Здесь было всё: банда автомобильных угонщиков, десять лет лагеря в Сыктывкаре, недолгая работа электриком на Черноморской верфи, мытарства в челночных поездках, поборы таможенников, бандиты на дорогах, долги-проценты, продажа квартиры и развод с женой. Затем два года бомжевания, летняя работа на корейском луке и, наконец, сытная банковская охрана.

- За что уволили, Иван? – Рыбаченко плеснул из фляги остатки спирта.

- Тут, Володя, в двух словах не расскажешь.

- Расскажи в трёх.

- В трёх можно. Началось всё с появлением одного штымпа…

- Какого?

- Ну, охранника… стажёром мне привесили. На смене конфликт вышел. В общем, дал я пацану в дыню. Потом он меня из-за угла огрел. А у этого Сурка, оказывается, начальник наш – давний знакомый. Пацана на другую тему, а меня опустили в уборщики. Затем пошло-поехало: знаешь, как бывает, раз залетел – потом никакого доверия.

- А что у тебя с ухом?

- Отстрелили.

- …?

- Не хочу говорить, - Топотун поморщился.

- Ну, не хочешь – так не хочешь. Тебе виднее, – Рыбаченко огляделся по сторонам.

«Серебряная рыбка» опустела. Барменша нарочито громко звенела в мойке бокалами.

- Как Сурка зовут? Не Вадик, случайно?

- Да, - поднял брови Топотун, - знаешь?

- Немного. Николаев – город маленький. Это другМаксима, который нам за спиртом бегал. Ладно, пора двигать. Девочки, - кивнул в сторону бара, - нервничают. Проводишь меня до подъезда? Мне самому на наши сраные эвересты не взобраться.

Рыбаченко легко выкатился через высокий порог на улицу и улыбнулся приятелю.

- Давай я тебя на работу устрою.

- Куда?

- На Черноморскую верфь. Мне вчера товарищ звонил, нужен электрик в охрану.

- А там есть что охранять?

***

- Что за вонь? – Топотун прикрыл нос платком.

- Туалеты не работают, воду отключили, – кадровичка в валенках и чёрной фуфайке вела его по длинным коридорам заводоуправления.

Обшарпанные стены, пятна плесени на потолке, вздувшаяся от грибка зелёная краска панелей. Подранный линолеум дыбится грязными лоскутами у плинтусов. Разбитые стёкла лестничных проемов довершают картину тотальной разрухи.

- Вот сюда, направо, по переходу и прямо в железную дверь. Там скажут, куда дальше.

Ё-моё, во что завод превратили! Топотун сунул платок в карман и огляделся. На лестничной площадке из разбитого окна задувало утренним снегом, прошлогодние листья серой кучей темнели в углу коридора. Когда я уволился? В девяносто первом? Мне десятку дали за старый «жигуль», а тут целый город разворовали.

Он постучал в железную дверь полуподвального помещения.

- Не заперто, - откликнулся хриплый голос.

В тёмной комнате горела тусклая лампа, три человека в грязных робах сидели на тарных ящиках и шлёпали засаленными картами по деревянной доске, которую приспособили на крышкетрансформаторного щита.

- Мне нужен начальник охраны… Никто не повернул головы.

- Бабачка!

- Малява…

- Ну и что, ход с моей руки, мне и писать.

Какая «малява»? «Молодка!»... бурильщики хреновы, - поморщился Топотун.

- Мужики, мне нужен начальник охраны…

- Всем нужен… как мужу ужин, – худой парень повернул небритое лицо. – В отпуске начальник, на Канарах жопу греет.

- Хорош, Куток, базлать! – оборвал лысого пожилой игрок в телогрейке. – Ты кто?

- Электрик.

- А-а, да, обещали. Иди, чувак, на третий этаж, там направо. В каморе сидит мужичок с ноготок. Это и есть начальник. Зовут его… у меня опять малява, я пишу… зовут его Василий Антонович Домогар. Он тут охраняет всё. И нас тоже… Чтоб не украли…

***

«Мужичок с ноготок», действительно, оказался лысым маленьким человечком с крепким рукопожатием. Небольшой кабинет был заполнен до потолка древними папками с тканевыми завязками.

- Присаживайтесь.

Топотун удивлённо пропутешествовал глазами к потолку.

- Да-да, кладбище рабочих судеб. Личные дела с семьдесят девятого, а в соседнем зале - с сорок шестого. Все, кто у нас числился, похоронены здесь. - Начальник караульной смены водрузил на нос большие роговые очки. - Бумаги ваши, Иван Ильич, из кадров принесли. Ну, вы там везде расписались? Техника безопасности, поведение на маршруте, устав?

- Вроде…

- Сейчас позову Краснокутского, - поднял трубку, - он покажет ваши объекты.

Вошёл тот самый парень, которого за картами назвали Кутком.

- Антоныч, случилось шо?

- Ну, во-первых, здравствуй, Краснокутский…

- А мы не виделись?

- Во-вторых, проведёшь нашего нового электрика, Ивана Ильича Тимофеева, по маршруту. Всё покажешь и объяснишь…

- Не вопрос. Пошли, дядя, на экскурсию, - взял за локоть. - Ничего не скрою.

- Ключи передай ему от… - захлопнувшаяся дверь оборвала фразу.

Прошли через тёмный коридор в сторону ворот, свернули направо. Миновали заброшенный скверик с мёртвым фонтаном, бывшую Аллею славы и Мемориальную площадь. По узкой тропинке, мимо разрушенных складов, нескоро вышли к причальной стенке. У дальнего края на деревянном ящике сидел невзрачный мужичок, в ватных штанах и защитной куртке, с удочкой в руке. Рядом стояло ещё несколько закидушек. На голове у рыбака сидела оранжевая каска, надетая на зимний подшлемник.

- Слушай, как там тебя, мужик? – Куток обернулся к Тимофееву. - Я тебя передам Максимычу, он всё покажет. Мне, понимаешь, в буру попёрло, боюсь фарт упустить. А ты потом заглянешь, мы там на месте дорешаем…

- Клюёт? – Куток заглянул в маленький бидончик. – Не густо сегодня у тебя.

- Рано ещё, бычок недели через две проснётся, – мягко обронил мужик. – Я так, балуюсь… на всякий случай…

- Максимыч, знакомься. Это наш новый электрик, э-э… забыл, как его. Сменный сказал, чтоб ты на маршруте показал ему все объекты.

- Прям сейчас?

- Сейчас, конечно. А я пока у себя побуду. Зайдёшь потом к нам за ключами, мужик.

Рыбак неторопливо смотал удочки. Топотун огляделся по сторонам. В восемьдесят девятом здесь было людно, как на Красной площади. Сновал народ, машины, погрузчики, итээровцы с бумагами, пэтэушники-практиканты. Работали в три смены. У причальных стенок – по четыре-пять корпусов. Каптёрок на палубах ставили больше, чем строят домов в Николаеве. Где всё это теперь? Мёртвый город…

- Пойдём, товарищ, по кругу. Маршрут долгий, давай знакомиться. Меня зовут Василий, Максимович по батюшке. Слесарю и плотничаю здесь, на пенсии, при охране.

- Иван Ильич.

- Ты как сюда?

- По блату…

- Ух ты!

- Друзья пристроили. Я, Василий Максимович, уже работал тут, лет двадцать назад. Потом, когда всё тормозиться стало, уволился.

По левую сторону остался разрушенный первый стапель. За ним чернели старые кварталы инструментальных цехов и литейки. По дороге обошли закопанные швеллера, похожие на противотанковые ежи, громадные терриконы мусора и незамерзающие озёра мазута.

- Вот, Иван Ильич, подстанция, – вышли к строению, огороженному ржавой рабицей, – мы сюда заходить не будем. Это хозяйство главного электрика. Метров триста, вон там – распределительный щит на пожарную сигнализацию и прожектора первого стапеля. Туда тоже можно не идти. Стапеля нет и освещать нечего.

- Подожди, Василий Максимович, – Топотун посмотрел в сторону склада, на стене которого был прикреплен рекламный баннер,– дай осмотрюсь. Точно фашисты при отступлении взорвали.