– Доброе утро! – сказала Софи. – Вы – мистер Голдхэнгер?

Он стоял перед ней, ссутулившись и потирая руки.

– Что вам угодно от мистера Голдхэнгера, миледи? – осведомился он.

– У меня к нему дело, – ответила Софи. – Поэтому если он – это вы, то прошу вас не вынуждать меня стоять в этом грязном коридоре! Не пойму, почему бы вам хотя бы не подмести здесь пол?

Мистер Голдхэнгер был совершенно ошарашен, чего с ним давно уже не случалось. Он привык иметь дело с самыми разными визитерами, начиная от вороватых личностей, пробиравшихся в его дом под покровом темноты, которые выкладывали на его освещенный масляной лампой стол самые необычные предметы, и заканчивая молодыми светскими щеголями с загнанным выражением глаз, искавших спасения от неотложных долгов. Но еще ни разу ему не доводилось открывать дверь самоуверенной молодой леди, которая упрекала его за то, что он не удосужился подмести пол.

– Прекратите на меня таращиться! – приказала Софи. – Вы уже рассматривали меня сквозь отверстие в двери и должны были убедиться, что я не переодетый офицер полиции.

Мистер Голдхэнгер возмущенно запротестовал. Похоже, его до глубины души оскорбило предположение, что он не будет рад визиту полицейского. Однако он отступил, давая Софи пройти, и пригласил ее сесть на стул по другую сторону массивного письменного стола, стоявшего посередине комнаты.

– Хорошо, но я буду вам чрезвычайно признательна, если вы сначала сотрете со стула пыль, – сказала она.

Мистер Голдхэнгер проделал сию процедуру длинной фалдой своего сюртука. Он услышал, как за его спиной заскрежетал ключ, и, резко обернувшись, увидел, что гостья вынимает его из замка.

– Смею надеяться, вы не станете возражать против того, что я заперла дверь, – сказала Софи. – Видите ли, я очень не хочу, чтобы нам помешал кто-либо из ваших знакомых. А еще мне очень не нравится, когда за мной шпионят, поэтому я, с вашего позволения, заткну глазок в двери своим платком.

С этими словами она вынула руку из своей просторной муфты лебяжьего пуха и сунула в отверстие уголок носового платка.

У мистера Голдхэнгера возникло очень неприятное ощущение, будто знакомый до мелочей мир стал переворачиваться с ног на голову. Долгие годы он старательно избегал ситуаций, в которых первую скрипку играл не он сам, и его посетители преимущественно умоляли его, а не запирали дверь на ключ или требовали стереть пыль с мебели. Правда, он пока не видел особого вреда в том, что ключ остался у Софи, поскольку, хотя она и была рослой молодой женщиной, он не сомневался, что сумеет в случае необходимости отнять его силой. Его врожденный инстинкт требовал со всеми быть как можно более любезным и учтивым, посему он улыбнулся, отвесил ей поклон и сообщил, что в его скромном жилище миледи вольна делать все, что ей вздумается. Затем он расположился на стуле по другую сторону стола и поинтересовался, чем может ей служить.

– Я пришла по очень простому делу, – ответила Софи. – Оно состоит в том, чтобы забрать у вас расписку мистера Ривенхолла и перстень с бриллиантом, оставленный вам в залог.

– Да, – с широкой улыбкой отозвался мистер Голдхэнгер, – дело и впрямь предельно простое. С удовольствием пойду вам навстречу, миледи. Не буду спрашивать, принесли ли вы с собой деньги, потому что такая деловая леди, как вы…

– Вот это мне нравится! – любезно прервала его Софи. – Досадно, что многие думают, будто женщины неспособны вести дела, а это, увы, приводит к напрасной трате времени. Спешу сразу же сообщить вам, что, ссужая пятьсот фунтов мистеру Ривенхоллу, вы дали их несовершеннолетнему. Полагаю, нет нужды объяснять вам, что это значит.

Она улыбнулась ему самым дружеским образом. Мистер Голдхэнгер тоже улыбнулся в ответ и негромко сказал:

– Какая образованная молодая леди, надо же! Если я подам на мистера Ривенхолла в суд, то денег своих обратно не получу. Но я не думаю, что мистер Ривенхолл хочет, чтобы я обратился в суд.

– Это правда, не хочет, – согласилась Софи. – Более того, хотя вы поступили очень дурно, одолжив ему деньги, будет несправедливо, если вы не вернете себе хотя бы основную сумму.

– Крайне несправедливо, – сказал мистер Голдхэнгер. – Кроме того, есть еще один ничтожный вопрос – мои проценты, миледи.

Софи покачала головой.

– Нет, процентов я не заплачу вам ни пенни, что, возможно, научит вас в следующий раз быть осторожнее. У меня при себе пятьсот фунтов ассигнациями, и когда вы передадите мне расписку и перстень, я их вам отдам.

Мистер Голдхэнгер сдержанно улыбнулся. Он был начисто лишен чувства юмора, но даже его не могла не позабавить мысль о том, что он откажется от своего интереса только потому, что так пожелала какая-то юная особа.

– Пожалуй, я предпочту оставить себе и расписку, и перстень, – сказал он.

– Так и я думала, – кивнула Софи.

– Вы должны понять, миледи, что я способен причинить мистеру Ривенхоллу огромный вред, – заметил мистер Голдхэнгер. – Он ведь учится в Оксфорде, не так ли? Да, я думаю, что там будут не совсем рады узнать о его маленькой сделке со мной. Или…

– Они будут совсем не рады, – заметила Софи. – Но и вам предстоит испытать некоторые неудобства, не правда ли? Впрочем, вы можете попробовать убедить их, будто даже не догадывались, что мистер Ривенхолл не достиг совершеннолетия.

– Какая умная молодая леди! – снова улыбнулся мистер Голдхэнгер.

– Нет, у меня имеется здравый смысл, и он подсказывает мне, что если вы откажетесь отдать долговую расписку и перстень, то мне придется отправиться прямиком на Боу-стрит[85] и изложить все дело магистрату[86].

Улыбка на лице мистера Голдхэнгера погасла. Он уставился на Софи прищуренными глазами.

– Не думаю, что это будет очень умно с вашей стороны, – сказал он.

– В самом деле? А вот мне кажется, это лучшее, что я могу сделать, и еще у меня есть ощущение, что на Боу-стрит буду очень рады с вами познакомиться.

Мистер Голдхэнгер разделял ее убеждение. Но он не верил, что Софи действительно поступит так, как обещает: обычно его клиенты весьма старательно избегали огласки. Он сказал:

– Думаю, милорд Омберсли предпочтет заплатить мне мои деньги.

– Пожалуй, вы правы, потому-то я и не сообщила ему об этом деле: шантаж со стороны такого создания, как вы, начисто лишенного хотя бы капли смелости, будет выглядеть нелепо и абсурдно!

Столь неожиданный и беспримерный поворот беседы внушил мистеру Голдхэнгеру неприязнь к своей гостье, хотя он и знал, что женщины часто бывают непредсказуемы. Он подался вперед и попытался объяснить ей некоторые наиболее неприятные последствия, которые ожидают мистера Ривенхолла, если тот откажется признать какую-либо часть своего долга. Он изъяснялся весьма образно, и речь его звучала зловеще. Чаще всего она производила на его клиентов нужное впечатление. Но только не сегодня.

– Все это, – бесцеремонно прервала его Софи, – полная чушь, и вам известно это не хуже меня. Самое страшное, что может случиться с мистером Ривенхоллом, – серьезная выволочка, которую ему устроят родственники, а его отцу предстоит пережить несколько унизительных минут, о которых скоро позабудут. Что же касается исключения из Оксфорда, то этого не произойдет! Они просто ни о чем не узнают, поскольку у меня есть веские основания полагать, что вы здесь занимаетесь вещами куда худшими, чем одалживание денег молодым людям под грабительские проценты. Десять к одному, что после того, как я побываю на Боу-стрит, они посадят вас в тюрьму по совершенно другому обвинению! Более того, как только стражам порядка станет известно, что вы ссужаете деньгами несовершеннолетних, вы не сможете получить обратно ни пенни. Так что, умоляю, избавьте меня от ваших глупостей! Я нисколько не боюсь ни вас, ни того, что вы можете сделать.

– Вы очень храбрая женщина, – мягко сказал мистер Голдхэнгер. – И в избытке наделены здравым смыслом, как сами изволили заметить. Но у меня тоже присутствует здравый смысл, миледи, и я не думаю, что вы пришли ко мне с согласия или ведома ваших родителей, или вашей служанки, или хотя бы мистера Хьюберта Ривенхолла. Быть может, вы и впрямь сообщите обо мне на Боу-стрит, не знаю, но я не уверен, что вам представится такая возможность. Мне бы не хотелось вести себя грубо с такой очаровательной молодой леди, так что давайте согласимся на маленький компромисс, а? Вы отдадите мне пятьсот фунтов, которые принесли с собой, и эти красивые жемчужные серьги из ваших ушей, а я верну вам залог мистера Ривенхолла, и мы расстанемся, довольные друг другом.