Он все так же лежал на своей койке, подключенный к аппарату ИВЛ и монитору.

– Привет Петр. Сейчас я тебя спасать буду. Ты же меня сегодня спас из погреба… Вот и я тебя сейчас… из комы… А то обещал девушку в кино сводить, а сам валяешься тут… Отдыхаешь… Кислородом через трубку дышишь… Не выйдет, дружище… Раз обещал, значит надо выполнять…, – многообещающе пробормотала Катя, и вытащила из сумки плоскогубцы.

«Только бы получилось, только бы получилось…», – с этими мыслями она подошла к голове Петра и склонилась над ним, пытаясь просунуть плоскогубцы ему прямо в рот. С этой стороны у нее ничего не получилось – мешал аппарат ИВЛ. Она обошла койку и встала справа. Теперь мешала стойка с монитором.

Катя почесала плоскогубцами в затылке:

«Как же до тебя добраться, чертова восьмерка?»

Она задумчиво посмотрела на Петра и вдруг ее осенило:

«Только так получится до нее добраться… Извини, Петр, потерпи чуть-чуть, я легкая…», – с этими мыслями она взобралась на кушетку и уселась верхом на Петра. Осторожно отодвинув в правый угол рта трубку от аппарата ИВЛ, она просунула между зубами плоскогубцы.

«Раз, два… семь, восемь! Вот он, голубчик! Ну, держись у меня!», – Катя зажала плоскогубцами нужный ей зуб и дернула его. Однако плоскогубцы соскочили, и Катя, по инерции качнувшись назад, чуть не упала на пол. По-прежнему пребывая в глубокой коме, Петр никак не отреагировал на манипуляции Кати.

– Ну, щас ты у меня дождешься! – зло прошептала она, снова склонилась над головой Петра и еще крепче ухватилась плоскогубцами за «восьмерку». В этот раз она сначала немного раскачала зуб, и только потом изо всех сил дернула его, крепко удерживая плоскогубцы обеими руками.

В следующую секунду она оказалась на полу, больно ударившись всем своим левым боком о плитку пола. Морщась, она встала на колени и посмотрела на плоскогубцы, которые валялись неподалеку. Рядом с ними лежал зуб.

– Есть! – потирая ушибленное плечо, Катя встала на ноги, сходила к медсестринскому посту за марлевой салфеткой и вернулась к тому месту, где лежал зуб. С помощью салфетки она взяла зуб в руку и внимательно его рассмотрела.

«Вроде бы зуб, как зуб… Неужели это он довел Петра до такого состояния? В любом случае, теперь мне остается только набраться терпения и ждать. Со слов Сергея Петровича прийти в себя Петр должен где-то через час – полтора. Только бы никто не пришел в отделение за это время…»

Катя сходила к ординаторской и приложила ухо к двери. За дверью царила гробовая тишина.

«Молодцы! Не удивлюсь, если они просто-напросто заснули…», – подумала Катя и вернулась в палату. Она деловито порылась в склянках и биксах, которыми была уставлена металлическая этажерка с перевязочными материалами, и взяла пинцетом стерильный марлевый тампон.

Подойдя к Петру, она склонилась над ним и просунула тампон в его полуоткрытый рот, стараясь попасть в то место, где еще совсем недавно торчала злополучная «восьмерка». Как следует затампонировав лунку, Катя уселась на краешек кушетки, засекла время на настенных часах и принялась ждать.

– Ловко ж ты его дернула, – услышала вдруг Катя чей-то хрипловатый и глухой голос. Она вздрогнула и подняла голову.

Голос принадлежал здоровенному верзиле с полностью забинтованным лицом, который лежал на кушетке у левой стены и, оказывается, все это время с интересом наблюдал за действиями Кати через узкую амбразуру в своих бинтах. Верзила лежал на левом боку, положив нижнюю руку под голову. Увидев, что Катя не понимает, кто с ней разговаривает, он вытащил из-под одеяла правую руку и помахал ей ладонью, больше похожей на лопату:

– Ау-у! Это я говорю! Ты кто будешь-то? Зубник?

– Ага. Зубник… Тьфу… Стоматолог, – ответила Катя.

– Понятно… Я говорю, ловко же ты его дернула. Красава…

– Спасибо. А вам, наверное, нужно спать. Время сейчас очень позднее. Давайте-ка, ложитесь на другой бок и засыпайте.

– Да успею я поспать… Целыми днями только и делаю, что сплю. Ты мне лучше вот что скажи. Как же это вы врачи смогли догадаться, что у этого жмурика болит зуб? Он же в отключке. Неужели медицина уже и до такого дошла?

– Ну… Во-первых он не жмурик. Совсем скоро он должен поправиться…

– Ага, как же. Поправится, щас. Коматозник конченный. Я тут слышал кое-что. Врачи шептались между собой – сутки, не больше. Потом каюк ему…

– Ничего не каюк! Вот увидите – поправится!

– Да и хрен с ним. Ну так как вы узнали, что у него болит зуб?

– С помощью специальных аппаратов, – нашлась Катя.

– Аппаратов, говоришь?.. А может, врешь ты все?! Может быть ты студентка какая-нибудь?! Медичка начинающая?! Ходишь тут по ночам, учишься на жмуриках зубы удалять?! А вот как я сейчас дежурного врача позову! Или вы все тут заодно? Мафия врачебная…

– Сам ты мафия! А ну-ка спать! – разозлилась Катя, – сейчас как укол засажу самой большой иглой, узнаешь тогда, кто жмурик, а кто не жмурик, кому каюк, а кому – не каюк! Отвернулся к стене и уснул! Быстро!

– Ладно, ладно… Пошутил я…, – обиженный верзила нехотя повернулся на правый бок и тяжело вздохнул, – уже и поговорить нельзя. Ну что за люди пошли… Мелочь какая-то… Пигалица…

В тяжелом ожидании прошел час. Борясь со сном, Катя все это время ходила то по палате, то по коридору. Изредка она подходила к дверям ординаторской и прислушивалась. Там по-прежнему было тихо.

В очередной раз вернувшись в палату, Катя взглянула на Петра, и к своей безумной радости увидела, что тот лежит с открытыми глазами и очень внимательно глядит прямо на нее. Она в два прыжка подскочила к койке.

– Вы меня слышите? Это я – Катя. Помните меня? Как вы? – забросала она Петра очередью из коротких вопросов, не понимая, что даже если он и мог бы сейчас говорить, то не смог бы выдать ни одного членораздельного звука из-за торчащей у него изо рта трубки от аппарата ИВЛ.

Петр и молчал, активно вращая глазами и, по всей видимости, изо всех сил пытаясь хоть что-нибудь понять. Внезапно он закашлялся. Катя догадалась, что он снова может самостоятельно дышать и теперь трубка от аппарата ИВЛ ему только мешала.

– Сейчас, подождите…, – Катя склонилась над ним и потихоньку вытянула трубку из его горла. Петр еще сильнее зашелся в приступе кашля.

– Смотри-ка, воскрес жмурик. Ну и чудеса! Эй докторица! Медичка! – снова подал голос верзила с перевязанным лицом, – а может, ты и мой зуб посмотришь? Побаливает иногда нижний крайний. Может, дернешь его и все дела, раз уж ты здесь? А, медичка?

– Завтра! – пообещала Катя и снова повернулась к Петру. Он уже перестал кашлять, сорвал с себя капельницы и датчики монитора, и теперь сидел на койке, завернувшись в простыню и, прищурившись, смотрел на Катю, языком ощупывая то место, где еще недавно был, в общем-то, нормальный зуб.

– Вспомнил! – проговорил он, – вы – Катя, я – в Н-бурге, а… что со мной произошло?

– Один момент! – Катя сбегала к этажерке, взяла новый марлевый тампон и вернулась, – откройте-ка рот!

Петр послушно открыл рот, и Катя ловко сменила старый тампон на новый. После этого она деловито продолжила:

– Сомкните-ка зубы. Все расскажу позже, ну а сейчас мы должны побыстрей отсюда убраться.

Петр безропотно сомкнул челюсти и кивнул. Катя помогла ему встать с койки, и они направились к выходу из палаты.

– А ведь я тебя знаю! – снова заговорил верзила с перевязанным лицом, – это же ты мне, жмурик, нос сломал, и моему брату тоже.

Он кивнул в сторону окна, где за ширмой похрапывал еще один пациент:

– А ну стоять оба! Братан! Тут этот, который нам носы…

Петр и Катя посмотрели друг на друга и, не удержавшись, рассмеялись, поняв, что в пяти метрах от них, оказывается, лежат те самые грабители, которые два дня назад отобрали у Кати сумку.

– Лежи давай, помалкивай, – низким голосом приказала ему Катя, и вытащила из-за пояса свой игрушечный пистолет.

– Лежу, лежу! Молчу! – верзила увидел большой пистолет из черной матовой стали, быстро повернулся лицом к стенке и застыл без единого движения.