришел и сказал:

¾ Надо полагать, с девкой сошелся. Каждую ночь теперь ночует. Придет так часов в одиннадцать и уходит в пять либо в шесть!

¾ Хорошо, — ответил я. — Сегодня его поймаем! Иди и следи. К двум часам я приду к тебе сам!

Я попросил к себе на помощь двух богатырей (Смирнова с Петрушевым) и в два часа ночи был против будки № 9. Она имела еще более зловещий вид, потому что из ее окон не светилось огня. Кругом было темно. Ночь была мрачная, безлунная...

Я едва нашел своего агента.

¾ Здесь. Пришел, — прошептал он.

Я взял в темноте за руки Смирнова и Петрушева и сказал им:

¾ Пойдем к дверям и постучим. Если отворят, сразу вваливайтесь, а я дверь запру. Фонарь с вами?

¾ Здесь!

¾ Давайте его мне!

Я взял фонарь, приоткрыл в нем створку, нащупал огарок и приготовил спички. Потом мы втроем смело подошли к дверям и я постучал в окно. Никто не отозвался. Я постучал крепче. За дверью словно пошевелились. Потом Анна крикнула:

¾ Кто там?

Я изменил свой голос и ответил:

¾ Отвори! От Стефании и от отца!

За дверью опять все смолкло, но затем звякнула задвижка и дверь чуть-чуть приоткрылась. Моим молодцам этого было довольно. Они мигом распахнули дверь и вошли в комнату. Раздался страшный крик перепуганной Анны. Я вошел за ними, тотчас запер дверь и зажег фонарь. Это было делом одной минуты. Перед нами стояла Анна в одной длинной сорочке.

¾ А где Мишка? — спросил я.

Она продолжала кричать как резаная:

¾ Какой Мишка? Я ничего не знаю. Вы всех за­брали. Оставьте меня!

¾ Ну, братцы, идите прямо к двери, на ту сторо­ну! — сказал я. — Да осторожно. Смотрите направо. Он там, может быть, за печкою.

Я не успел кончить, как Анна бросилась к две­ри и заслонила ее собою.

¾ Пошли вон! Не пущу! — вопила она.

Я потерял терпенье.

¾ Берите ее! — крикнул я.

Она стала сопротивляться с яростью дикой кошки, но мои силачи тотчас управились с нею. Смирнов сдернул с кровати широкое одеяло, ловко накинул на нее, и через две минуты она лежала на постели спеленатая и перевязанная по ногам и рукам. Тогда она стала кричать:

¾ Спасайся!

В ту же минуту распахнулась дверь, и из нее, страшный, как сибирский медведь, выскочил Мишка Поянен. В руках у него была выломанная из стола ножка.

¾ А, ты здесь, почтенный! — крикнул я ему.

Мой голос привел его в бешенство, и он, забыв о двух моих пособниках, с ревом кинулся на меня и... в ту же минуту лежал на полу. Петрушев подставил ему ногу и сразу насел на него. Чтобы связать его, потребовалось минуть пять. Тогда я приказал развязать Анну, и мы вышли из сторожки № 9 со связанным Пояненым.

На другой день мы снимали с него допрос. Личность его была удостоверена раньше. Ему было всего 30 лет. Выборгский уроженец, типичный чухонец, угрюмый, мстительный, злой, он был у себя на родине четыре раза под судом за кражи и два раза был сечен розгами по 40 ударов каждый раз. Это было все, что мы о нем узнали, а сам он от всего отрекался: не узнавал Славинского, Стефании, Калины, меня; отказывался от всякого соучастия в преступлениях и, хотя его убеждали и я, и Келчевский, и Прудников, и пристав, и даже пастор, не ска­зал ни одного слова признания. Но улики против него были слишком очевидны, чтобы он мог этим путем избегнуть наказания. Так окончилась поимка Поянена.

С Перфильевым дело было труднее, и мне помог только счастливый случай.

Кстати, о «случае». В деятельности сыскной полиции очень часто встречается этот «случай», а незнакомые с нашими приемами люди часто даже иронизируют по этому по­воду, приписывая все наши открытия случайностям. Но случайность случайности рознь. Действительно, нам всегда помогает «случай», но дело в том, что мы сами ищем этот случай, что мы гоняемся за ним и в долгих неустанных поисках наконец, натыкаемся на него. Мы знаем места (темные, трущобные), где разыскиваемый может ненароком попасться, и в этих местах беспрерывно дежурим, часто с опасностью для жизни, напрягая и слух, и зрение. И «случай» оказывается, но насколько удача наших поисков будет обязана случайности, это еще открытый вопрос, и я склонен думать, что не будет нескромностью приписать что-нибудь и нашим способностям и энергии. Но я отвлекся.