Но не из-за этого у Джема вдруг болезненно заныло сердце. Все время, покуда он слышал голос капитана, ему было не по себе и в мозгу его бродили смутные догадки. Было что-то знакомое в этом голосе, в этом холодном, надменном тоне. Было что-то знакомое и в этой манере поведения — обходительной и зловещей одновременно. Даже пухлые, мягкие руки казались знакомыми. И вот Джем увидел волосы капитана.

А волосы оказались рыжими, как огонь.

И еще он увидел его лицо.

Джем пригнулся. Тяжело дыша, сжал руку Раджала.

— Не может быть!

— Джем! Что такое?

Синемундирники затопали по лестнице.

— Радж, помнишь Полтисса Вильдропа?

— Вильдропа? Это имя проклято детьми Короса!

— Это был он!

— Командор?

— Хуже! Его сынок, Полти! Мой заклятый враг! Радж, он думает, что я мертв. Он ни в коем случае не должен узнать о том, что я здесь. Как-то раз я пытался его убить. И знаешь, что я тебе скажу... Если мне еще представится шанс, я сделаю это.

Однако на разговоры больше времени не было. В комнате воцарилось безмолвие. Только потрескивали в камине догорающие поленья да шелестел за окнами дождь.

— Молодые господа? — проговорил Дольм.

Джем прикусил губу и поднялся.

— Господин Дольм, похоже, нам следует вас поблагодарить.

Дольм потупился и принялся расхаживать из стороны в сторону, опираясь на трость. Позади него неподвижно стояла в тени старуха. Только Ланда не спускала с гостей широко распахнутых глаз.

Раджал толкнул Джема локтем.

— Что это с ними?

— Пойдите сюда, молодые господа. Подойдите ближе. Вот так.

Друзья нерешительно повиновались приказу Дольма и подошли к нему, огибая стулья и кресла. Старик пристально посмотрел на них. Он отбросил трость, расправил плечи и вдруг приобрел весьма враждебный вид. А в следующее мгновение в его руке появился пистоль.

— Руки вверх! За дураков нас принимаете, да?

— Что? — Джем отшатнулся, но дорогу ему загородила старуха. Она схватила со стола тяжелый канделябр.

Джем с молчаливой мольбой воззрился на Ланду. А Ланда что-то держала в руках. Это были седельные сумки со штампом в виде герба синемундирников.

— Тут их бумаги, — с горечью произнесла девушка. — Они нам даже свои настоящие имена не сказали. Одного зовут Морвен. А другого — Крам. Солдаты его императорского величества.

— Я же говорил тебе! — прошипел Раджал. — Они решили, что мы дезертиры!

Джем на всякий случай притворно рассмеялся.

— Нет-нет! Любезный господин Дольм, вы все неправильно поняли...

— Заткнись, свинья в синем мундире!

— Сви... нья? А я думал...

— Заткнись, я сказал! — Дольм угрожающе покачал пистолем. — Дезертиры? Нет, вы шпионы! Наболтали с три короба. В лесу они заблудились, как же! Да еще вон как притворились, что напугались синемундирников. Приходит патруль, мы вас прячем. А потом вы им выдаете все наши тайны!

— Нет! Вы нас неправильно поняли!

Но Дольм и слушать не желал.

— Матушка! — крикнул он старухе.

Послышался глухой стук. Джем ахнул. Раджал повалился на пол после удара канделябром по макушке. Джем обернулся, чтобы помочь ему подняться, но тоже получил канделябром по голове и рухнул на пол, лишившись чувств.

— Отец! Я решила, что ты хочешь убить их! — всхлипнув, проговорила Ланда.

— Я, по-твоему, кто? Злодей синемундирник? Нет, дочка. Помоги-ка мне. Давай перетащим их в кладовую. Наш предводитель решит, что с ними делать.

— Какая жалость! — вздохнула Ланда. — Этот, смуглый, так красиво поет. А светловолосый... такой красавчик.

Она утерла слезы и стала помогать отцу. Но тут матушка Реа вдруг дико закричала, попятилась и рухнула в кресло.

— Дольм, ты дурак! Ты старый дурак! Они никакие не шпионы! О, зачем я тебя послушала! Как мог мой дар так жестоко подвести меня?

Дольм рассердился.

— Что ты такое бормочешь, старая карга? Скорее помоги нам! Но матушка Реа только стонала:

— О, что же я наделала!

А в следующее мгновение она потеряла сознание.

Ланда была готова броситься к старухе, но отец не пустил ее.

— Дочка, шпионы они или нет, эти парни для нас опасны. Помоги мне спрятать их в кладовой. Скорее, скорее. Синемундирникам верить нельзя. Они могут еще вернуться нынче ночью.

Отойдя на некоторое расстояние, Полтисс Вильдроп оглянулся и посмотрел на замок Олтби — точнее, на его развалины. За паутиной ветвей и пеленой дождя виднелся свет в окне под крышей. Полтисс с вожделением подумал о девушке, которая находилась за этим окном. Быть может, она уже улеглась на узенькую кушетку и сладко зевает, а глаза ее слипаются? О, как бы ему хотелось улечься с нею рядом и разбудить поцелуями дремлющую в ее сердце страсть!

Патрульные за его спиной перешептывались:

— Капитан опять задумался.

— Ну, так он же у нас умник.

— Как Морви, что ли?

— Да нет, не как Морви. Это у него все из-за того, что волосы рыжие.

— Да ну?

— Я тебе говорю.

— Ну а с Морви, по-твоему, что приключилось?

— То самое.

— И с Крамми тоже?

— И с Крамми тоже.

— Боб Багряный, думаешь?

— А кто же еще?

— Нет! Бедняга Крамми!

— Бедняга Морви!

Они плелись по лесу. Ветви над их головами плотно сплелись, с веток немилосердно капало. Качался из стороны в сторону фонарь. Но Полти все думал о том, что осталось позади. Вздыхая, он представлял себе тело девушки. То, что она еще не знала любви, не оставляло у Полти никаких сомнений. Она была невинна, как только что начавшийся день. В бараках, ворочаясь по ночам на узкой кровати, Полти часто вожделенно мечтал о ней. В Зензане с плотскими радостями было негусто.

— Что это?

— Ветка!

— Ветка?

— Она надломлена.

— А мне померещилось, будто это человек.

— Не болтай ерунды.

— Человек в плаще.

— В алом плаще?

Патрульные продолжали путь. Полти мечтал о прекрасной Ланде и понимал, что овладеть ею сможет без труда. Какое сопротивление ему мог оказать жалкий старик, ее отец, когда одно слово капитана Вильдропа, одно его слово означало кандалы, темницу, расстрел?

— Говорят, он убийца.

— Я вообще не верю, что он настоящий.

— Кто настоящий?

— Боб Багряный.

— Ну уж нет, он настоящий.

— А я думаю, нет. То есть я думаю, что не настоящий.

— Хватит чушь городить.

Жизнь Полти в Зензане складывалась вообще-то не очень удачно. Поначалу он ударился в пьянство и дебоширство. Редкий день проходил без того, чтобы он не обкурился джарвелом либо не напился вдрызг ромом. Несколько раз игра в «Судьбу Орокона» заканчивалась дракой. Полти либо получал по носу до крови, либо был одарен синяком под глаз или сломанным ребром. Не раз его вызывал командир. Еще бы немного — и Полти могли понизить в звании. Эта перспектива и теперь была весьма очевидна. Лишившись Боба, который всегда старался удерживать его от излишеств, Полти совсем распоясался.

— Ну а зензанцы что?

— А что зензанцы?

— Да война будет, вот что!

— С зензанцами?

— Все ребята говорят: будет сражение.

— Да будет тебе языком трепать. Сражение...

— Мы же в армии как-никак!

Все дальше и дальше уходил в глубь леса патруль. Сказать, чтобы Полти был до чрезвычайности огорчен предсмертным письмом, означало бы погрешить против истины. Полти был потрясен, а потом разозлился. Сама мысль о том, что его папаша вздумал судить о его поведении, показалась Полти унизительной. Если бы этого письма не было, он бы еще, пожалуй, и погоревал о смерти отца. Но отец не только укорил его в буйстве и несдержанности, он еще и рассказал всю правду о том, кем была его мать. Уж это возмутило Полти до самой глубины души. Безусловно, Полти питал некую признательность к Винде Трош — ведь это она когда-то привела в его постель ту девочку, которая впоследствии стала его сводной сестрой. Но одно дело наведываться к лавку к мяснику, а совсем другое — состоять с ним в родстве. Словом, Полти пришел в ужас при известии о том, что произошел на свет из чрева столь низкого создания. Ведь помимо всего прочего, это означало, что Боб, этот придурок и недотепа Боб — брат Полти!