— Майк? Это ты, Майк? — Он засмеялся.

— А кто же еще, Уилли?

Это был мой младший брат, теперь уже солидный мужчина среднего возраста. Последний раз я видел его в 1993-м, когда закончил колледж. Ему было тогда шестнадцать, через два года он был уже на Луне в составе программы ИСООН.

— Ну как, Луна надоела? — спросил я, пожимая руку брата.

— Нет, нет, Уилли, я теперь каждый год на месяц-два возвращаюсь на «большую землю». Теперь не то что раньше.— Когда его завербовали, человек получал право только одного проезда назад — в случае, если рассчитывался: топливо стоило слишком дорого для ежегодных отпусков.

Мы все трое уселись вокруг мраморного кофейного столика, и мама предложила мне сигарету.

— Все так переменилось,— сказал я прежде, чем они могли спросить что-нибудь про войну.— Расскажите мне, как живете, расскажите обо всем.

Брат замахал руками и рассмеялся:

— Однако длинная будет история. У тебя как, пара недель в запасе имеется? — Он явно еще не решил, какого тона придерживаться со мной. Кто я ему, племянник или как? Во всяком случае, я уже не старший брат.

— Майкла можешь не спрашивать, во всяком случае,— сказала мама.— Все селениты разбираются в жизни на Земле не больше, чем девственницы в поцелуях и прочем.

— Ну, мама...

— Огромный энтузиазм и никакого опыта.

Я закурил сигарету, у нее был странный сладкий привкус, и глубоко затянулся.

— Луняне каждый год по пять недель проводят на Земле. Половину времени они тратят на советы, как земляне должны вести дела.

— Возможно. Но остальную половину времени мы просто наблюдаем. Объективно.

— Ага, вот и любимое словечко нашего Майкла — «объективно».— Мама откинулась на спинку кресла и улыбнулась.

— Мам, ты же сама понимаешь... Черт, оставим. Уильям сам разберется, у него еще жизнь впереди,— Он выпустил облачко дыма, я заметил, что он курит не затягиваясь,— Расскажи нам лучше о войне. Я слышал, ты был в настоящем бою с тельцианами. Лицом к лицу.

— Да, было. Ничего особенного.

— Ага, я слышал, они трусы,— сказал Майкл.

— Да я бы не сказал... так.— Я потряс головой, собирая мысли. Марихуана нагоняла на меня сон.— Похоже, они просто не понимали, в чем дело. Это было как в тире — они выстраивались в линию, мы их подстреливали.

— Как же это? — сказала ма.— А передавали, что у нас убито девятнадцать человек...

— Девятнадцать человек убито? Это неправда.

— Я точно не помню сейчас.

— Мы действительно потеряли девятнадцать человек, но только четверо были убиты. Это еще в самом начале боя, пока мы не разобрались в их противовоздушной системе.— Я решил не останавливаться на подробностях, обойтись без лишних сложностей.— Из оставшихся пятнадцати одного ранило нашим же выстрелом. Он потерял руку, но остался в живых. Остальные... сошли с ума.

— Как... особое оружие тельциан? — спросил Майк.

— Да ни при чем тут тельциане! Наши мозги подвергли обработке, запрограммировали стрелять во все, что движется, как только сержант произнесет ключевую фразу. Когда люди пришли в себя потом, они не смогли вынести воспоминаний. Как они крошили тельциан.— Я потряс головой. Наркотик что-то сильно стал на меня действовать.

— Слушайте, я ужасно извиняюсь.— С некоторым трудом я поднялся на ноги,— Я уже почти двадцать...

— Ну конечно же, Уильям.— Мама взяла меня под локоть и провела в спальню, пообещав разбудить вовремя, чтобы мы успели на вечернее празднество. Кровать была чересчур удобной, но я мог бы заснуть, даже прислонившись к обхватистому дереву.

Усталость плюс «трава» и множество впечатлений: в результате маме пришлось брызгать мне в лицо холодной водой, иначе просыпаться я не хотел. Потом мы подошли к стенному шкафу, и мама выбрала мне подходящее для официального приема обмундирование. Я предпочел кирпично-красное одеяние — серо-голубой цвет показался мне несколько франтоватым,— принял душ и побрился. От косметики я отказался (Майк уже накрасился и предлагал мне свою помощь), вооружился листком с инструкциями, как найти Генеральную Ассамблею, и отправился в путь.

Я дважды терял направление, но, к счастью, у них на каждом перекрестке коридоров имелись миниатюрные компьютеры, дававшие указания для потерявшихся, на четырнадцати языках.

Мужская мода, как я заметил, явно начала обращаться к прошлому. От талии и выше все еще было не так плохо — облегающая блуза с высоким воротником и небольшая шапочка, но ниже шел широкий, сверкающий и совершенно бесполезный пояс, на котором болтался украшенный драгоценными камнями кинжал, пригодный разве что для распечатки конвертов, потом панталоны, ниспадавшие широкими складками и заправленные в сияющие сапоги из пластика, на высоких каблуках и доходящие до колен. Добавьте шляпу с пером — и Шекспир с дорогой душой взял бы вас статистом в свой «Глобус».

Женщинам было легче. Я встретил Мэригей у входа в холл Генеральной Ассамблеи.

— Уильям, мне кажется, что на мне совсем ничего нет,

— Смотрится неплохо, впрочем. Ничего не поделаешь, мода есть мода.— Большинство молодых женщин, встретившихся мне на пути к Ассамблее, были одеты аналогичным образом: нечто очень похожее на обыкновенную сорочку с обширными прямоугольными вырезами по бокам. Вырезы начинались у подмышек, а заканчивались там, где у вас сам собой вырывался возглас «Гм!». Наряд требовал от хозяйки большой сдержанности в движениях и не меньшей веры в силу статического электричества.

— Ты уже видел зал? — спросила Мэригей и взяла меня под руку.— Пойдем, конкистадор.

Мы пошли сквозь автоматические двери, и я тут же остановился, пораженный. Холл был таким огромным, что можно было подумать, что находишься где-то снаружи.

Пол представлял собой круг около ста метров в диаметре, стены уходили на высоту шестнадцати или семнадцати метров, вместо потолка был прозрачный купол — я припомнил, что видел этот купол во время посадки,— сквозь который видны были языки и спирали серого снега, несущегося по ветру. Стены покрывала мозаика — тысячи фигурок представляли в хронологическом порядке историю достижений человека. Не знаю, сколько времени я так простоял.

Пройдя через холл, мы присоединились к компании наших ребят — отважные ветераны угощались кофе. Кофе был синтетический, но все равно лучше, чем соя. К великому моему разочарованию, оказалось, что табак на Земле теперь почти не выращивают, а в некоторых странах его даже запретили — дабы сохранить пригодную для обработки почву. Поэтому то, что можно было достать, стоило ужасно дорого, и качество оставляло желать лучшего — это в основном был самосад, его выводили любители где-нибудь в балконных ящиках или на крохотных двориках. Единственный хороший табак привозили с Луны, и цены были буквально астрономические.

Зато вдоволь было дешевой марихуаны. В некоторых странах, например в США, ее вообще можно было получить бесплатно. Производилась и распределялась правительством.

Я предложил Мэригей сигарету с «травой», но она отказалась:

— Придется привыкать постепенно, я уже попробовала одну, она меня чуть не «выключила».

— Со мной то же самое.

Пожилой мужчина в форме вошел в наш уголок, грудь мундира украшал настоящий винегрет из наградных планок, плечи его были отягощены пятью звездочками каждое. Он благожелательно нам улыбнулся, когда почти половина людей вскочила на ноги. Я же остался сидеть, чувствуя себя в решающей мере штатским.

— Добрый вечер, добрый вечер,— сказал он, жестом приглашая садиться.— Рад видеть вас. В столь многочисленном составе.

— Многочисленном? Едва половина от начального нашего отряда.

— Я — генерал Джери Манкер, начальник кадрового отдела ИСООН. Через несколько минут мы отправимся вот туда,— он кивнул в сторону зала Ассамблеи,— для проведения небольшой церемонии. Потом вы будете свободны, вы заслужили отдых. Познакомьтесь с миром, побездельничайте пару месяцев. Все, что угодно. Только держитесь подальше от репортеров.

Но прежде позвольте сказать вам вот что: после этих месяцев отдыха вы захотите чем-нибудь заняться, кроме того, деньги тоже могут понадобиться...