«Бьет, как профессиональный боксер… Эх, надо было все-таки шапку взять. Продует ведь. Менингит бы не заработать…», – с опаской подумал он и ускорил шаг.
Ветер внезапно изменил свой характер. Теперь он как будто бы разделился на две части. Одна часть сконцентрировалась в единый упругий кулак и принялась ритмично толкать Петра прямо в затылок. Другая часть разбежалась по кладбищу и носилась теперь между могилами, словно гигантское количество очень быстрых змей. Периодически, пролетая в узких местах, ветряные змеи издавали тоненький свист, иногда превращавшийся в звук, очень похожий на человеческий стон…
Услышав стоны, раздававшиеся как будто бы в глубине могил, Петр запаниковал. Со страхом оглянувшись по сторонам, он не выдержал и побежал. Однако ровно через минуту удары по затылку и жуткие стоны вдруг прекратились. Вокруг воцарилась звенящая тишина. Петр остановился и отдышался.
Через несколько секунд где-то далеко позади себя он услышал звук, очень похожий на далекий рев реактивного самолета. Петр испуганно обернулся и прислушался. Звук шел не с неба, а с земли, и он очень быстро приближался. Петр сорвался с места и изо всех сил помчался по узкой дорожке. Уже на бегу он услышал, что приближающийся к нему звук летящего самолета превратился в жуткий стон многотысячной толпы. От быстрого бега и внезапно нахлынувшего ужаса Петр начал задыхаться. Стоны слышались уже совсем рядом, прямо за его спиной. Внезапно, от сильного удара порыва ветра по затылку, его голова резко качнулась вперед, и он чуть было не упал на землю.
Ничего не замечая вокруг, с выпученными от страха глазами, уже почти не дыша от сильнейшего невротического спазма в горле, Петр, тем не менее, со спринтерской скоростью мчался к воротам кладбища. Так быстро он еще никогда не бегал. Ему казалось, что нечто огромное с ревом несется совсем рядом – прямо за плечами, вот-вот догонит его и разорвет на части. Упругий кулак ветра продолжал методично и сильно бить его по затылку, из-за чего голова Петра все время кивала вперед, словно он с чем-то постоянно соглашался, или кому-то кланялся, мчась по темному кладбищу.
Вой ветра стал таким пронзительным, что у Петра снова заложило в ушах. Удары по голове на несколько секунд прекратились. Петр вдруг подсознательно почувствовал, что жуткое нечто, летящее у него за плечами, готовится его убить…
Собрав все свои последние силы, Петр, словно огромный кролик, сделал три гигантских скачка и, минуя ворота, с вытаращенными от ужаса глазами пулей вылетел за пределы кладбища. Не в силах больше бежать, он рухнул на колени, согнулся вперед, закрыл голову руками и закричал от страшного ощущения неумолимого приближения собственной гибели…
Внезапно он услышал, что позади него с грохотом закрылись чугунные ворота и все стихло. Дикий вой и ветер исчезли, словно их и не было. Не веря в свое спасение, Петр осторожно обернулся. Никого!
Он встал и отряхнул колени. В один момент от безумного страха и спазма в горле не осталось и следа. Он пощупал затылок. Вроде бы все было на месте…
Он еще раз посмотрел на чугунные витые ворота. На секунду ему показалось, что черные завитки обоих створок ворот сложились в страшную звериную морду, яростно уставившуюся прямо ему в глаза. Петр помотал головой, резко отвернулся и быстро пошел к шоссе.
С каждым шагом, отдалявшим его от ворот кладбища, на душе у него становилось все спокойнее. К тому моменту, когда он подходил к шоссе, он уже вспоминал обо всем произошедшем как о каком-то нелепом курьезе:
«Детский сад какой-то. Это ж надо – ветра напугался… Носился как идиот по кладбищу… Ну и ладно, зато взбодрился. Хм… Утренняя пробежка по кладбищу… Фитнес так себе… На любителя…»
Петр перешел шоссе и, если верить словам бригадира, очутился на стороне, ведущей в сторону Н-бурга. Он покрутил головой в поисках остановки. Совсем недалеко от себя, буквально в двадцати метрах, прямо на обочине, он обнаружил маленькую, низенькую деревянную скамейку с облупившейся черной краской и железный столб с табличкой расписания наверху.
Петр подошел к остановке. Смахнув пыль, он устало присел на скамейку. Опустил голову и задумался.
«Странное дело… Такое ощущение, что все – и санитары в морге, и кладбищенские работники – все они словно торопились, старались поскорей избавиться от Вероники. Как будто чего-то боялись. Да еще эти странные слова, которые произнес бригадир… «Не верь тем бредням, что болтают о ней местные…». Что, интересно, он имел в виду? Но самое главное! Почему никто так и не пришел проститься с Вероникой? Ни к моргу, ни на кладбище? Ну ладно – нет друзей, бывает. Но какие-то знакомые…, соседи…, коллеги, в конце концов, у нее же были? Что ж это за люди-то такие? Как же так можно?..»
Петр осуждающе помотал головой. Сидеть было холодновато. Он встал и, разминаясь, покрутил руками и поприседал. Посмотрел на часы. Засунув руки в карманы пальто, принялся ходить взад-вперед по обочине. На его часах было всего полдевятого. Вокруг, куда хватало глаз, виднелись все те же черные колхозные поля, на которые он уже успел вдоволь насмотреться накануне – во время поездки на такси от аэропорта до Н-бурга. Однообразный, мрачноватый пейзаж дополняло абсолютно пустое полотно шоссе и высоченное черное дерево, одиноко торчащее в ста метрах от остановки в сторону поля. На голых ветках дерева Петр разглядел несколько неподвижных ворон.
«Пейзажик тоже так себе, на любителя», – усмехнулся он, – «на той стороне от шоссе – кладбище, на этой – черное поле и черное дерево с черными воронами».
От вязкой тишины звенело в ушах. Через десять минут непрерывной ходьбы Петр внезапно остановился и замер. Он уставился на одинокое дерево и приложил ладонь к правому уху, старательно прислушиваясь. Ему вдруг показалось, что где-то вдалеке слышится женский голос. Через секунду он понял, что не ошибся – со стороны дерева снова послышался все тот же испуганный голос. Несмотря на то, что слова были слышны довольно отчетливо, Петр не понял ни единого слова, потому что он не знал того языка, на котором говорила невидимая ему незнакомка.
– Aident il![1] – снова тревожно выкрикнула невидимка со стороны дерева.
«Это точно не голос Леры. И это точно не английский… Французский, что ли? Интонации такие, как будто о помощи просит. Вроде никого не видно… Может быть, за деревом спряталась?»
Не раздумывая, он быстрым шагом направился к дереву. Дерево все приближалось, но Петр по-прежнему никого не видел. Не доходя до дерева двадцати метров, он опасливо прошел вокруг него по большому кругу. Никого!
Женский голос тоже пропал. Зато проснулись вороны. Они шумно взлетели и принялись угрожающе кружить вокруг Петра, по очереди приближаясь к его голове на очень близкое расстояние.
– Ухожу, ухожу, – выкрикнул Петр, сильно озадаченный своими вновь появившимися голосовыми галлюцинациями, и вдруг увидел, что на нижней ветке дерева осталась сидеть одна-единственная, очень крупная ворона. Подчиняясь какому-то странному, непреодолимому любопытству, Петр медленно подошел к дереву. Ворона сидела не двигаясь, плотно закрыв глаза. Остальные, словно пытаясь помешать Петру, с громким криком носились позади него, но теперь подлететь ближе им мешали колючие черные ветки.
Петр протянул руку и пощелкал пальцами прямо перед клювом вороны:
– А ну-ка открой глаза! Слышишь меня?! Или не слышишь?! Это ты, что ли?!
Ворона медленно открыла глаза и печально посмотрела на него своей левой блестящей пуговицей. В следующую секунду Петр вздрогнул, а по его спине от страха побежали мурашки. Он вдруг резко развернулся на 180 градусов и как сайгак помчался к остановке. Его любопытство было не случайным. Неизвестно каким образом, но он еще издали заподозрил в этой большой черной вороне ту самую, которая вчера утром принесла в его московскую квартиру плохие новости. Непонятный ужас от того, что здесь, в пригороде Н-бурга, он увидел ту же ворону, которую еще вчера видел в Москве, полностью отключил какую-либо способность соображать. Единственное, на что он сейчас был способен – ничего не замечая вокруг, стремглав нестись по полю, как можно подальше от этого дерева и этой черной вороны. Остальные вороны какое-то время преследовали Петра, стараясь клюнуть его в затылок, но, убедившись, что он убегает, наконец-то отстали от его головы, вернулись, и заняли свои места на дереве.