Мне внезапно очень захотелось возвратиться в Пакстон. Частично из любопытства, а частично из-за иррациональной надежды на то, что зловещее бедствие не распространилось настолько далеко, что мой дом находится на том же самом месте, где я расстался с ним два месяца или двадцать четыре года назад. Что там живет Билл, раскаивающийся, но не изменившийся в остальном.

Мы видели, как по небу с запада на восток проплыла троица наших судов; тусклые золотые звезды на полутемном небосклоне. Я включил радио, но не стал передавать. Они тоже молчали; очевидно, все еще спали.

Я надеялся на это. Здесь и сейчас могло случиться все, что угодно.

Шериф хотел прежде всего отправиться в полицейское управление. Это было единственное здание в Центрусе, которое он по-настоящему хорошо знал, и если на официальном уровне делалось хоть какое-то предупреждение о бедствии, то там мы непременно нашли бы его текст. Мы не возражали. Мне, правда, больше хотелось посетить центр связи, где имелась коммуникационная линия с Землей, но это могло подождать.

Полицейское управление занимало половину Дворца Законов, четырехэтажного, казавшегося монолитным здания с зеркальными стенами. Восточная половина принадлежала судейским службам, западная — полицейским. Мы подъехали к западной двери и вошли внутрь.

Внутри было довольно темно, и мы с минуту стояли неподвижно, чтобы дать глазам возможность привыкнуть к полумраку. Стеклянная стена лишь в минимальной степени поляризовала свет, но та серость, которая пока что проникала сквозь него, была лишь пародией на освещение.

Бронированная дверь была приоткрыта, так что ни пистолет шерифа, ни наши потенциально смертоносные отвертки не понадобились. Мы дошли до длинного стола-барьера, я посветил на него карманным фонарем и обнаружил регистрационный журнал.

Последняя запись в нем гласила: «Двенадцать двадцать пять. Нарушение правил стоянки транспорта». Гражданская одежда и ботинки перед столом, униформа сержанта позади. В 12.28 они, вероятно, спорили по поводу штрафа. Сержант желал, чтобы его жертва исчезла куда-нибудь и он смог бы пойти на ланч. Что ж, его желание сбылось.

Шериф провел нас через весь просторный зал, мимо многочисленных служебных кабинок. Часть из них представляла собой простые серые или зеленые коробки, другие оживляли картины и голограммы. В одной из клеток я заметил на обильно украшавших ее искусственных цветах первые отблески дневного света.

Мы направились в зал заседаний, где по утрам собирался весь личный состав. Там проводился инструктаж на ближайший день и выяснялись все вопросы. Если бы на доске оказалась надпись: «12.28 — СНЯТЬ ОДЕЖДУ И ОТПРАВИТЬСЯ НА ПОСАДКУ В АВТОБУС», то по крайней мере часть тайны прояснилась бы.

В зале заседаний было приблизительно шестьдесят складных стульев, выстроившихся стройными рядами перед возвышением с большой классной доской. На ней все еще можно было безошибочно прочесть последние записи. Это были главным образом группы цифр, о которых шериф сказал, что это коды для обозначения заданий и состава групп. Сообщение «Сегодня дни рождения: Локни и Ньюсом», скорее всего, не содержало никакого зловещего подтекста.

Мы принялись за поиск патронов для пистолета, но в большинстве рабочих кабин или вовсе не имелось оружия, или находились какие-то новомодные варианты, ни на что не пригодные при отсутствии энергии.

В конце концов мы наткнулись на оружейную комнату с полуоткрытой дверью, состоявшей из двух половинок, верхняя из которых служила окошечком. Я спросил шерифа, продолжают ли они называть такие двери голландскими, а тот ответил, что нет, это называется секционная дверь. (У меня все время возникали трудности с их языком, потому что в нем было очень много слов, идентичных английским, но не имевших с ними ничего общего, кроме звучания.)

Боеприпасов там было столько, что мы все втроем не смогли бы увезти их на тачке. Мы с Чарли взяли по тяжелой коробке, хотя я спрашивал себя, во что, черт возьми, он собирался стрелять в этом мире.

Всего шериф взял четыре коробки. Когда мы несли их обратно в нашу санитарную машину, он дал уклончивый ответ на мой невысказанный вопрос.

— Знаете,— сказал он,— это похоже на результат применения действия какого-то идеального оружия. Убивает всех людей и оставляет нетронутыми неодушевленные предметы.

— У нас в двадцатом веке было нечто подобное,— заметил я.— Нейтронная бомба.

— Она заставляла тела исчезать?

— Нет, об этом вам пришлось бы позаботиться самому. Я даже думаю, что ее излучение должно было на некоторое время сохранять трупы. Она никогда не применялась.

— Неужели?

— А вы-то, наверно, думали, что они должны быть в каждом полицейском участке.

Чарли рассмеялся.

— Это сильно все упростило бы. Они были предназначены для уничтожения целых городов.

— Целых городов с людьми? — Он помотал головой.— И после этого вы считаете странными нас?

Мы вышли наружу как раз перед тем, как из-за горизонта появилась флотилия Мэригей. Моя жена сообщила, что они намереваются уже на следующем витке начать сход с орбиты, так что мы решили найти какой-нибудь по-настоящему массивный заслон между нами и космодромом.

Они решили не дожидаться отставших. Слишком уж много происходило сверхъестественного. Исчезновение антивещества было не более и не менее странным явлением, чем то, что мы увидели на планете, и мы знали, что топливо точно так же могло пропасть здесь и оставить их пленниками орбиты.

Я был уверен, что приземление будет зрелищем неземной красоты. Мне уже приходилось наблюдать действие аннигиляционных двигателей с безопасного или, может быть, почти безопасного расстояния. Это был жуткий лиловый бриллиант, сиявший ярче солнца.

Мы не знали точно, какой толщины должен быть экран и из какого материала состоять, чтобы он смог обезопасить нас от излучения, и поэтому в назначенное время дисциплинированно спустились во второе отделение подвала Дворца Законов.

В свете фонарика мы увидели аккуратно расставленные коробки с документами и стены, вдоль которых тянулись стеллажи со старыми юридическими книгами, доставленными с Земли; в основном на английском языке. Дальше, за запертыми железными решетчатыми воротами, виднелась и другая стена, стеллажи вдоль которой были уставлены сотнями винных бутылок. Судя по этикеткам, возраст некоторых из них превышал сорок лет Среднего Пальца или сто двадцать земных.

Я резко дернул замок, и он со щелчком открылся. Я вынул наугад три бутылки, на каждого из нас. Шериф заметил, что он не пьет вина, на что я сказал ему, что я не намереваюсь больше стрелять, но тем не менее тащил его проклятые патроны.

В это время послышались три удара звуковой волны; они прозвучали довольно громко даже в нашем подземелье и сразу же сменились протяжным басистым звуком, словно рвали толстую материю. Я со всех ног помчался наверх.

Моей энергии хватило лишь на лестницу. Оказавшись наверху, я, измученный непривычным физическим упражнением, перешел на легкую рысцу, пересек мертвый зал и вывалился наружу.

Стоя посреди Главной улицы, я мог видеть на горизонте три золотые иглы — следы в атмосфере пролетевших спасательных шлюпок.

Я с трудом разобрал слова Мэригей сквозь рев статических разрядов от вторичной радиации.

— Приземление прошло хорошо,— сказала она.— Некоторые вещи оказались плохо закреплены и теперь валяются на полу разбитые.

— Как скоро вы сможете начать выгружаться? — заорал я.

— Ты можешь не кричать так. Динамик находится прямо передо мной. Возможно, через час. А до тех пор не подходите слишком близко.

Мы потратили отпущенное время, загружая в санитарную машину девяносто меховых курток, найденных в гардеробе полицейского управления,— лучше иметь слишком теплую одежду, чем слишком холодную. Я также добежал до находившегося неподалеку магазина и притащил оттуда несколько коробок с продуктами.

Запасов еды в городе должно было хватить нам на ближайшие несколько лет — если, конечно, все пропавшие не вернутся так же внезапно, голые и голодные. И обмочившиеся от страха. Если возможно одно волшебство такого сорта — или два, считая случай с антивеществом,— то какого еще волшебства можно ожидать назавтра?