— На сегодняшнем вечернем занятии мы покажем вам восемь способов бесшумно убить человека.

Сержант-инструктор, который проводил занятие, выглядел едва ли на пять лет старше меня. Следовательно, если ему и приходилось убивать в бою, бесшумно или наоборот, то только будучи еще ребенком.

Я уже был ознакомлен с восьмьюдесятью способами убить человека, хотя подавляющее большинство из них были довольно шумными. Я уселся прямо, придал лицу выражение вежливого внимания и заснул с открытыми глазами. То же самое сделали почти все остальные. Мы уже знали, что ничего действительно ценного на вечерних занятиях не дают.

Разбудил меня включившийся проектор, и я просмотрел короткую учебную ленту, иллюстрирующую «восемь бесшумных способов». Часть актеров, вероятно, была из преступников-мозгостеров, потому что их убивали в самом Деле.

После фильма какая-то девушка из первого ряда подняла руку. Сержант кивнул ей, и она встала, чтобы задать вопрос. Симпатичная, хотя шея и плечи немного мощноваты. Это от постоянного таскания тяжелых вещмешков, чем мы занимались последнюю пару месяцев.

— Сэр,— сказала она, мы должны были обращаться к сержантам только через «сэр», пока не пройдем обучение.— Большинство этих способов, они, как мне кажется, ну, выглядят просто глупо.

— Например?

— Ну вот это — удар в область почек саперной лопаткой. Неужели мы действительно можем оказаться в ситуации, когда у нас не будет под рукой ножа или другого оружия? И почему именно в почки, почему бы просто не раскроить преступнику голову?

— На голове у него может быть каска,— резонно заметил сержант.

— Но ведь у тельциан, видимо, вообще нет никаких почек!

— Вероятно,— вздохнул инструктор. Шел только лишь 1997-й, и никто еще не видел живого тельцианина или хотя бы его останков размером более хромосомы.— Но химически их тела сходны с нашими, поэтому мы предполагаем, что и анатомически это похожие на человека существа. И у них должны быть уязвимые места. Их придется найти вам. Не забывайте,— он ткнул пальцем в сторону экрана,— что эти восемь смертников получили свою долю ради вашей пользы, чтобы вы могли найти способ убить тельцианина — все равно, с помощью ручного лазера или с помощью точильного бруска.

Девушка опустилась на место, но ответ сержанта ее, судя по всему, не очень удовлетворил.

— Будут еще вопросы?

Но поднятых рук больше не было.

— О'кей. Становись!

Мы приняли более-менее вертикальное положение. Сержант ожидающе глядел на нас.

— Так-растак вас, сэр! — послышался обычный усталый хор.

— Громче!

— Так-растак вас, сэр! — Еще одно убогое армейское изобретение для поднятия нашего духа.

— Уже лучше. Не забудьте, завтра на рассвете маневры. Завтрак в три тридцать, построение — в четыре ноль-ноль. Кто будет пойман в мешке после трех сорока — потеряет нашивку. Разойдись.

Я затянул «молнию» на комбинезоне и пошагал через заснеженный плац в комнату отдыха, чтобы выпить чашку сои и покурить. Мне всегда хватало пяти-шести часов сна, а иначе как здесь я не мог побыть сам по себе, хоть на несколько минут забыть про армию. В комнате отдыха я некоторое время смотрел инфо. Еще один корабль накрылся в секторе Альдебарана. Это, считай, четыре года назад. Готовится флот для ответного удара, причем потребуется еще четыре года, пока они туда доберутся. За это время тельциане прочно усядутся на всех входных планетах.

В казарменном бараке, когда я туда вернулся, все уже залезли в спальные мешки и основное освещение было выключено. Вся честная компания до сих пор не пришла в себя окончательно после двухнедельного учебного цикла на Луне. Я запихал комбинезон в шкафчик, сверился со списком и обнаружил, что мне выпала на сегодня койка №31. Проклятье, прямо под нагревателем!

Я как мог тихо пробрался за полог, стараясь не разбудить соседа. Кто это был, я не видел, но и значения это ни малейшего не имело. Я шмыгнул под одеяло.

— Что-то поздно ты, Манделла,— зевнули на соседней койке. Это была Роджерс.

— Извини, я не хотел тебя будить,— прошептал я.

— Не страшно.— Она подкатилась ко мне и обхватила, прижимаясь. Она была теплая и в меру податливая.

Я провел рукой по ее бедру, надеясь, что это был только жест братской ласки.

— Спокойной ночи, Роджерс.

— Спокойной ночи, мой жеребчик,— Она вернула мою ласку, но более решительно.

И почему так всегда получается — когда в активе, то твой сосед, вернее соседка, хочет спать, а когда устаешь — ей не спится? И я склонил голову перед неизбежным.

— Ну хорошо, понеслись опять! Стрингеры! Взяли быстренько — ну, кому говорю, взяли!

Около полуночи фронт теплого воздуха достиг нашей округи, и снег превратился в жидкую грязь. Продольная балка-стрингер из пермапласта весила пятьсот фунтов, и тащить ее было не сахар, не считая даже, что она была покрыта ледяной коркой. Каждая команда стрингеров состояла из четырех человек — по двое на каждом конце балки. В паре со мной шла Роджерс.

— Сто-о-й...— выкрикнул парень, шедший за мной, имея в виду, что сейчас балка выскользнет у него из закоченевших пальцев. Хоть и пермапластовая, она вполне могла бы сломать человеку ногу. Мы все разжали пальцы и отпрыгнули в сторону — одновременно. Балка, подняв фонтан грязевых брызг, рухнула на землю.

— Черт тебя подери, Петров,— сказала Роджерс.— Может, тебе лучше перейти в Красный Крест или еще куда? Растакая балка не на растак тяжелая.

Обычно наши девушки гораздо осмотрительнее в выборе выражений, но Роджерс можно было понять.

— Нухршо-о! Стрингеры, вперед! Склейщики! Не отставать!

Два человека нашей бригады склейщиков бросились бежать, раскачивая своими ведрами.

— Манделла, давай двигай. А то я что-то отморожу.

— И я,— поддержала девушка. Больше с чувством, чем с логикой.

— Раз-два — взяли-и!

Мы подхватили чертовку и потащились к мосту. Он был готов примерно на три четверти. Похоже, второй взвод нас обгонит. Мне-то было бы все равно, но только взвод, первым закончивший мост, домой полетит на вертолете, а нам придется тогда четыре часа шлепать по грязище, и отдыха у нас сегодня тоже не будет.

Мы установили балку на место и начали прилаживать фиксирующие скобы к опоре. Девушка из бригады склейщиков начала уже выплескивать смолу на балку, хотя мы не успели ее закрепить. Ее напарник ждал по другую сторону моста. Настильщики дожидались своей очереди у подножия, каждый из них поднял над головой лист упроченного пермапласта словно зонтик. Они были сухие и чистые. Интересно, заметил я громко, за что им такая честь выпала? Роджерс высказала несколько предположений, красочных, но маловозможных.

Мы направлялись за следующей балкой, когда проводящий полевые занятия (имя его было Дагльстайн, но мы звали его «Нухрош») засвистел в свою свистульку и проревел:

— Нухро-ош, солдаты, десять минут перекура! Курите, ежели есть что.— Он сунул руку в карман и включил обогрев наших комбинезонов.

Мы с Роджерс присели на край стрингерной балки, и я вытащил кисет. Скруток с травой у меня было полно, но их не разрешалось курить до вечера. С табаком у меня был только сигарный окурок, дюйма на три. Я закурил — и после пары затяжек почувствовал себя не так уж плохо. Роджерс тоже затянулась, но только за компанию, тут же скорчила гримасу и вернула окурок обратно.

— Ты еще учился, когда тебя призвали? — спросила она.

— Ага. Как раз получил диплом об окончании. Физика. Хотел стать преподавателем.

Она невесело кивнула.

— А я на биологическом.