— Какое бессмертие?

— Естественное. Конечно, насильственная смерть не поддается учету. При разрушении организма — ничего не поделаешь. Но естественная смерть устраняется. То же самое, конечно, и старость. Вы знаете — ведь давно известно: борьба велась в области чисто практической. Главное то, что причины эпизодического характера. Не в существе организма. Принципиально клетка бессмертна. Давно известно, главные центры внимания — железы, отчасти семенники, кишечник. Прежде всего, конечно, яды кишечника — самоотравление. Гормоны. Но я не буду задерживать…

— Нет, ничего. Расскажите поподробнее.

— История вопроса с девятнадцатого — двадцатого века. Вы помните имена: Мечников, Воронов, Штейнах, Сехар… Но история, конечно, неважно. Уже лет полтораста, как удалось достигнуть для некоторых организмов, сравнительно даже высоких. В лаборатории имеются экземпляры крыс… Но для человека, ясно, эти средства недостаточны. Сами понимаете, чем выше строение, тем труднее. Специализация клеток, потеря способности к делению клеток. Падение регенерации. Но всё это — затруднения эпизодические. Теперь удалось: действие, по-видимому, безошибочное. Боюсь похвастаться, но, кажется, одновременно устраняются и все инфекционные заболевания. Простите, что задерживаю. Если пожелаете, можно приступить к массовой прививке. Санатории обойдутся недорого — хотя я не подсчитал еще точно. В общем — довольно просто: двухнедельный курс прививок и всё. Хотел предложить на ваше решение. Ввиду некоторой важности, конфиденциально…

Аффар уже не сидит, ходит по комнате. Остановился, размышляет,

— Благодарю за сведения. Приму во внимание. Окончательного ответа пока не даю. Пока ничего не публикуйте. Даже, еще лучше, держите вообще в секрете: распорядитесь также в лаборатории. Я подумаю.

— Конечно, конечно, я так и считал. Я распоряжусь — все будет исполнено. Простите за беспокойство. Привет…

Поросячье лицо. Улыбка. Ротик-бутон. Препротивная рожа! Исчезла.

Аффар ходит вперед и назад. Надо обдумать. Сразу и не учтешь последствий. Доктор Пай — хоть физиономия противная и болтает, как баба, а надо считаться — ученый солидный. Следовало бы поговорить с Заго.

Несомненно, это довольно странная дружба. Аффар и Заго. Ну, что такое Заго? Официально — музыкальный критик. Сам себя называет поэтом, а на самом деле, по-видимому, ни то, ни другое. Стихов не пишет, музыка — единственное искусство, к которому равнодушен. Собирает, правда, какие-то безделушки — всякие старенькие фигурки и вазочки, но и археологом настоящим назвать нельзя. Никакой системы, никакой эрудиции. Некоторые считают философом. Но какой он философ? Даже специального образования не имеет. Другие уверяют: знаток среднего Возрождения. Пустяки! Венецианца от <жителя> Падуи не сразу отличит. Мало ли — развесил по стенам и делает вид, что любуется. Хороший специалист — тот какого-нибудь Виварини с крытыми глазами узнает, еще скажет: ранний или в расцвете. Одним словом, Заго не имеет специальности, личность никчемная — дилетант.

Что в нем только нашел Аффар?

***

Аффар идет через комнаты. Какая четкость походки. Комнаты мрачные, стены затянуты темной материей, пустые, только поблескивают рупоры да какие-то циферблаты по стенам. В комнатах почти и мебели нет. Всё гладко, прямо, остро — ничего лишнего.

В комнате секретарь. Аффар на ходу:

— Я скоро вернусь. Если что нужно, вызывайте.

Щелкает стеклянная дверь. Лифт. Четырехместная кабинка, два дивана. Аффар садится.

Заго живет в Индии. Отсюда тысяч пять километров; путешествие изрядное — больше получаса. Забрался же в такую даль! Но он уверяет, что в Индии воздух лучше. Живет в одном из верхних зданий, выпустил башню поверх свода. С его балкона, поверите ли, можно небо увидеть. Не в телескоп, а так — собственными глазами. Он большой оригинал — Заго.

От помещений Аффара к дому Заго — прямая труба. Ни одного пересечения, ни одного поворота, а вы знаете, как это важно. Сами знаете, отвратительно, когда лифт каждую минуту тормозит: так и кидает вперед-назад, а здесь дал газ — и летит без задержек. Двигатель, конечно, ракетный. Труба — с выкаченным воздухом, без всякого трения, лифт висит на магнитах. Средняя скорость в час — тысяч девять километров. Это система М-D, тип двадцатый — самая лучшая. Еще одно преимущество: кабинка ложится все время по линии максимального давления, поэтому давление вдоль тела, книзу, гораздо спокойнее.

Поворачивается включатель. Фыркает задний газ, переходит в шипение. Всхрипывает кабинка, чуть-чуть поддается в ногах. Сразу тяжелеет тело, не очень — ускорение всего пять метров в секунду. Кажется, лифт поднимается кверху, но это, конечно, обман — просто повернулась кабинка. Ш-ш — понеслись.

Аффар погружается в мысли. Предложение Пая серьезно, серьезнее, чем думает. Затруднения будто бы чисто практические. Скажите! Как будто Аффар сам ничего не соображает. Несомненно, фактор временный — смерть, никто не спорит. Но важно вот что: почему развился? Видно, полезен. И, действительно, школьнику известно, смерть — один из двигателей. Параллельно с половым размножением. Размножение — все время дает новые комбинации, двух синтезирует. Смерть — отметает старые. Природа экспериментирует, ищет: все новые и новые пробы… Впрочем, это уже философия…

Затихает двигатель: середина пути. На мгновение тело легчает: принимает вес, как всегда. Но — на мгновение. Качнулась кабинка — и снова шипение: заработали тормоза.

Сейчас максимальная скорость — тысяч восемнадцать. Вот бы налететь на что-нибудь. Что бы осталось!

Мысли бегут. Философию в сторону. Важно принять решение. Вот на сегодняшнем совете: перенаселение Венеры. Все силы на охлаждение центра. Яблоку негде упасть. Давка. Вокруг бессмертие. Дети по-прежнему: постоянный прирост, а облегчения никакого. Значит, если бессмертие — детей по боку? Дело опасное. Нет, об этом надо поразмыслить серьезно, кажется, ничего из этого дела не выйдет…

У-ух… толчок. Затихли моторы. Подбрасывают пружины дивана. Приехали.

Аффар откидывает стеклянную дверь. Выходит из лифта.

***

— Аффару привет.

Заго лежит на кушетке. Чуть приподнялся на локте: встречает.

Из чашки через стеклянную трубочку тянет Заго какую-то жидкость.

— Не хотите ли? Бульон. Уверяю. Рецепт семнадцатого столетия. Ну, конечно, химия, эрзац, но рецепт настоящий. Специально для меня изготовлен. Не хотите? В наш век питательных сывороток — не плохо.

Комната удивительна. Против кушетки, правда, экран — без этого не обойтись; громкоговорителей тоже немало. Но зато у противоположной стены, посмотрите: полки, во всю стену полки! А на полках — что бы вы думали? Самые настоящие книги. Серьезно, в переплетах. Вот так Заго!

— Ко мне? Редкий случай. Но, погодите, прежде взгляните на это. Я давно хотел показать. Хотел даже вызвать, но наши экраны так перевирают тона… Решил воздержаться, показать, когда приедете. Посмотрите, нравится?

В руке у Заго обрубок темного дерева.

— Смотрите — несомненно, двадцать третий, период упадка. Примитив. Но как подан материал! Доставил эту прелесть один архитектор, нашел при работах. Смотрите — как упрощенность форм подчеркивает идею: тяжесть, сказать бы даже, грузность левой ноги, и легкость, стремительность правой. А дерево, дерево — тон! Бронза, зеленая бронза!

Заго, не правда ли, очень красив. Локоны. Ресницы — два сантиметра. Почти не сказать, что вставные. Одет в какую-то бледно-жемчужную тунику. Почти голый. Кожа — девятнадцать лет, скажите, самом деле? Между нами, четыре раза омолаживался.

На ногах — кольца.

— Заго, что вы думаете о бессмертии?

— Бессмертие? Не знаю. Вот смерть… Ах, у меня новый поэт — молодой. Хотите, вызовем — он вам напоет. У него о смерти. Недавно пел. «Бледнеть и блики. Блеклость и блики. Красное. Кровь. Крематорий…» Аллитерация на «л» — увядание, последнее бульканье: «бл-бл». И как меч: «Бр. р. р» — рассекающая смерть. Бесподобно!