— Но Господь всегда с нами, — продолжил он, — до конца света. Он поможет нам провидеть и одержать победу, если попросим Его об этом. Я припоминаю ошибку… — Еще раз ему пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание.

— Скажите мне, отец, — попросил Корентин.

Мартину словно бы полегчало. Он улыбнулся:

— Да нет. Ничего особенного. Неподалеку отсюда есть гробница, которую мой предшественник освятил как могилу мученика. Но я не мог найти подтверждающего источника о мученичестве усопшего. Даже имя его было мне неизвестно. Могла ли в таком случае моя паства поклоняться ему как святому? Я отправился к могиле и молил Господа о просветлении. Настала ночь. Передо мной явилась фигура, закутанная в черный саван, запачканный кровью. Голова его была отрезана, и он поддерживал ее рукой возле шеи. Я умолял его сказать правду, и он сознался, что при жизни был разбойником и что его обезглавили за его преступления. Я отпустил привидение и на следующий день оповестил паству о своем открытии. Сельские жители впоследствии чрезвычайно расстроились оттого, что поклонялись ложному святому. Вот и вся история.

— Вы так легко об этом рассказали, — заметил Корентин.

Мартин пожал плечами.

— Но то, что ходило в темноте вокруг Иса, — продолжил Корентин, — то, чего я боялся, до сих пор ходит вокруг руин. Оно…

Мартин опять стал очень серьезен.

— Мы можем столкнуться с ужасными вещами, — сказал он. — Поэтому все мы нуждаемся в сильном человеке.

— Я сделаю все, что в моих силах, отец, раз вы этого хотите.

— Этого хочет Бог. В Нем найдешь ты силу безграничную.

Затем очень практично, что было свойственно ему наряду с набожностью, Мартин добавил:

— Должности помощника епископа в Аквилоне недостаточно в связи с изменившимися обстоятельствами. Там нужен епископ. Повысить тебя в должности немедленно мы не можем. Дело это не такое простое. Мы с тобой должны еще и поговорить, и подумать, и помолиться вместе. Ты нуждаешься в советах. За годы, что ты провел в Исе, случилось очень многое, многое изменилось. Тебе нужно подготовиться к твоей миссии. И будет она трудной, сын мой и, возможно, смертельно опасной.

Спустившись с горы, Грациллоний направился к дому Апулея в Аквилоне. Разговор с Руфинием принес ему значительное облегчение. Боль и гнев не ушли из его души, но подтаяли, в центре пока оставался ледяной стержень, но придет день — чувствовал он, — когда стержень этот растает и затопит Ниалла. Ему же до той поры необходимо продолжать работу.

Сейчас он собирался обсудить организацию защиты. Строительство фортификаций шло так успешно, что колония скоро покажется недругам заманчивой целью. Имперский закон внес ограничение на вооружение крестьянских резервистов, и «лесные братья» Руфиния оказались на нелегальном положении, Очень может быть, что власти скоро перестанут смотреть на это сквозь пальцы, как делали они раньше, пока Ис являлся их щитом…

Саломон скатился по ступенькам ему навстречу.

— О сэр, мы пойдем? — воскликнул он.

Грациллоний остановился:

— Ты о чем?

— Как, вы же обещали, сэр. Как только пройдет дождь, вы возьмете меня в город и объясните, как он охраняется. И учитель мой меня отпустил. А я вас все это время ждал и… и… — мальчишеский голос задрожал. Всклокоченная голова горестно поникла. — Вы не можете?

Грациллоний окинул его взглядом. В одиннадцать лет сын Апулея сравнялся ростом с отцом. Правда, весь он состоял из ног и глаз. Голубые, как у матери, они в этот момент затуманились. Он старался изо всех сил, чтобы губы не задрожали.

— Я понимаю, сэр, что вы заняты, — с трудом сказал он.

Грациллоний вспомнил. Обещание есть обещание. К тому же это был хороший мальчик, а у него в этот момент не было срочного дела.

— Отчего же, я не забыл, — солгал он. — Раньше я и в самом деле был занят. Но сейчас я с делами покончил и могу взять тебя с собой. Ну что же, пойдем?

Радость так и брызнула.

— Благодарю вас, сэр. Немедленно.

«Если бы у меня был сын, — подумал Грациллоний, и на мгновение к нему вернулась старая боль. — Но королевы Иса могли рожать только дочерей. Колдовские чары действовали и на меня: я не мог иметь дело с другими женщинами».

А как сейчас?

С тех пор, как произошла трагедия, ему было ни до чего. Желания близости с женщиной не возникало. Ему, правда, снились эротические сны, но сны эти были об утраченном, и, просыпаясь, он торопился забыть о них.

Он обернулся. Мелькнуло белое платье. Это вышла во двор Верания.

— Вы уже сейчас уходите? — тихо спросила она.

— А почему бы и нет? — возмутился ее брат.

— Мне хотелось, чтобы вы закусили перед дорогой… если у вас есть время, сэр.

Грациллоний призадумался. Было бы несправедливо заставлять ждать Саломона.

— Благодарю тебя, потом, когда вернемся, — неловко пробормотал он. — Хотя… если ты сейчас незанята, может, и ты к нам присоединишься?

Радость ее была столь велика, что затмила неудовольствие брата. Она спрыгнула со ступеньки с грациозностью, напомнившей ему Дахилис и Дахут («нет, лучше не думать!»). Волосы ее (тоже светло-каштанового цвета) были распущены. Непослушные кудряшки весело подкидывал ветер. Глаза были в отца — большие и карие. Вздернутый носик украшала мельчайшая россыпь веснушек. Черты лица ее опять напомнили Грациллонию дочь Бодилис, Уну, хотя между Веранией и теми, что лежали сейчас на морском дне, не было никакого родства. Взгляд его заставил ее покраснеть. Такая светлая кожа скрыть смущения никак не могла. Он отвел взгляд, и они двинулись в путь.

Обойдя док с его суетой, они прошли через восточные ворота и отправились вдоль левого берега Одиты, вверх по течению. Для того, чтобы попасть на участок, заключенный в речные объятия, им потребовалось перейти по деревянному мосту, перекинутому как раз над слиянием рек.

— Мы собираемся построить еще мост через Стегир, — сказал Грациллоний. — Это сэкономит время возчикам, да и всем остальным. Они пойдут в наш город с запада.

— Не будет ли это опасно, сэр? — спросил Саломон. — Ведь вы говорили, что две реки составляют две стороны нашей обороны.

— Хороший вопрос, — похвалил Грациллоний. В мальчике чувствовался будущий лидер. До книг он был не большой охотник, не то что сестра, да и учиться не слишком-то хотел, но тупицей явно не был. Зато к военной науке проявлял недюжинные способности. Оружием он тоже владел блестяще, когда удавалось усмирить свойственную его возрасту импульсивность. — Мост здесь будет подъемный.

— А что, ваш город будет таким же большим, как Ис?

Верания почувствовала, что вопрос этот Грациллонию был неприятен.

— Такому прекрасному городу больше не бывать, правда? — вмешалась она. — Зато то, что вы делаете сейчас, будет ваше.

Грациллоний заставил себя засмеяться:

— Архитекторы смогут сказать об этом больше, чем старый солдат. Если, конечно, когда-либо сможем позволить себе архитекторов. При моей жизни Конфлюэнт не станет ни Римом, ни Афинами. Буду рад, если удастся построить что-нибудь лучше тех деревянных лачуг, которые мы сейчас возводим.

Верания покачала головой:

— Конфлюэнт. Может быть, можно было найти более красивое имя?

— Оно красивое, — ответил Саломон. — Означает то, чем и является, — место слияния рек.

— Во всяком случае, пригодное. Нужно, чтобы и весь город стал таким, — подвел черту Грациллоний. Никаких официальных дискуссий о присвоении имени городу не было.

Название это получилось само собой. Так его называли солдаты и рабочие.

Путь из Аквилона оказался коротким. Перейдя через мост, увидели перед собой участок, одна сторона которого примерно равнялась миле. С юга и востока пространство это обрамляли реки. Большая часть территории представляла собой грязь, взбаламученную дождем, сапогами, колесами и копытами. На бревенчатых настилах не стихало движение. Стучали молотки, визжали пилы, вздымались к небесам рамы. Бывшие фермеры приютили у себя рабочих и их инструмент. К северо-западу, за крепостной стеной, стоял дом Апулея. Отсюда он казался совсем маленьким. Видны были белые стены, красная черепичная крыша, дворовые постройки, сад и огород. Дом казался одиноким стариком, грустно наблюдавшим за шумными незнакомцами.