Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Сиди-Маклуф, 2 июня 1853 года

Погода не изменилась со вчерашнего дня, ветер, если это только возможно, стал еще более резким. Мы прибыли на место; силы людей и животных на исходе. Багаж разгрузили, как смогли, все скидывая, срывая подпруги — верблюды были ожесточены и не хотели ждать.

Караван-сарай построен на песчаном скалистом плато на краю оврага, где находятся источники. В овраге стоят пять пальм, их макушки видны еще издали над поверхностью равнины. Три из них, растущие из одного корня, ободраны, полумертвы, совершенно желтые. Ветер, производящий адский шум в их ветвях, взъерошил их наподобие вывернутого зонтика. Они ужасны и выделяются мертвенно-бледным пятном на фоне совершенно черного неба. Слева от караван-сарая, рядом с тремя пальмами, находятся небольшая мечеть и кладбище. Белая, прямоугольная, с рогами по углам, мечеть увенчана вместо луковичного конусообразным куполом. У ее стен замечаешь множество тесно прижавшихся друг к другу могил, громоздящихся и налезающих одна на другую: толпа мертвых теснится, стремясь устроиться поближе к святому. Сюда приезжают хоронить из самых отдаленных мест, и я с ужасом думаю, что и мои кости могут оказаться в этой земле. Напротив мечети груды камней, камни и на дне оврага, и на его высокой противоположной стороне, а на горизонте виднеется зазубренная гряда скал, разорванная в середине. Направо гора, которая была едва заметна из Хамры. Здесь она принимает грандиозные размеры и представляется огромной глыбой грязно-стального цвета. Я лишь мельком взглянул на все это: ветер и песок буквально не дают открыть глаза.

Багаж и упряжь свалили в кучу перед дверью караван-сарая, и нескольких арабов оставили сторожить их; остальные спустились в овраг, где, вероятно, мы даже не будем пытаться устанавливать палатки. Жилищем на эту ночь избран фондук.

Лучше ли там, чем под открытым небом? Если решусь, то попытаюсь проверить. Караван-сарай — это огромный двор, огороженный четырьмя стенами. С двух сторон устроены крытые галереи для лошадей, а в четырех углах — помещения для путешественников. Я не выбирал себе комнату и попал не в наименее подверженную действию ветра. Ни окон, ни засова на двери. Беспрерывно врывающийся ветер приносит тучи песка. Я попытался прибить к притолоке одеяло, но тщетно; так или иначе, эта предосторожность была бы бесполезной, и я смирился с видом песка, скапливающегося на моих ящиках и коробках, засыпающего меня с ног до головы; казалось, мне грозит быть заживо погребенным. Говорят, что Сиди-Маклуф кишит скорпионами и особенно страшными гадюками, которых арабы называют эфа. Мне советовали садиться осторожно и осматривать комнату перед тем, как лечь спать.

Только что пришел Али, таща на спине седло и конскую сбрую. Он загнал кобылу Брахима и оставил ее труп в полулье отсюда; его обвиняют в том, что она подохла от усталости или от безжалостных ударов. Он защищается и рассказывает, что ехал медленным шагом, оберегая лошадь от ветра, когда она вдруг свалилась на бок. Он хотел поднять ее, чтобы ослабить подпругу, но она не двигалась: глаза были открыты, язык болтался, и изо рта текла кровь. Он оставил ее только через час, когда тело уже совсем остыло. По его мнению, ее задушил шели (сирокко). Итак, Али лишился лошади. Что он будет делать завтра? Разве только опять уговорит Брахима и Брахим пойдет пешком.

Привал, 3 июня 1853 года, девять часов утра

Мы приближаемся к Лагуату. Он покажется через пять часов. Мне не верится, что в восьми лье отсюда находится большой город, затерянный в пустыне, как островок, где, впрочем, живут так же просто, как повсюду, не заботясь о впечатлении, которое производят, не думая о любопытстве, которое вызывают. Города Франции держатся друг за друга, псчти подают друг другу руку через пригороды, сообщаются через деревни; из города в город попадаешь по хорошим дорогам, проезжая через густонаселенную местность, и не удивляешься, встречая повсюду людей. Здесь чувствуешь себя как в море; вот уже семьдесят пять лье мы едем по бездорожью и ни одного селения вокруг.

Мы остановились на равнине, среди высохшей альфы и колючего кустарника. Слезаем с лошадей, оцепеневшие от холода, с онемевшими руками; ночью ветер изменил направление с южного на северное: сирокко сменился мистралем. Солнце уже высоко, но мы страдаем от холода, как мартовским утром. Прибывшие первыми подожгли кустарник, и ветер разнес огонь на сто метров вокруг. Пожар погаснет сам за неимением пищи или когда прекратится ветер.

Слева от нас уходит вдаль гряда красноватых холмов, справа — параллельная ей более высокая гряда с зазубренными вершинами. Ни там, ни там нет ни малейших признаков растительности. Долина, протянувшаяся между ними, около лье в ширину; она неровна, пересечена глубокими рытвинами; хотя на первый взгляд кажется однообразной, вблизи видны заросли кустарника, а далее она обнажается и зеленоватый оттенок постепенно переходит в розовый и золотистый цвет, цвет гор.

Лагуат, 3 июня, вечер

Обрати внимание, где я пишу эти заметки. Можешь порадоваться, я достиг цели путешествия, но давай заново пройдем по дороге из Сиди-Маклуфа, с того места, где мы остановились сегодня утром, и позволь медленно провести тебя до входа в пустыню. Эмоции, которыми отмечено это событие, многое теряют, если их не ожидаешь. Чего-то не будет доставать в описании моего прибытия в эту удивительную страну, если не скажу о крайней усталости, с которой мы тащились последние лье.

Я не знаю названия горы, расположенной слева, та, что справа, зовется Джебель-Мила. Она тянется на запад и кажется особенно угрюмой, подставив под высокое солнце свои голые склоны, совершенно лишенные тени. Ее отчетливо видный гребень напоминает пилу с широкими зубьями. Каждый выступ состоит из нагромождения скошенных слоев, на которых лежит отдельная глыба, тоже завалившаяся набок. Это причудливое «сооружение» повторяется с самой точной симметрией. Интересно, что все горы и скалы, которые попадались на нашем пути с утра, имеют одно и то же строение, будто поднятие земной коры одновременно перевернуло все пласты и наклонило их в одну сторону.

Никогда, по-моему, я не видел столь длинной горы; вот уже три часа я ехал вдоль нее, а создавалось впечатление, что топчусь на месте. И хотя ее оконечность, казалось, была где-то рядом, я еще не проделал и четверти пути. Ветер почти стих, солнце сияло вовсю, местность становилась все суше, а воздух из холодного, каким он был утром, — обжигающим. Передо мной простиралась бесконечная долина, переходящая на горизонте в небо, не оставляя места для города, я же знал, что Лагуат построен на скалах, кроме того, долина уходила на запад, и город должен был возникнуть слева, а не передо мной. Всадники поскакали вперед, уже с час, как я потерял их из виду в пылающей дымке горизонта и перестал слышать ружейные выстрелы, возвещающие о приближении к Лагуату. Единственным моим спутником оказался изнуренный жарой слуга, который даже не интересовался, в каком направлении мы движемся.

Я присоединился к небольшому каравану верблюдов, груженных зерном. Караван взял влево и начал подниматься по холмикам желтого песка. Я оставил долину и последовал за ним. Чувствовалось, что Лагуат где-то рядом и осталось сделать лишь несколько шагов, чтобы достичь его. Пески обступили меня со всех сторон; многочисленные, совсем свежие следы то и дело попадались на нашем пути. Блеск воспламененного бесплодного пейзажа придавал еще более необыкновенный вид небу цвета чистого кобальта. Наконец дорога пошла под уклон и прямо перед собой, но еще очень далеко, над равниной, залитой светом, я увидел небольшую гору из белых камней с многочисленными темными точками, придававшими черно-фиолетовый оттенок внешним контурам города с оборонительными башнями; внизу простиралась чаща холодного зеленого цвета, компактная, слегка ощетинившаяся, как колосящееся поле. Слева, почти на одном уровне с городом, возникла фиолетовая гряда камней, появилась вновь справа и закрыла горизонт. Эта крутая гряда четко выделялась на фоне серебристо-матового неба и походила, если не считать цвета, на безбрежное море. От города меня отделяли песчаные просторы и нечто беловато-серого цвета, напоминающее русло реки раза в два шире Сены. Местами на ее берегах виднелись зеленые пятна растительности — возможно, тростника. Впереди человек из нашего эскорта отдыхал верхом, пригнувшись к лошади, ожидая караван, который остался далеко позади; его лошадь низко опустила голову и не двигалась.

22
{"b":"187008","o":1}