К счастью, Чарльз не успел узнать правду до того момента, как вся компания дружно отправилась в Мертон в гости к маркизе де Виллаканас. Путешествие должно было стать вполне удачным: маркиза написала леди Омберсли очень милое письмо, выражая удовольствие от предстоящей встречи и умоляя ее привезти с собой столько своих прелестных детей, сколько сочтет нужным. В небе сияло солнце, и апрельский день не обещал дождя; даже мисс Рекстон, вернувшаяся в столицу как раз к тому времени, чтобы принять участие в поездке, пребывала в прекрасном расположении духа, не обделяя своей милостью и Софи. В последний момент желание присоединиться к честной компании выразил и Хьюберт, заявив, что он тоже хочет взглянуть на жирафа. Софи осадила его гневным взглядом, а мать, не расслышав его фразу, с восторженным одобрением отнеслась к подобному решению, и неловкий момент миновал незамеченным. Мистер Ривенхолл с изысканной вежливостью поприветствовал сэра Винсента Талгарта и завел с ним непринужденную беседу, пока три дамы рассаживались в ландо. Мисс Рекстон умоляла посадить ее сзади, а Сесилия настаивала ни в коем случае не делать этого. Казалось, ничто не предвещало неприятностей в столь удачно начинающийся день, когда на площадь из‑за угла вышел мистер Фэнхоуп, заметил кавалькаду и немедленно направился к ней через дорогу.

Лицо мистера Ривенхолла окаменело; он метнул на Софи обвиняющий взгляд, но та лишь покачала головой. Тем временем мистер Фэнхоуп пожал руку леди Омберсли и поинтересовался, куда она направляется. Когда она ответила, что в Мертон, он коротко ответил:

– Законодательный акт парламента, nolumus leges Angliae mutari[52].

– Очень возможно, – язвительно ответила леди Омберсли.

Мисс Рекстон, никогда не упускавшая возможности продемонстрировать свое безупречное образование, мило улыбнулась мистеру Фэнхоупу и произнесла:

– Совершенно верно. Говорят, король Иоанн провел ночь в монастыре, перед тем как подписать Великую хартию вольностей. Это поистине историческое место, ибо там, по слухам, был убит Сенульф, король Уэссекса. С ним связаны и более поздние исторические события, – добавила она, но развивать тему не стала, поскольку в этих самых событиях, к несчастью, принимала участие некая особа, имя которой не пристало упоминать в приличном обществе.

– Нельсон! – воскликнул мистер Фэнхоуп. – Романтический Мертон![53] Я поеду с вами. – Он влез в экипаж, уселся рядом с Сесилией, одарил ангельской улыбкой леди Омберсли и заявил: – Теперь я знаю, чего мне хочется. Проснувшись сегодня утром, я понял, что меня снедает чувство глубокой неудовлетворенности, но не знал, что с ним делать. А теперь знаю: мне следует отправиться в Мертон.

– Вы уверены, что вам хочется именно в Мертон? – воскликнула расстроенная леди Омберсли, боясь, что Чарльз вспылит и скажет какую-нибудь колкость в адрес этого надоедливого молодого человека.

– Да, – ответил мистер Фэнхоуп. – Там уже все зазеленело, а именно этого, как мне представляется, и жаждет моя душа.

Что за уродливое название – «Уондл»! Оно оскорбляет слух! А почему вы хмуритесь? Разве я не могу поехать с вами?

Столь внезапное превращение восторженного поэта в льстивого и заискивающего юнца поверг леди Омберсли в замешательство, и она смущенно ответила:

– Я уверена, что мы с радостью взяли бы вас с собой, Огастес, но мы собираемся навестить маркизу де Виллаканас, а вас она не ожидает.

– А вот это, – нимало не смутившись, изрек мистер Фэнхоуп, – очень красивое имя! «Виллаканас»! О, как звучит! Испанская леди, в платье ярком и богатом, в блеске чистых бриллиантов!

– Даже не знаю, что сказать, – заявила рассерженная леди Омберсли.

Софи, которую изрядно позабавила непонятливость мистера Фэнхоупа, не пожелавшего заметить недвусмысленный намек на то, что его общество нежелательно, со смехом заметила:

– Да, и в жемчугах, достойных самой королевы! К тому же она любит одного англичанина – моего отца!

– Замечательно! – воскликнул мистер Фэнхоуп. – Как я рад, что еду с вами!

Избавиться от него не было решительно никакой возможности, разве что силой высадить из ландо. Леди Омберсли метнула полный отчаяния взгляд на старшего сына, тогда как Сесилия уставилась на него с мольбой; при этом мисс Рекстон ободряюще ему улыбнулась, показывая, что все прекрасно понимает и что ее решимость не спускать с Сесилии глаз лишь окрепла.

– Кто этот Адонис? – спросил сэр Винсент у мистера Ривенхолла. – От одного взгляда на него, сидящего рядом с вашей сестрой, прямо-таки дух захватывает!

– Огастес Фэнхоуп, – коротко ответил мистер Ривенхолл. – Кузина, если вы готовы, я готов помочь вам расположиться!

Леди Омберсли, сообразив, что получила молчаливое согласие на присутствие мистера Фэнхоупа, приказала своему кучеру трогаться. Сэр Винсент и Хьюберт, верхом, пристроились за ее каретой, а мистер Ривенхолл обратился к Софи:

– Ну, если это ваши проделки!..

– Нет, слово чести. Если бы я твердо знала, что он замечает вашу враждебность, то сказала бы, что он положил вас на обе лопатки, Чарльз!

Он не выдержал и рассмеялся:

– Сомневаюсь, будто он способен что-либо заметить, кроме удара дубиной по голове. И как только вы его терпите?

– Я уже сказала вам, что отношусь к нему далеко не благосклонно. Но довольно о нем! Я дала себе торжественное обещание не ссориться с вами сегодня!

– Вы меня изумляете! С чего бы это?

– Не прикидывайтесь глупцом! – ответила она. – Просто я хочу прокатиться на ваших чалых!

Он уселся рядом с ней в коляску и кивком велел груму, державшему лошадей под уздцы, отойти в сторону.

– Ах, вот оно что! Когда выедем за город, я передам вам вожжи.

– Подозреваю, – заявила Софи, – что вы вознамерились с самого начала вывести меня из себя. Но у вас ничего не получится.

– Я нисколько не сомневаюсь в вашем искусстве.

– Приятно слышать. Вероятно, вам пришлось сделать над собой усилие для этого признания, отчего оно обретает еще большую ценность. Но в Англии дороги настолько хороши, что особого умения не требуется. Видели бы вы те козьи тропы в Испании, которые там называются дорогами!

– Намеренная провокация, Софи! – откликнулся мистер Ривенхолл.

Она засмеялась и принялась все отрицать, а потом стала расспрашивать его об охоте. Едва узкие улочки города остались позади, Чарльз позволил лошадям прибавить шаг, и они быстро обогнали ландо, в котором мисс Рекстон о чем-то мило беседовала с мистером Фэнхоупом, а Сесилия явно скучала. Причину этого пояснил Хьюберт, на некоторое время поравнявшийся с коляской. По его словам, предметом обсуждения в ландо стал «Ад»[55] Данте.

– Надо отдать Фэнхоупу должное! – честно признался юноша. – Он разбирается в итальянской поэзии намного лучше твоей Евгении, Чарльз, и может рассуждать о ней часами! Более того, оказывается, там есть еще какой-то малый по фамилии Уберти[56] или что-то в этом роде, так он знает и его. Грустное чтиво, если хотите знать мое мнение, но Талгарт – классный парень, верно? – говорит, что Фэнхоуп чертовски хорошо начитан. А вот Сесилии все это решительно не нравится. Боже, я бы посмеялся от души, если бы Евгения увела у нее поэта!

Поскольку Чарльз не проявил желания развивать эту тему, Хьюберт вновь отстал и присоединился к сэру Винсенту. Мистер Ривенхолл передал поводья Софи, заметив при этом, что очень рад тому, что не сидит в ландо.