Епископ был дома, в Аквилоне. Корентин встретил его в дверях. С минуту глаза из-под кустистых бровей пристально вглядывались в гостя.

— Входи, сын мой, — сказал он ласково. — Входи же, давай поговорим.

Грациллоний пошел за ним в комнату. Подчиняясь жесту, тяжело опустился на табурет. Корентин разбавил вино водой и налил в бокалы.

— Ну, как прошла поездка? — спросил Грациллоний без предисловия.

— В ужасных спорах, — ответил Корентин. — Пришлось проявить упорство. Дело тут даже не в Брисие. Он только думал, что влияния у него больше, чем у меня. Пришлось расставить все на свои места. А вот когда мы явились к Глабриону, он тут же принял сторону губернатора и отстаивал его доводы с пеной у рта.

— Не понимаю.

— В самом деле? Я думал, ты в курсе. Разговор зашел о правах церкви, любой церкви. Возможно, ты не обратил внимания, да и немудрено: у тебя в то время столько было забот. Семь лет назад император отменил права церкви, и это вызвало такие бурные протесты, что год спустя он отменил свой же указ.

«От этого полоумного Гонория всего можно ожидать, — подумал Грациллоний. — В прошлом году закрыл Колизей, запретил бои гладиаторов… ну это, разумеется, дело хорошее, да зачем же он столько времени их разрешал? Да, а потом еще после победы, одержанной Стилихоном, устроил праздник в собственную честь. Тоже мне, триумфатор».

Да ладно, все это неважно.

— В указе нет ясности, — продолжил Корентин. — Во многих отношениях его можно трактовать как ограничение прав. Каких, например, беженцев мы можем принять? Только ли христиан? — Он предложил гостю бокал.

Грациллоний выпил, не заметив вкуса.

— А, теперь я вспомнил, — пробормотал он. — Извини меня. В голове последнее время какая-то каша. Тебе нужна свобода, с тем чтобы решения выносить самому, так?

— Вот именно, — Корентин так и не сел. Долговязая фигура его возвышалась над Грациллонием, сгорбившимся на табурете. — А губернатору не нравится это так же сильно, как и императору. Получается, церковь ставит себя выше государства, что, разумеется, совершенно справедливо. — Он сделал большой глоток. — И спорил-то я, имея в виду тебя. Конфлюэнт привлекает новых людей, сюда приходят даже из далекой Британии. Не так-то просто их подчинить. Опора на церковь придаст им новые силы. В общем, свою независимость я не отдал, но и мне, и другим священникам, кто думает так же, предстоит долгая борьба. Это ясно и римскому папе, и императору, кто бы им ни был и где бы ни находился.

«Это верно, — подумал Грациллоний. — Гонорий находился сейчас в Равенне, из которой рукой подать было до Константинополя. И Стилихон недавно переехал из столицы Галлии Треверорума на юг, в Арелату, тоже у моря. Похоже, границы сближаются, а, может, обрушиваются?»

— Но ведь ты пришел ко мне не за этим, Грациллоний, — услышал он.

Бывший король уставился в бокал, который зажал коленями:

— Ты уже слышал?

— Да, конечно. Бедный Руфиний. Ужасный конец. Я буду за него молиться. Жаль, что он не успел увидеть Свет, или… ну, ладно, будем просить о милосердии к нему, если это возможно. Все мы слишком многим ему обязаны.

Грациллоний еле выдавил из себя:

— Это Дахут его убила.

Корентин взял его за плечо:

— Ты уже боялся чего-то в этом роде после сражения в Исе. И я тоже. Но, может, то был… демон или дьявольские силы.

Грациллоний покачал головой:

— Теперь я уверен. Это Дахут.

Корентин помолчал.

— Не буду тебя спрашивать, откуда ты это знаешь, — сказал он. — Боюсь, ты прав. Сатана бродит по Арморике.

— Она… — Грациллоний не мог продолжать.

— Окончательно пропала, — закончил Корентин.

Грациллоний поднял на него глаза. Он стоял перед ним, словно древний дуб, обвитый серым плющом.

— А мы не можем… ты не можешь ничего сделать?

— Мы можем лишь молиться о чуде, — в голосе его сочувствие смешивалось с непреклонностью. — С сатанинскими силами не так все просто. Я, конечно, могу только гадать, но мне кажется, что изгнание духов можно провести только в ее присутствии. А она при этом может убежать от Креста и посмеяться над ним издали.

Грациллоний вскочил. Табурет отлетел в одну сторону, бокал с недопитым вином — в другую.

— Но не можем же мы ее бросить! — воскликнул он.

Корентин развел огромные ладони:

— Чего же ты от меня ждешь? Изгнание духов отправит ее сразу в ад, на вечное мучение.

— Ох нет, только не это. Разве нельзя ей спастись?

Казалось, Корентин враз постарел.

— Я не знаю, как это сделать. Сейчас она, по крайней мере, не горит. Она отомстила. Может, теперь она не покинет Ис. Оставь ее там с акулами и с Богом.

— Это… трудно сделать.

Корентин обнял его так, как он обнимал Нимету.

— Я тебя понимаю, но постарайся же отвлечься от грустных мыслей. Ведь ты же сильный человек и должен жить дальше. Не мог же я в тебе ошибиться.

— Я старался, — пробормотал Грациллоний, уткнувшись в его грубую одежду.

— Старайся еще. Ты должен. Сын мой, друг мой, ведь ты не первый отец, чья маленькая дочь сбилась с пути, и не последний. Ты не имеешь права отстраняться от людей, которые в тебе нуждаются. Они достойны твоей любви. — Давай помолимся вместе. В Христе сила. Он поможет.

И потом:

— В Христе радость. Как и в твоих любимых. Иди к ним домой.

В доме его встретила Верания, а рядом с ней — его сын.

В этот осенний день ветер со свистом носился над стерней и гонял яркие листья, срывавшиеся с деревьев. Работники на ферме Друза удивились, когда к их воротам подъехал всадник. Время было хлопотливое, готовились к зиме.

— Хозяин в городе, сэр, продает скот, — сказал управляющий. — Приедет дня через два.

— Знаю, — ответил Эвирион Балтизи. — Я его там видел, и он просил, чтобы я сюда заехал и сообщил одну новость.

Спешившись, он вошел в дом и поздоровался с хозяйкой. Она его угостила, но так как у нее было много работы, отправила его к Тере. Ему того и надо было. Приехал он именно к ней.

Нашел он ее в домике, в котором она жила вместе с детьми. Дом был построен недавно, простой, но уютный. Находился он в некотором удалении от остальных построек. У Теры был свой огород и свинарник. Вокруг ходили куры. Тера мариновала мясо. Воздух в единственной комнате пропах уксусом. Младший ее ребенок играл в углу, остальные дети занимались посильной работой на ферме.

— О, кого я вижу! Капитан! Как хорошо! — закричала она, как только он вошел. — Каким ветром тебя сюда занесло?

— Захотелось посмотреть, как ты тут живешь, — ответил он.

— Кто, я? Очень хорошо, спасибо. А ты?

— Да вот вернулся, как видишь, — проворчал он. — Долгое было путешествие. — А потом, смягчившись: — Я тут вчера слышал: ты продала дома Маэлоха, что в Конфлюэнте, и переехала сюда. Может, у тебя трудности? Он был моим товарищем. Я всегда готов помочь его вдове.

Она рассмеялась:

— Очень приятно, что ты меня так называешь, — она указала на два табурета, отставила свои припасы, вытерла руки, налила полные кружки меда из маленького бочонка и уселась рядом с ним. — Ты очень добр, но за меня не беспокойся. С тех пор как Маэлоха не стало, в городе мне стало плохо. Ну, кто я такая, единственная некрещеная. Мне и работу могли предложить самую что ни на есть последнюю. А здесь я опять свободна, и лес рядом, и люди ко мне хорошо относятся.

— Так ты не наемная работница у Друза?

— Нет, скорее арендатор. Жить одной, да еще и с маленькими детьми, небезопасно.

Эвирион постарался отбросить от себя мрачные мысли и, обратившись к ребенку, сыну Маэлоха, восхищенно пощелкал языком, понимая, что мать ждет от него этого.

— Ну, а как ты все это устроила?

— Король Граллон помог, — сказал Тера. — Обратилась к нему, когда невмочь мне стали соседская злоба да улицы эти узкие. Жаль, что сразу этого не сделала. Он мне очень помог. Друз взял мой дом не то для продажи, не то для аренды, а взамен построил мне вот это жилище и участком разрешил пользоваться. Мы с детьми на него работаем. Он нам платит и охраняет, — она довольно вздохнула. — На чистом воздухе, и сами себе хозяева. Так что молюсь за их здоровье — за Граллона и Друза, — только ты им об этом не говори. Вреда им от этого никакого не будет, правда? А, может, и поможет немножко. У Граллона столько дел, ему нужна помощь.