– Спасибо вам.

– Не отчаивайтесь…

– Не буду…

Катя вернулась в кабинет. Она снова положила перед собой лист с текстом злосчастной СМС-ки. Прищурилась и неотрывно уставилась на него, изо всех сил пытаясь заставить свой мозг работать на полную мощность.

Так, абсолютно безрезультатно, она просидела около часа. В кабинет заскочила Ира, подруга Кати, работавшая в соседнем кабинете, с которой они частенько бегали обедать в соседнее кафе.

– Катя, привет! Видок у тебя какой-то… странный… Уставший, что ли. Глаза красные, как у вампира. С тобой ничего не случилось?

– Привет, – устало проговорила Катя, – со мной все нормально.

– Тогда пошли обедать.

– Что-то сегодня не хочется… Сходишь одна?

– Тогда я тоже не пойду, обойдусь бутербродом.

Ира мельком взглянула на ее стол.

– А-а-а, все с тобой ясно! У тебя, наверное, зуб болит. У меня на позапрошлой неделе тоже разболелся. Пришлось удалить. Говорят, что зуб мудрости можно спокойно удалять. Вроде бы это всего-навсего рудимент и он никому не нужен. Но лично я сомневаюсь – зря его, что ли, зубом мудрости прозвали…

Растерянно глядя на лист с «восьмеркой», Катя вполуха слушала Иру. Через пару минут она медленно подняла голову, прищурившись, взглянула на Иру и недоуменно спросила:

– С чего это ты вдруг взяла, что у меня болит зуб?

– Да вон же у тебя на листочке, – Ира постучала указательным пальцем по листу с СМС-кой, – зубная формула нарисована. Перед тем, как мне удалили зуб, я ходила на рентген. Так вот, мой стоматолог такую же восьмерку нарисовал на направлении. Я еще у него спросила – что это за восьмерка с черточками? Так он мне и рассказал, что у них, в стоматологии, так обозначается каждый зуб. Восьмерка – значит восьмой по счету зуб с центра, а черточками уточняется на какой челюсти и в какой стороне этот зуб находится.

Катя сидела с изумленным видом и, не моргая, смотрела на Иру. Та, видя какой эффект произвел ее рассказ, продолжала:

– Только у тебя черточки слева и снизу. А у меня были – справа и снизу.

– И что это значит? – смогла, наконец, выговорить Катя.

– Как будто не знаешь. Это значит, что у тебя болит зуб в левой части верней челюсти. Восьмой, если считать с центра. А у меня болел…

Но Катя ее уже не слушала. Она снова посмотрела на листок и задумалась:

«Неужели причина столь тяжелого отравления находится у Петра в его зубе? Как же яд мог попасть в зуб? Сомнительно что-то… Но другого выхода нет! Позвонить врачам?»

Катя уже схватила свой телефон, но тут снова представила, как врачи, услышав ее предположение, начнут крутить пальцем у виска.

«А может… все сделать самой?», – подумала она и испугалась собственной мысли.

«Самой» – это значит каким-то образом пробраться в больницу, попасть в палату, где лежит Петр, и… попытаться выдрать с корнем эту злосчастную восьмерку. Только представив все это, у Кати по спине пробежали мурашки от страха.

«Однако времени на страх и размышления остается слишком мало. Надо действовать. И действовать надо уже сегодня ночью», – отбросила она последние сомнения и посмотрела на Иру, по-прежнему безостановочно рассказывающую о своем недавнем опыте по удалению зуба мудрости:

– … а я еще у него спрашиваю – «на мудрости, на моей, это как-нибудь отразится?». Так он мне и отвечает, да еще так серьезно – «на вашей», – говорит, – «это уже никак не отразится». «На ней», – говорит, – «вообще уже ничего не отразится»… Как ты думаешь, он мне нахамил, или серьезно ответил?..

Катя решительно прервала Иру:

– Собирайся! Идем обедать!

– Ну ты даешь! То не идем, то идем. Что за метания? Ты не влюбилась, часом, в кого-нибудь? Можешь не отвечать – и так видно, что влюбилась. Все признаки налицо – глаза красные, вид растерянный… Окей, встречаемся у выхода через пять минут.

Катя знала, что у Иры есть машина. Старенький «гольф», но безотказный, и на хорошем ходу. Уже сейчас, продумывая свою ночную операцию по спасению Петра, она поняла, что Ира, со своим «гольфом», вполне может ей пригодиться.

За обедом Катя шепотом вкратце рассказала Ире, что этой ночью ей позарез нужно будет проникнуть в 33-ю больницу, чтобы навестить одного очень хорошего знакомого.

– Понимаешь, он лежит в реанимации, и поэтому к нему не пускают посетителей. Но мне очень нужно его увидеть…, – ковыряя вилкой в тарелке, шептала Катя, не очень-то веря, что Ира согласится ей помочь в этом довольно странном деле.

Однако, выслушав Катин рассказ, Ира с каким-то нездоровым блеском в глазах подозрительно огляделась по сторонам, и тоже шепотом спросила:

– Как будем проникать в больницу?

– Мы с тобой ночью подъедем с черного хода, ты останешься в машине, а я через заднюю дверь постараюсь попасть внутрь. Я ее видела вчера, эту дверь, когда… пыталась поговорить с врачами.

– И все-таки ты влюбилась! Что за знакомый? – хитро улыбаясь, спросила Ира, – симпатичный, хоть?

– Ничего, вроде…

– Во сколько встречаемся?

Склонившись над столом, заговорщицы договорились о встрече. Они условились, что Ира заедет за Катей в двенадцать ночи, и они отправятся в больницу.

После работы Катя зашла в хозяйственный отдел ЦГНУМ-а и купила плоскогубцы и моток бельевой веревки. Уже выйдя из магазина, она вдруг остановилась в нерешительности и задумалась. С таким же задумчивым видом, она развернулась, и снова вошла в магазин. В этот раз она проследовала в отдел детских игрушек. Побродив между стеллажами, она выбрала большой черный пистолет, стреляющий водой.

Добравшись до своего дома, она зашла в аптеку и купила упаковку медицинских масок.

Катя вошла в свой подъезд, вытащила из почтового ящика газеты и… рухнула на пол, получив чем-то очень тяжелым и абсолютно невидимым прямо по затылку.

Именно таким был самый последний сюрприз темных сил.

Уже отлетев от Н-бурга на приличное расстояние, они вдруг остановились и ударили себя по лбу. Они осознали, что дали Кате слишком хорошую подсказку, благодаря которой она сможет преспокойно спасти своего Петра. Темные силы развернулись и на пару минут вернулись в Н-бург.

Если честно, им не хотелось так поступать, ведь им было даже немного жаль этих двоих – Петра и Катю, у которых теперь не осталось почти ни одного шанса на спасение. Темные силы даже немного поборолись сами с собой, перед тем, как начали расправляться с Катей… Но… у них не получилось изменить своей темной сущности.

Темные силы расстроенно вздохнули, и нехотя, с большим сожалением, все-таки доделали с Катей все то, что они и планировали.

Нахмурившись, злые сами на себя, они теперь окончательно улетели из Н-бурга.

Их новый замысел оказался еще более коварным и изощренным, чем то, что они уже сделали с Петром.

Уже через двадцать минут Катя очнулась в кромешной темноте. Постепенно приходя в себя, она, к своему ужасу, поняла, что лежит сейчас на холодном бетонном полу, а ее руки и ноги так плотно связаны, что у нее не получилось сделать ни одного движения. Попытка закричать тоже ни к чему не привела, потому что нижняя часть ее лица оказалась наглухо замотанной скотчем.

«Что со мной произошло?», – спросила Катя сама себя и попыталась ответить на свой же вопрос, – «после работы я зашла в магазин, потом, уже возле дома я зашла в аптеку… А дальше… я вошла в свой подъезд… Удар по голове… Все…»

С этого момента все ее воспоминания обрывались. Где она сейчас находится, почему у нее связаны руки и ноги, и самое главное – сколько времени она провела без сознания, Катя не могла даже предположить.

«Похоже, теперь мне нужно спасать не только Петра», – горько усмехнулась она, – «уцелеть бы самой…»

Вспомнив о Петре, она похолодела – ведь если она провела в этом темном и холодном помещении слишком много времени, то… вполне возможно, его уже нет в живых…

«А может быть, то, что со мной произошло, каким-то образом связано с Петром? Может быть, или не может быть – сейчас не до размышлений. Нужно поскорей выбираться отсюда, а там будет видно. Только, как мне отсюда выбраться?»