— Виктор? Виктор, ты, старый негодяй!
— А вот и ты, червяк ленивый! — прорычал Хоффман, ухмыляясь, как мальчишка. — Давай-ка тащи свою толстую задницу с этой прогулочной яхты и привыкай снова плавать на настоящем корабле.
— А я думал, ты меня забыл.
— Нет, чтоб мне пропасть! Мне нужен настоящий моряк.
— Ты говоришь, как адмирал.
— Только не рассказывай мне, что ты сражался с пиратами на этом ночном горшке.
— Самое лучшее судно для патрулирования побережья. — Майклсон улыбался блаженной улыбкой. Он явно любил свое дело. — Идешь себе спокойно, отвлекаешь этих гадов от грузовых кораблей, и когда они подплывают поближе, чтобы освободить тебя от твоего груза, бац — и все покойники. Итак, чем я могу быть тебе полезен? Рыба? Крабы? Устрицы? Мертвые плохие парни?
— Планы верфей. Мои солдаты собираются идти на разведку. Мы нашли топливо, и теперь они убеждены в том, что там, внизу, есть склады, планы которых потеряны. Нужно хвататься за любую возможность. — Хоффман сделал жест в сторону своих спутников. — Помнишь этих двоих? Лейтенант Штрауд и сержант Феникс.
Майклсон взглянул ему за спину:
— Не имел чести встречаться с мисс Штрауд, о чем весьма сожалею, но сержанта Феникса я действительно помню.
Маркус просто кивнул.
— Доминик Сантьяго тоже здесь. Думаю, он захочет с вами встретиться.
— Ах да, тот спецназовец, у него еще двое детей и красавица-жена.
— Боюсь, что нет, — ответил Маркус. — Уже нет.
Майклсон на мгновение отвел глаза, затем жестом пригласил их подняться на борт.
— Проклятая это была война.
Да, проклятая война. Но теперь они говорили о ней в прошедшем времени. Аня увидела в этом проблеск надежды.
База Мерренат, сухой док С
Коул всегда считал, что верфи — это просто пристани с кучей диковинных зданий, но Мерренат открыл ему много нового.
Это был настоящий лабиринт. Здесь были туннели и сообщавшиеся между собой шахты, даже каменные лестницы, исчезавшие под водой. Большинство металлических предметов, которые можно было оторвать, пропало, но верфь еще годилась для использования. Это место выглядело так, будто люди здесь жили хорошо.
Когда Коул отворачивался от линии руин Порт-Феррелла и смотрел в сторону моря, ему казалось, что все в мире идет своим чередом. Он даже не видел снега. Стая морских птиц летела за траулером, словно шумное белое облако; хлопали на ветру паруса. Если бы он знал, как выглядит нормальный мир, он сказал бы, что все нормально. Но он видел такую жизнь только на старых картинах в Доме Правителей.
— Итак, отлично. — Бэрд опустился на колени на краю бассейна сухого дока и заглянул вниз. — Глянь-ка на все эти шлюзы в кессоне.[1] Вот что значит инженерная мысль!
— Дружище, ты дома засиделся.
— Если только заставим насосы заработать, то сможем чинить корпуса.
— Тебе не дадут играться с подводной лодкой, не надейся. Но как насчет хорошенькой шлюпки?
С другим человеком Коул начал бы болтать об игрушках, которые им хотелось получить в детстве, но которых им так и не купили; но детство Бэрда не было предметом для шуток. Когда Бэрд упоминал о своих родителях, а бывало это нечасто, он словно повторял урок истории: они делали это, они делали то, он делал что-то еще. Слово «чувствовали» никогда не употреблялось. Коул пытался избавиться от боли, представляя себе, что его родители уехали в кругосветное путешествие, и до сих пор писал письма матери, когда ему нужно было выговориться. Он думал, что нет ничего хуже, чем отсутствие счастливых воспоминаний, которые поддержат тебя в дерьмовые времена.
Вообще-то, это было не совсем верно. У Бэрда были счастливые воспоминания. Воспоминания о всяких диковинных штуках, которые он конструировал в детстве: по ним он, казалось, скучал больше, чем по родным. Бэрд был прямо-таки одержим техникой.
— Яхту оставь себе, Коул, — ответил он. — Я лично предпочитаю торпеды. Черт, а где все? Я сейчас в сосульку превращусь.
— Маркус пошел выцарапывать карты у чокнутого старого капитана.
— Вот такая она, морская романтика.
Коул следил за дорогой в ожидании остальных членов отряда. Трудно было ожидать, что бродяги оставили здесь что-либо из припасов или материалов, но мир едва не провалился в тартарары, выжил, наверное, один человек из тысячи, так что вполне могло остаться что-то не найденное до сих пор.
— Как раз вовремя, — произнес Бэрд.
Обернувшись, Коул увидел Маркуса, Дома и Берни, приближавшихся с противоположной стороны. Дорогой это было сложно назвать — бетон растрескался, в щелях росли молодые деревца.
«Всего лишь крошечный кусочек дороги. Когда мы сможем все восстановить? Черт, на то, чтобы вернуть прежнюю Сэру, уйдет целая вечность».
— Дом дерьмово выглядит, — заметил Бэрд.
— Он почти не спит.
— Говорит и ведет себя он вполне нормально. И как раз это, по-моему, ненормально.
— Ты хочешь, чтобы он раз в день устраивал истерику, давая тебе понять, что ему еще больно?
— Ты понимаешь, о чем я.
— Он держится, как может.
Коул был уверен: он хотел бы, чтобы Бэрд вышиб ему мозги, если бы Саранча так изуродовала его. Наверное, лучше сообщать друзьям о таком заранее. Это избавило бы их от множества неприятных эмоций. Но жене Дома вряд ли когда-нибудь могло прийти в голову, что все так кончится.
«И спускать курок все-таки приходится. Нелегко это, даже имея письменное разрешение…»
Маркус подошел к Бэрду и Коулу; под мышкой у него торчал рулон бумаги, в руке он нес несколько черных цилиндров, болтавшихся на ремешках.
— Ну что, пятнадцать лет спустя мы все-таки это заполучили. — Маркус поднял пять фонариков. — Может, нам удастся куда-нибудь это прицепить, чтобы высвободить руки.
Бэрд схватил один фонарь и защелкал кнопками.
— То, что мне было нужно. Несколько лет назад, мать твою!
Маркус протянул другой фонарь Коулу:
— Любезный дар военно-морского флота КОГ.
— Мы полезем туда, где темно?
— В туннели.
— Значит, идем искать сокровища, дружище! — Никто не сказал, что они достаточно наползались под землей. Однако Коул знал, что все об этом подумали. Но сейчас, наверное, был последний раз, когда им приходилось заниматься этим дерьмом. И существовал шанс найти там нечто более интересное, чем червяков и неприятности. — У тебя есть карта? А на ней не нарисован окованный медью сундук, доверху наполненный золотом?
Маркус не улыбнулся, но мускулы его лица немного расслабились.
— Майклсон говорит, ходят какие-то слухи о старом арсенале и складе боеприпасов, будто бы он находится ближе к взлетно-посадочной полосе. Он помнит, что какая-то канализационная шахта шла параллельно стене казармы.
— Морская жизнь, наверное, чертовски скучная, — заметил Бэрд.
— Когда он был кадетом, его посадили на гауптвахту за то, что он напился и полез туда.
Берни рассматривала линию руин, тянувшуюся на фоне неба.
— Должен быть какой-то вход. Им же нужно было доставлять туда товары.
— Надо найти эту шахту, — заговорил Дом, — затем двигаться по ней. Будем надеяться, что ее не залило.
Это заняло чертовски много времени. Вход в казарму уцелел, но площадка перед ним заросла деревьями, и среди обломков камней, деревьев и кустов трудно было найти даже остатки бетона. Коул, глядя себе под ноги, прошел по воображаемой дорожке от главного входа — от него остался лишь каменный каркас, потому что деревянные части давно уже оторвали и унесли.
В конце концов отряду пришлось прочесывать участок, как кучке копов — место преступления. Через какое-то время Дом присел на корточки и начал руками разгребать мусор.
— Вот оно. — Он просунул нож под край плиты. — Помоги. Осторожно, пальцы!
— Ну и кто первый? — спросил Бэрд, глядя в дыру. — Самый тощий?
Берни зловеще взглянула на него: