Неудивительно, что ее речь повергла присутствующих в ошеломленное молчание. Сэр Винсент достал табакерку и осторожно вдохнул щепотку своей любимой смеси. Именно он и прервал затянувшуюся паузу.

– Итак, преступление раскрыто! – заметил он. – Не делайте такое негодующее лицо, Софи! Вспомните, что наша дорогая Санчия собирается приготовить ужин!

– Этот дом, – провозгласил вдруг мистер Фэнхоуп, совершенно не прислушивавшийся к разговору, – прекрасен! Я должен осмотреть его.

С этими словами он взял со стола лампу и пошел с ней к двери, выходившей в коридор. Сэр Винсент аккуратно отобрал ее у него и вернул обратно на стол, заметив:

– Мой юный друг, смотрите, сколько вашей душе угодно, только возьмите свечу, прошу вас!

– Сэр Винсент, – начала Софи, и в ее глазах зажегся воинственный огонек, – будь я мужчиной, вы бы дорого заплатили мне за это предательство!

– Дорогая Софи, вы стреляете лучше, чем девять из десяти знакомых мне мужчин, так что если кто-либо из нас потрудился захватить с собой пару дуэльных пистолетов…

– Никто, – решительно вмешалась маркиза, – не будет стрелять из пистолета, потому что пальбу я ненавижу больше всего. Кроме того, у нас есть куда более насущная задача: необходимо приготовить ужин!

– Полагаю, вы правы, – с сожалением сказала Софи. – Человек должен есть! Но теперь я понимаю, насколько дальновидным оказался мой кузен Чарльз, когда предупреждал меня о том, чтобы я не имела с вами категорически никаких дел, сэр Винсент! Я и подумать не могла, что вы нанесете сэру Горацию столь подлый удар в спину!

– В любви и на войне, дорогая Софи, все средства хороши! – напыщенно изрек он.

Она с трудом сдержала язвительный ответ, уже готовый сорваться с ее губ. Он улыбнулся понимающей улыбкой, подошел ближе, взял ее за руку и негромко сказал:

– Подумайте немного, Юнона! Мне победа требовалась гораздо больше, чем сэру Горацию! Разве я мог устоять?

– «Amor ch’a null’amato amor perdona»[110], – мечтательно продекламировал мистер Фэнхоуп, который после странствий по холлу снова оказался в пределах слышимости.

– Именно так, мой поэт! – радушно откликнулся сэр Винсент.

– Нужно будет попросить мисс Рекстон, чтобы она перевела для меня эти строчки, – сказала Софи, – но если они означают то, что я думаю, то это не так! Впрочем, нет ничего более глупого, чем поднимать шум из‑за того, что невозможно исправить, поэтому я больше ничего не скажу. К тому же мне нужно подумать о более важных вещах!

– Воистину, – согласилась маркиза. – Я знаю способ, как приготовить только что убитую курицу, посему сейчас сэр Винсент немедленно убьет для меня двух кур – ведь эта женщина говорит, что кур у нее в избытке, – и тогда я буду довольна.

С этими словами маркиза вместе с миссис Клаверинг удалилась на кухню, величественно подметая пол своим шлейфом из тонкого муслина и вздымая при этом густые клубы пыли. Софи и сэр Винсент последовали за ней, и, поскольку мистер Фэнхоуп к этому времени уже обнаружил библиотеку и при свете свечи отправился инспектировать книги, лорд Чарлбери остался один. Но вскоре к нему присоединился сэр Винсент, который вошел в холл, держа в руках покрытую паутиной бутылку и несколько бокалов.

– Шерри, – сообщил он, ставя бокалы на стол. – Если мне суждено стать куриным палачом, то я должен сначала подкрепиться. Однако я надеюсь уговорить смотрителя совершить убийство вместо меня. А как вы умудрились поранить руку?

– Софи прострелила ее навылет, правда, кость не задета, – ответил его светлость.

– В самом деле? Нет, вы только посмотрите, какая мужественная женщина! Полагаю, у нее были на то причины?

– Совсем не те, о которых вы подумали! – парировал Чарлбери.

– Я никогда не сужу о других в меру общепринятой испорченности, – заявил сэр Винсент, осторожно и тщательно протирая горлышко бутылки, после чего принялся разливать вино по бокалам. – Во всяком случае, не тогда, когда речь идет о Великолепной Софи. Вот, угощайтесь! Одному Богу известно, сколько оно пролежало в подвале! Полагаю, мы не будем пить за ваше счастливое бегство с возлюбленной?

– Боже милостивый, нет, конечно! – ответил Чарлбери и побледнел при мысли о такой возможности. – Я обожаю Софи – совершенно искренне и беззаветно! – но сохрани меня Господь от женитьбы на ней!

– Если уж не Господь, то Ривенхолл – наверняка, – заметил сэр Винсент. – А вино очень даже недурное. Смотрите, не прикончите бутылку до моего возвращения и не тратьте вино на поэта!

Он вновь удалился вальяжной походкой, надеясь со стороны понаблюдать за экзекуцией в курятнике, а лорд Чарлбери, вознося молчаливую благодарность своей раненой руке, налил себе второй бокал шерри. Вскоре из библиотеки вышел мистер Фэнхоуп, держа в руках изъеденный молью том. Он благоговейно продемонстрировал книгу его светлости и сказал:

– «La Hermosura de Angelica»[111]! Никогда не угадаешь, где можно наткнуться на настоящее сокровище. Я должен показать ее маркизе. Кому принадлежит этот прелестный дом?

– Сэру Горацию Стэнтон-Лейси, – с некоторым изумлением ответил Чарлбери.

– Наверное, само провидение привело меня сюда. Не могу представить, почему бы еще я здесь оказался, да это и не имеет значения. Когда я увидел Софи, стоящую в дверном проеме, с лампой, поднятой высоко над головой, пелена спала с моих глаз и все сомнения рассеялись. Меня ждут на ужин, но я не поеду.

– Разве вам не кажется, что вы должны вернуться в город, чтобы уважить пригласивших? – спросил его светлость.

– Нет, – просто ответил мистер Фэнхоуп. – Я предпочту остаться здесь. Я нашел и «Галатею»[112], правда, не оригинальное издание. – Он присел к столу, раскрыл книгу и прогрузился в чтение, пока от этого занятия его не оторвала Софи, вошедшая в комнату с пучком восковых свечей под мышкой. В руках она держала неглубокий деревянный ящик. Вокруг нее, демонстрируя смесь ревности и любопытства, приплясывала левретка, время от времени подпрыгивая и пытаясь достать до ящика.

Мистер Фэнхоуп вскочил на ноги и, протянув руки, принял у нее ящик.

– Дайте его мне! Вам подобает держать урну, а не грязный ящик!

Она отдала его и практично заметила:

– Вскоре миссис Клаверинг принесет ее[113], но пить чай еще рано. Мы ведь даже не ужинали! Осторожнее! Бедные малютки, у них нет мамы!

– Софи, во имя всего святого! – воскликнул Чарлбери, разглядев, что в ящике копошатся маленькие желтые утята. – Надеюсь, вы не собираетесь их приготовить на ужин?

– Боже милостивый, нет, конечно! Просто миссис Клаверинг держит их на кухне, в тепле, а Санчия пожаловалась, что они будут путаться у нее под ногами, и она боится кого-нибудь раздавить. Поставьте ящик в углу, Огастес. Тина не причинит им вреда!

Он выполнил ее просьбу, и утята, отчаянно пища, дружно попытались выбраться из ящика, а самый смелый уже отправился на разведку. Софи подхватила его и посадила на ладонь, а Тина, преисполнившись явного отвращения, запрыгнула на кресло и, демонстративно отвернувшись, свернулась клубочком. По лицу мистера Фэнхоупа скользнула улыбка, и он продекламировал:

– Да, но я думаю, что если ящик сверху чем-нибудь накрыть, то они не разбегутся, – сказал Софи. – Для этой цели прекрасно подойдет пальто Чарлбери! Вы ведь не возражаете, Чарлбери?

– Нет, Софи, возражаю, причем категорически! – заявил он, забирая свое пальто у нее из рук.

– Очень хорошо, тогда… – Она умолкла, потому что Тина подняла голову, навострила уши и звонко залаяла. До них донесся стук лошадиных копыт и скрип колес экипажа. Софи повернулась к мистеру Фэнхоупу и быстро проговорила: – Огастес, прошу вас пройти на кухню – она находится в конце коридора вон в той стороне! – и попросите миссис Клаверинг дать вам тряпку, одеяло или что-нибудь в этом роде! Не спешите, ради Бога, потому что, насколько я понимаю, Санчия хочет поручить вам ощипать курицу.