— Ну что ж...— протянул шериф.

Он достал свой пистолет, направил его в центр окна и выстрелил. Шум от выстрела оказался удивительно громким; эхо далеко раскатилось по улице. В стекле появилась дыра с кулак величиной. Он прицелился на метр правее, выстрелил еще раз, и на этот раз большая часть стекла с приятным звоном посыпалась вниз.

Подошло время для очередного радиоконтакта, так что мы отдыхали несколько минут, пока я давал Мэригей отчет о наших невеселых наблюдениях. Мы согласились, что им следует отложить приземление до тех пор, пока нам не удастся узнать хоть немного побольше. Кроме того, те члены экипажа, которые последними возвратились к жизни, были все еще слабоваты для того, чтобы безопасно перенести такую нагрузку, как приземление.

Мы не стали вынимать куски стекла, которые остались торчать в раме. Я мог пролезть внутрь и отпереть окно, чтобы оно превратилось в достаточно большой, хотя и неудобный, вход. Шериф и Чарли подсадили меня, а затем мы тянули и толкали друг друга, пока все трое не оказались внутри. Тогда после этого я сообразил, что мог просто подойти к входной двери и отпереть ее.

В квартире был беспорядок еще до того, как мы принялись ее обстреливать. Вся комната, куда мы попали, была завалена грудами книг, по большей части с печатями университетской библиотеки. Теперь они были просрочены на восемь лет Среднего Пальца.

Я увидел висевший на стене диплом и почувствовал легкое удивление — женщина, жившая здесь, Роберта Мор, была математическим физиком и как-то раз приезжала в Пакстон, чтобы побеседовать с парой моих студентов по поводу выполнения дипломной работы в Центрусе. Мы тогда завтракали вчетвером...

— Мир тесен,— заметил Чарли, когда я сообщил об этом.

Шериф возразил, что дело не только в этом и вряд ли могло получиться так, что один из нас оказался знаком со взятым наугад обитателем этого квартала, если бы мы оба не преподавали одну и ту же науку, а дом не находился бы в окрестностях университета.

Я мог бы поспорить с его логикой, но за прожитые годы научился находить более приятные способы пустого времяпрепровождения.

Повсюду пыль и паутина. На стенах четыре большие картины маслом — на мой вкус, не очень хорошие. Одна, украшенная почти в центре пробоиной от пули, была подписана: «Тете Роб с любовью». Вероятно, эта подпись объясняла наличие всех четырех картин.

Хаос в комнате казался естественным. Если убрать пыль и паутину, то получилось бы типичное логово ученого, живущего в одиночестве.

Судя по всему, когда произошло то, что произошло, она находилась в кухне. Там стоял небольшой деревянный обеденный столик с двумя стульями; на одном из них громоздилась высокая стопка книг и журналов.

Одна тарелка с неопознаваемыми остатками пищи могла, возможно, послужить уликой. Кухня, в отличие от кабинета хозяйки, была очень опрятна, вся посуда, за исключением одной тарелки, вымыта и убрана. Посреди стола стояла фарфоровая ваза, из которой торчали несколько хрупких коричневых палок. Независимо от того, что произошло, это случилось посреди ее трапезы, и у нее не оказалось времени или желания доесть пищу и убрать за собой. Рядом не было брошенной одежды, но человек, живущий один, не обязан одеваться к обеду.

Ее одежда оказалась разложена на кровати, которая была аккуратно застелена покрытым густой пылью покрывалом бордового цвета. Точно посреди противоположных стен висели еще две картины, написанные тем же самым художником. В комоде имелось три ящика: блузки, юбки и брюки, нижнее белье, все аккуратно сложенное. В шкафу лежали два пустых чемодана.

— Видно, что она не упаковывала вещи,— констатировал Чарли.

— У нее не было на это времени. Позвольте, я кое-что проверю.

Я возвратился в кухню и нашел вилку, которой она ела, на полу справа от стула.

— Посмотрите-ка сюда.— Я поднял вилку, к остриям которой пристал довольно крупный кусок засохшей еды.— Я не думаю, что она вообще хоть что-нибудь предвидела. Она просто исчезла, выронив вилку, в тот момент, когда подносила ее ко рту.

— С нашим топливом было не так,— заметил шериф.— Если мы все еще продолжаем думать об общей причине.

— Ты физик,— повернулся ко мне Чарли.— Что может заставить материальные предметы исчезнуть?

— Коллапсарный переход. Но они вновь появляются где-то еще.— Я помотал головой.— Материя не исчезает. Предмет может откуда-то пропасть, но при этом он просто изменит свое положение или состояние. Частица и античастица уничтожают друг друга, но они все же остаются «там» в произведенных при аннигиляции фотонах. Даже вещи, поглощенные сингулярностью, центром черной дыры, на самом деле не исчезают, i

— А вдруг это было устроено ради нас? — предположил шериф.

— Что? Каким образом?

— Я не имею ни малейшего понятия, каким образом. Но, похоже, единственным объяснением может служить физическая возможность происшедшего. И у нас, видимо, будет достаточно времени, чтобы постараться это выяснить.

— Давайте сыграем шутку с этими ренегатами,— провозгласил Чарли с подчеркнутым центрусским акцентом,— пускай все сделают так, чтобы казалось, будто четырнадцатого галилея сто двадцать восьмого года все напрочь исчезли. Все разденемся, покидаем одежду, где стояли, и голыми спрячемся в укромных местах. А сами тем временем откачаем топливо из «Машины времени» и заставим их вернуться.

— А потом ка-ак выпрыгнем! — добавил я.

Шерифа наши упражнения в остроумии обидели.

— Я не утверждаю, что это разумно. Я только говорю, что пока никакая версия не подходит к обнаруженным фактам.

— Так давайте поищем другие факты.— Я сделал широкий жест рукой.— Как мы будем выходить: через окно или воспользуемся дверью?

До сумерек я говорил с Мэригей еще полдюжины раз. Там, на орбите, они, передавая друг другу бинокль, рассматривали планету и не видели никаких признаков жизни, кроме тех следов, которые мы оставили в снегу. Правда, их удавалось разглядеть только лучшим наблюдателям, которые знали, что они хотят увидеть: бинокль был всего лишь пятнадцатикратным. Так что, теоретически, спрятаться от наших наблюдателей могли тысячи людей.

Но в свете того, что мы нашли и чего не нашли, в это было трудно поверить. Все подводило к одному и тому же невероятному выводу: в 12.28 дня 14 галилея 128 года все люди, Человеки и тельциане без следа растворились в воздухе.

Гипотеза о точном времени случившегося основывалась на одном-единственном факте: положении стрелок сломанных механических часов, обнаруженных на полу мастерской кого-то из людей, полной подобными диковинками. Одежда хозяина валялась совсем рядом с часами.

Когда мы добрались до центра города, уже начинало темнеть, так что мы решили отложить его обследование до завтра, чтобы в нашем распоряжении был целый световой день. К тому же все мы устали как собаки. Наших сил хватило только на то, чтобы держать глаза открытыми, пока мы ужинали случайно обнаруженными под подтаявшим снегом консервами. В кухне Роберты был шкафчике вином, но мы не взяли оттуда ничего: это казалось все равно что обокрасть исчезнувшего.

Мы с Чарли устроились на ночлег на каталках (установленные по-другому, они превращались в операционные столы), расположенных в корме машины. Нам удалось даже найти несколько надувных подушек. Шериф улегся на полу, подложив под голову деревянный чурбак, который он нашел на улице.

Он проснулся на рассвете, очевидно, от холода и разбудил нас, включив обогреватель. Мы сидели несколько минут в отупении, сожалея об отсутствии чая или кофе, которые могли бы так хорошо дополнить нашу холодную копченую рыбу и нарезанные ломтиками фрукты. Конечно, мы могли ворваться в какой-нибудь дом или склад, найти там посуду и чай, а затем разжечь огонь. Это было бы легко в Пакстоне, где в каждом доме имелся настоящий камин, топившийся дровами. В Центрусе вместо каминов было центральное отопление и законы о борьбе с загрязнением воздуха.