Будильник в мобильном телефоне разбудил Петра в шесть часов утра. Не открывая глаз, Петр наощупь отключил будильник, присел на край кровати и около двух минут пытался сообразить, где он сейчас находится.

Наконец понял, вскочил, быстро принял душ, оделся и, стоя у открытого шкафа, задумался:

«Взять шапку? Или не брать? Катя говорила, что туда и обратно меня отвезут на машине… Зачем тогда мне шапка? Пожалуй, оставлю…»

Он закрыл шкаф и ровно к половине седьмого спустился вниз. На цыпочках он прошел мимо Аллы Степановны, которая, тихонько посапывая, крепко спала на маленьком диванчике за стойкой регистрации, снял щеколду с входной двери и вышел на улицу. Такси уже поджидало его, припарковавшись напротив дверей гостиницы. Петр отдал таксисту листок с адресом и старенькая белая «копейка», с черными «шашечками» на дверях, запетляла по очень узким и очень темным переулкам Н-бурга. Через двадцать минут такси остановилось.

– Прие-е-ехали, – зевнул таксист.

Рассчитываясь с сонным таксистом, Петр посмотрел в окно. Вокруг располагался обычный спальный район. Рядом с дорогой стояло несколько жилых кирпичных пятиэтажек, а чуть поодаль – ряд серых девятиэтажек. Ни одного здания, хоть отдаленно похожего на морг, в обозримом пространстве не было и в помине.

«Не в жилом же доме у них морг?..», – всматриваясь в темноту улицы, подумал Петр и, с сомнением в голосе, спросил у таксиста:

– А мы точно приехали по тому адресу, который был написан на листочке?

– Ага-а-а-а, – таксист еще раз зевнул и спрятал деньги в карман, – а что, непохоже?

– Я же приезжий, поэтому не знаю – похоже, или непохоже. Мне, вообще-то, морг нужен… Ну, не мне, а…

Таксист вдруг вздрогнул и уставился на Петра. Его сонливость мгновенно улетучилась, а в глазах теперь отчетливо прослеживался страх.

– А зачем тебе морг? – выговорил он, наконец.

– Родственницу хороним… А… что?..

– Так ты к этой, что ли?!

– В смысле?

– А ну выходи из машины, – дрожащим от страха голосом неожиданно потребовал таксист.

– Вы что себе позволя…, – начал было возмущаться Петр, но вдруг увидел, что таксист вытащил из-за пазухи газовый баллончик и направил его прямо ему в глаза.

– Выходи, не доводи до греха. Баллончик – зверь, ослепнешь навсегда, – не потребовал – взмолился таксист.

Петр не заставил себя долго ждать и пулей выскочил из машины. Отбежав на безопасное расстояние, он обернулся и прокричал:

– Лечиться надо! Придурок! Скажи хоть, в какую сторону идти! Где морг-то ваш? Эй, ты!

Такси сорвалось с места, но вдруг резко остановилось. Из окна появилась голова таксиста:

– Вон за тем домом твой морг…

Взвизгнув лысыми покрышками, такси улетело вдаль. Петр покачал головой:

– Больной, что ли? Понаберут же, кого ни попадя… Ф-у-у-у…, – он выдохнул и пошел в том направлении, которое ему указал внезапно взбесившийся таксист.

Уже за ближайшей пятиэтажкой он обнаружил длинное белое одноэтажное здание барачного типа. Рядом с единственным входом, расположившимся с торца здания, стоял зеленый санитарный УАЗ-ик.

«Наверное, это и есть морг», – подумал Петр. Минуя небольшой скверик, он подошел к двери этого здания и увидел табличку, подтвердившую его предположение:

«Городской Н-бургский морг»

На часах было ровно семь часов утра. Кроме Петра и водителя «санитарки», уснувшего прямо на руле, рядом с моргом никого больше не было.

«Наверное, все, кто пришел попрощаться – внутри», – недоуменно подумал Петр и протянул руку к дверной ручке, намереваясь войти. Однако дверь внезапно распахнулась сама и оттуда, грубо оттолкнув Петра в сторону, вышли четыре санитара, держа в руках деревянный гроб. Санитары быстро донесли свою ношу к машине, а один из них, тот, кто находился у переднего правого угла гроба, изо всех сил ударил ногой по заднему крылу машины. От гулкого удара водитель высоко подскочил, ударился головой о потолок, проснулся, и, потирая глаза кулаками, быстро выскочил на улицу. Непрерывно позевывая, он открыл заднюю дверь, и санитары мгновенно загрузили свою ношу внутрь. Трое, так и не взглянув на Петра, выстроившись гуськом, молча ушли обратно в морг, а четвертый, тяжело дыша, подошел к Петру и, ловко плюнув далеко в сторону, и с интересом проследив за полетом своего плевка, спросил:

– К Ивановой?

Сильно растерявшийся от такой внезапности и стремительности происходящего, Петр только и смог, что утвердительно кивнуть. Тогда санитар вытащил из кармана халата две бумажки и ручку.

– Это свидетельство о смерти, с собой заберешь. А здесь распишись, – он ткнул пальцем во второй листок и дал Петру ручку.

Петр послушно расписался. Не вымолвив больше ни единого слова, санитар забрал бумажку и направился в морг. Петр наконец-то пришел в себя и выкрикнул ему вдогонку:

– Не знаете, кто-нибудь еще будет присутствовать на похоронах? Они что, сразу на кладбище приедут?

Но санитар даже не обернулся. Вместо этого он еще раз смачно плюнул и быстро исчез за дверью.

– Вот хамье циничное! – разозлился Петр, – вообще-то человека в последний путь отправляете, можно было как-нибудь без такой спешки!..

Но дверь морга уже захлопнулась и, скорей всего, санитар его не услышал. В злости Петр тоже ловко сплюнул сквозь зубы, чего раньше за ним никогда не замечалось.

Он подошел к «санитарке». Водитель, здоровый патлатый детина лет тридцати, с неестественно длинными, аж до подбородка, бакенбардами, нетерпеливо газуя вхолостую, опустил боковое стекло, смерил Петра с головы до ног презрительным взглядом, сплюнул, и сквозь зубы проговорил:

– Давай, садись.

Петр кивнул. Единственное пассажирское место в «санитарке», которое он заметил, было то, что находилось рядом водителем, в кабине. В темный кузов, где сейчас стоял гроб с Вероникой, он, конечно не полез. Он обошел машину спереди и попытался открыть пассажирскую дверь. Дверь не открывалась.

– Не, не! – заорал вдруг патлатый, – не сюда! Здесь не открывается. Замок сломался. Давай-ка назад. Слышь ты, давай, шевелись уже!

Петр вышел из себя:

– Эй, повежливей, пожалуйста! Здесь вообще-то моя родственница лежит! Проявите хоть немного уважения к… покойнику… покойнице…

Водитель промолчал.

«Сто процентов – пассажирская дверь в полном порядке. Закрыл ее изнутри, мерзавец… Знал бы я дорогу, выбросил бы гаденыша из машины и сам бы Веронику повез…», – зло думал Петр, обходя машину, – «вот так «церемония прощания»… По-быстрому забросили Веронику в кузов, оплевали тут все вокруг, да еще и хамят… Кому расскажешь – не поверят… Ну… что делать, придется ехать рядом с ней… Это совсем не страшно… Что тут такого… Каких-то двадцать минут – и мы уже на кладбище… Просто не думать ни о чем, и все… Или думать о чем-нибудь позитивном…»

С этими мыслями он вскарабкался в темный салон, захлопнул изнутри задние двери и сел на узкую боковую скамейку, намертво прикрученную к борту. Автомобиль сорвался с места и помчался по городу, нисколько не заботясь о том, чтобы хоть немного притормаживать на кочках и рытвинах. Позитивно мыслить не получалось. В голове рождались только проклятия в адрес патлатого водителя, одно краше другого. Подскочив на очередном ухабе, Петр подобрался к окошку, которое вело в водительский отсек, и несколько раз ударил по нему кулаком:

– Помедленней можете?! Мы же не на гонках!

– А че? – услышал он в ответ, – че-то не нравится? Мажор хренов…

– Ах ты… Ну, доберусь я до тебя, как только доедем. Я тебе покажу, какой я мажор, – пообещал ему вконец взбесившийся Петр и, подпрыгнув на очередной кочке, больно ударился головой о потолок. На особо крутых виражах гроб начал угрожающе наклоняться и с неприятным скрежетом елозить по металлическому днищу «санитарки».

– Гаденыш! – выкрикнул Петр в сторону водителя. Тот моментально отреагировал тем, что слегка поддал газу. Машина отчаянно взревела и понеслась еще быстрее.

«Да он же сейчас разобьется!», – со страхом подумал Петр, когда гроб внезапно отъехал назад и, сильно ударившись о двери, подъехал обратно к нему, – «или вообще вылетит на дорогу!»