Хьюберт удивился, поскольку прежде эта тема никогда не обсуждалась в его присутствии, и ответил:

– Нет. То есть я догадываюсь, что она должна быть весьма значительной, но точной цифры не знаю.

Мистер Ривенхолл назвал ее.

Хьюберт ошеломленно молчал. Затем с трудом выговорил:

– Но… но… Боже мой, Чарльз! Ты ведь меня не разыгрываешь, а?

Мистер Ривенхолл коротко рассмеялся.

– Но… Чарльз, неужели ты заплатил их все?

– Нет, конечно. Кое-что я выплатил, разумеется, но поместье по-прежнему заложено. Я не буду посвящать тебя во все подробности. Теперь, когда отец передал управление в мои руки, я надеюсь вытащить семью из финансовой пропасти. Но как же трудно иметь дело с кредиторами и постоянно выкручиваться!

– Представляю! Послушай, Чарльз, мне чертовски жаль, что я добавил тебе хлопот!

Мистер Ривенхолл вернулся за стол.

– Да, я понимаю. Твой долг особой роли не сыграет, но если страсть к азартным играм у тебя в крови…

– Ничего подобного! На этот счет можешь не волноваться, потому как на карты мне наплевать, и могу тебя уверить, что я не получил особого удовольствия, побывав в игорных домах! – Хьюберт прошелся по комнате и нахмурился. Вдруг он остановился и воскликнул: – Почему ты мне ничего не говорил? Проклятье, я уже не ребенок! Ты должен был мне все рассказать!

Мистер Ривенхолл взглянул на брата со слабой улыбкой.

– Да, пожалуй, я должен был это сделать, – мягко произнес он. – Но чем меньше людей знает об этом, тем лучше. Даже матери не все известно.

– Мама! Да уж, ей это совершенно ни к чему! Но я‑то имею право знать, вместо того чтобы продолжать жить, как ни в чем не бывало… Чарльз, как это на тебя похоже – взвалить все на себя, свято веря, что только ты один способен исправить положение! Проклятье, да я мог бы помочь тебе дюжиной разных способов! А теперь я считаю, что должен бросить Оксфорд, найти себе приличную должность или поступить в армию… Нет, это не годится, потому что тебе придется купить мне звание, и даже если я не вступлю в какой-нибудь кавалерийский или лейб-гвардейский полк…

– Это действительно никуда не годится! – изумленный и тронутый одновременно, прервал его брат. – Я буду весьма признателен, если ты останешься там, где находишься сейчас! Мы пока еще не идем ко дну. Послушай, тупоголовый молодой идиот, неужели ты полагаешь, будто у меня есть иная цель, кроме той, чтобы и ты, и Теодор, и девочки не пострадали из‑за проклятой глупости нашего отца? А вот если ты решишь помочь мне управлять хозяйством, то я буду тебе очень благодарен, потому что Экингтон уже не справляется. Я не могу уволить его, ведь он служит нам так долго, что это разобьет ему сердце, но от него мало толку, а на молодого Бадси я пока не могу полагаться. У тебя есть склонность к ведению дел?

– Не знаю, но выясню это в самое ближайшее время! – решительно ответил Хьюберт. – Когда я приеду домой на летние каникулы, ты меня всему научишь. Имей в виду, Чарльз: не вздумай больше ничего от меня утаивать!

– Хорошо, договорились. Вот только я до сих пор пребываю в полном неведении, если ты забыл. Когда ты умудрился проиграть такие деньги? Это ведь случилось не вчера, не так ли?

– На Рождество. Слушай, лучше я расскажу тебе все с самого начала! Я пошел к одному ростовщику, он – настоящий грабитель, но одолжил мне пятьсот фунтов на полгода. В Ньюмаркете я рассчитывал отыграть все до последнего пенни и даже остаться в выигрыше, но проклятая кляча не заняла ни одного из призовых мест! – Заметив, какое выражение появилось на лице брата, он поспешно добавил: – И не смотри на меня так! Клянусь, что до конца дней своих не повторю ничего подобного! Конечно, мне следовало сразу прийти к тебе, но…

– Ты должен был прийти ко мне, и в том, что ты этого не сделал, намного больше моей вины, чем твоей!

– Не уверен, – неловко промямлил Хьюберт. – Полагаю, знай я тебя получше, то непременно так бы и сделал. Софи говорила, что мне следовало поступить так с самого начала, и, клянусь Богом, если бы я подозревал, что она задумала, то побежал бы к тебе не раздумывая!

– Значит, ты не просил у нее денег?

– Боже милосердный, нет, конечно! Чарльз, за кого ты меня принимаешь? Чтобы я просил денег у Софи!

– Ни за кого я тебя не принимаю. Но при этом не думаю, что мы с тобой настолько плохо знаем друг друга, чтобы… ладно, забудем! Но как Софи обо всем узнала, и почему, если ты не просил у нее денег, ей пришлось продать свои серьги?

– Она заметила, что я не нахожу себе места, и заставила все ей рассказать, а когда я заявил, что не хочу говорить тебе ни слова, она предложила одолжить мне денег. Естественно, я отказался! Но она уже знала, где живет Голдхэнгер, и, не поставив меня в известность о своих намерениях, отправилась прямо к нему и забрала у него мою долговую расписку и перстень. Понимаешь, мне пришлось отдать ему в залог изумруд дедушки Стэнтон-Лейси. Не знаю, как ей это удалось, так как она клянется, что не заплатила старому дьяволу ни пенни процентов. Она очень храбрая девушка! Но этого я не мог вынести, как нетрудно догадаться!

– Софи ходила к ростовщику? – переспросил мистер Ривенхолл, не веря своим ушам. – Вздор! Она не могла решиться на что-либо подобное!

– Именно так она мне сказала, а Софи не из тех, кто плетет небылицы! – объявил Хьюберт.

Через несколько минут Софи, сидевшую с книгой в Желтой гостиной, отвлек от чтения мистер Ривенхолл; войдя в комнату, он закрыл за собой дверь и с порога заявил:

– Похоже, я перед вами в неоплатном долгу, кузина. Да, Хьюберт поведал мне все без утайки. Даже не знаю, что и сказать вам.

– Вы мне ничего не должны, – ответила Софи. – Вы вернули мои серьги! Собственно, говорить больше не о чем! Вы знаете, что в гостиной сидит мисс Рекстон вместе с вашей мамой? Там же торчит и лорд Бромфорд, вот почему я укрылась здесь.

– Напротив, нам о многом нужно поговорить, – упрямо ответил он. – Как бы я хотел, чтобы хоть вы все мне рассказали!

– Полагаю, вы не рассчитывали, что я обману доверие Хьюберта и побегу к вам? Однако не следует думать, будто это я убедила его ничего вам не сообщать. Я изо всех сил старалась уговорить его довериться вам и рассказать, в какую неприятную историю он угодил, но Хьюберт, похоже, страшился этого больше всего на свете, так что я не стала настаивать. – Заметив, что на его лице появилось суровое выражение, она добавила: – Такое часто случается, когда между братьями существует значительная разница в возрасте. К тому же временами вы бываете очень упрямы, не так ли?

– Да, наверное. Не думайте, будто я не испытываю к вам благодарности, Софи! Не знаю, каким образом вы догадались, что он угодил в неприятности…

– О, это было совсем нетрудно! Бедный мальчик показался мне крайне встревоженным с самого первого дня моего появления здесь! А после его возвращения из Ньюмаркета стало окончательно ясно, что на него обрушилось новое несчастье. Поначалу он не хотел ни в чем признаваться, и лишь угроза пожаловаться вам заставила его выложить мне всю историю – довольно глупую, следует признать.

Он в упор посмотрел на нее:

– Я должен был первым заметить, что Хьюберт чем-то терзается!

Он выглядел подавленным, и она сказала:

– Наверное, у вас и без того хватало забот. Мужчины замечают подобные вещи не так быстро, как женщины. Что ж, я рада, что он все-таки вам рассказал все. Но не корите себя слишком строго! Я уверена, что он получил урок, который никогда не забудет.

– Полагаю, вы правы. До сих пор я считал его легкомысленным, как… Но теперь он дал мне надежду, что я ошибался! Но, Софи, мне до сих пор неизвестны подробности этого грязного дела! Кого вы привлекли в помощники?

– Никого, клянусь честью! – немедленно заверила она. – Я тщательно обдумала создавшееся положение, и хотя первым моим порывом было поручить дело стряпчему моего отца, вскоре я поняла, что из этого ничего не выйдет. Я ни к кому не могла обратиться, не упоминая Хьюберта. Поэтому взялась за дело сама.