- Не делай опрометчивых решений, это может быть для тебя опасно,- впервые в голосе старца появляется металл.

- Тогда мне проще тебя убить,- усмехается Идар.

- Это невозможно, я давно мёртв.

- Живой мертвец?- Идар откровенно улыбается.

- Нет, я мёртв, в понимании этого мира.

- Ты безумен.

- А что такое безумие?- старец смеётся, словно простуженный ворон.

- Действительно,- задумался Идар.- Все мы в какой-то мере психи. А ты мне начинаешь нравиться, старик.

- Я к твоим услугам, правитель,- старец вновь кланяется.

- Пожалуй, я дам тебе приют и даже отдельный дом. Но мне не нужны эти людоеды, от них смердит мертвечиной.

- Они уже не едят людей, я им разъяснил, что это плохо, они на пути к очищению, они мои ученики.

- Это видно,- Идар со скептическим видом глянул в их тусклые глаза.- Ладно, веди своих … учеников.

Ворота со скрипом отворяются, и странная процессия молчаливо входит внутрь. Идар смотрит им в спины и ещё не совсем понимает, как извлечь из всего этого выгоду. Он раздражён тем, что в душе, словно хлопья жирного пепла, опускается страх. Старик страшен своим безумством, и он может влиять на людей, даже зеки-людоеды и те, бредут за ним с покорностью жертвенных козлов. Ясно как день, он обладает внутренней силой, способной парализовать волю, но он не стремиться её использовать против него. Может, он затеял собственную игру, а быть может, на роду вот таких необычных людей, прописано подчиняться воли всякого рода правителям? В любом случае отдавать его своим врагам не следует, пусть будет под присмотром. Если ситуация начнёт выходить из-под контроля, убить его всегда будет время.

Идар подзывает Дмитрия. Надсмотрщик, с недоуменным видом взирающий на тщедушного, на первый взгляд готового даже от громкого чиха отдать богу душу, старика, подходит к Идару, по привычке ударяя плёткой по своим сапогам:- Что за клоун?- осклабился он.

Идар недовольно нахмурился, обжигает пронизывающим взглядом Дмитрия, на лице которого застыло брезгливое выражение и тот с готовностью опускает взгляд, плётку засовывает за пояс, что свидетельствует о его растерянности:- Грот, что используем как тюрьму,- Идар задумался, он даже не спросил имя старца,- отдашь ему. Трёх рабов дай и охрану выставь. Обо всех его телодвижениях сразу докладывай.

- Зачем нам нужен старый дед?- пожимает плечами Дима.

- Если потребует каменщиков и плотников, выделишь,- Идар игнорирует его вопрос.- Иди, действуй.

- Хорошо, сделаю,- Дмитрий пожимает плечами и скорым шагом догоняет старика:- Эй, как тебя? Стой!

- Меня будешь называть старцем Харитоном,- глухо молвит тот из-под капюшона.- Мне нужен тот грот, что используете под тюрьму, приведёшь мне трёх рабов, охрану выставь, а завтра, чтобы были плотники и каменщики,- после этих слов он продолжил путь, а за ним безвольно двинулись зеки.

- Ладно, сделаю,- в некотором потрясении говорит Дмитрий, а в животе становится гадко, словно выпил гнилой воды.

Алик мнёт панаму, трясёт козлиной бородкой и горячо говорит:- Так и было, дед глянул на свору собак и те обсыкаться начали.

- А ты?- хохочет Антон.

- Что я? Мы с Машей в засаде сидели,- обижается Алик.- Сами у неё спросите!

- Угомонись, Антон,- Виктор вскользь улыбнулся, но в глазах поселяется тревога.- Что дальше было?

- Дед к псам подошёл, а те и двинуться не могут, зарезал суку и зекам отдал, а сам сказал, что придёт за ними.

- Ну, а зеки … что?- нетерпеливо спрашивает Виктор.

- Они и шагу сделать не могли. Не иначе наш дедушка экстрасенс.

- Ты, случаем, травку не курнул?- скривился Антон.

- Да помолчи ты!- резко обрывает его Виктор.- Откуда дед этот появился?

- Кто ж его знает,- бородка понуро свешивается вниз, Алик обтирает вспотевшее лицо панамой и нахлобучивает её на голову.- Одно скажу, дед очень опасный, если пойдёт к Идару, проблем у нас прибавится.

- Так как он крестился?- хмуро спрашивает Викентий Петрович.

- Странно, по диагонали, причём сжатым кулаком.

- Какая-то секта, причём новая,- мрачнеет батюшка.- Сейчас на свет повылезает такое, что и в годы Перестройки при Горбачёве не снилось. Он точно к Идару пойдёт, ему люди для секты нужны.

- Такие способности, круче калаша будут,- Виктор чувствует неприятное подсасывание в желудке, словно от голода. Жизнь его людей с сей минуты находится в смертельной опасности.

- Дед старый, скоро сам загнётся,- Алик стягивает панаму с головы, вновь обтирает лицо.

- Такие как этот дед, из-за старческого склероза забывают о смерти и живут в одной поре, переживая своих нетерпеливо ждущих детей, а затем и внуков,- невесело хохотнул Антон.

- Мы не внуки, чтобы ждать его смерти,- невесело улыбается Виктор.

- А может его как-то можно нейтрализовать?- Алик скисает как молоко и становится лицом похожим на свою истерзанную панаму.

- Правильная мысль,- Виктор окатывает его внимательным взглядом,- мой приказ, как только он окажется в прицеле АКМА …

- Жестоко!- дёргается Алик и тихо добавляет:- Он такой старый … на моего дедушку похож … только он давно умер.

- А этот живой и с удовольствием заберёт твою молодую душу,- Викентий Петрович со вздохом погладил парня по голове.- Видно мне лично придётся идти на разведку, тучи над нами сгущаются, а с забором надо поторопиться.

- С тобой пойдёт тренер,- кивает Виктор.- И вот ещё, калаш возьмёшь, при случае деда ликвидируй и если получится … Идара.

- Для священника мне тягостно слушать твои слова,- вздыхая, крестится Викентий Петрович,- пойду, помолюсь, может бог даст мне какой-то знак. В раздумье я, всё переворачивается в моей вере, нельзя священникам убивать. Но и жизнь моих близких в смертельной опасности, не спасать её, значит быть сообщником убийцам и не будет за это прощения … но в то же время …. ударили по одной щеке, подставь другую …

- Иди, молись,- мягко тронул его за плечо Виктор,- бог даст тебе знак. Я думаю, здесь иной случай.

…………………

Викентий Петрович, бледный словно смерть, обливаясь потом, молится, никто не имеет права его отвлечь. Душа в страхе, он ждёт божьего знака и истово верит, но сомнения терзают и выворачивают душу. Смирение – вот одна из главных заповедей, но тогда – смерть. И что останется? Неужели душа, безропотно, словно тупая овца, давшая убить её тело, созданное по божьему подобию, останется светлой и чистой? А может – это бог проверяет? Боже, дай мне знак!

Гадюка скользнула в щель, зависает над виском священника, замечает бьющуюся жилку сонной артерии, бросается, но Викентий Петрович интуитивно улавливает движение и расплющивает её голову кулаком. Затем долго смотрит и с потрясением произносит:- А ведь это враг … это знак … знак свыше.

Лицо просветляется, всякие сомнения разлетаются, словно мрак ночи, Викентий Петрович достаёт нож, проверяет лезвие на остроту и решительно бреет бороду. Затем, вытягивает из рюкзака пятнистый камуфляж. На период военных действий, он снимает с себя сан священника и становится спецназовцем, прошедшим подготовку в мыслимых и немыслимых горячих точках, в данный момент он нужен именно в этом качестве. Его

взгляд теряет всякое смирение, энергия звенит в теле, рефлексы вспоминают все навыки, несколько приглушенные образом смиренного священника. На самом дне рюкзака Викентий Петрович находит ящичек с длинными гвоздями – это не для плотнических дел, пальцами зажимает холодный стержень и, неуловимым движением швыряет. Резкий свист и жирный паук растёкся, проткнутый сталью.

- О, а это что за мужик?- Антон спотыкается о свою ногу, встречаясь с ясным взглядом безбородого Викентия Петровича, когда тот выходит из своего укрытия, похлопывая ладонью по бритым щекам.

- Одеколоном бы сбрызнуть, без бороды, словно без трусов, освежает и хочется скакать по росе, сверкая голой жо …- улыбается Викентий Петрович.

- Ты ли это, батюшка?- Антон приседает от неожиданности.