Перед помостом кувыркался крохотный горбатенький скоморох, у самого кресла замер старец с огромной чашей в руке и в длинном до пола хитоне.

Когда Олег подошёл поближе, у него перехватило дыхание. Огромная голова с могучим лбом и запавшими глазами, огромное тело, длинные могучие руки, вместо четырёх голов — одна. Кресло явно делали для него индивидуально… Подняв глаза на вошедших, седобородый великан повернул голову, медленно повёл рукой. Голос у него был старческий, с лёгкой хрипотцой, но мощный, как несколько боевых рогов, ревущих одновременно:

— Олег, родич мой, подойди ближе.

Олег шагнул к креслу. Старик несколько мгновений с печалью всматривался в него. Волхв с чарой наклонился, что-то шепнул на ухо. Старик проговорил:

— Как видишь, я ещё жив. Творец меня не берёт, я ему и так надоел, а с госпожой Смертью, как ты её называешь, мы вообще родственники, она моя внучка и, — дед ухмыльнулся, — жена. Я рад, что ты счастливо избежал опасности, от внучки редко кто уходит…

— Спасибо, Сварог, — ответил Олег.

По лицу старика промелькнула тень неудовольствия:

— Я Сварог лишь для народа, а для родичей — дед… Вами как раз и не могу править, себе на беду, слишком много воли получили от рождения. Или хочешь сказать, что подчиняешься? Ты и с Перуном постоянно то собачишься, то целуешься, а ведь он мой старший сын, вспомни, сколько раз ты мне перечил…

Не зная, что сказать, Олег брякнул, с поклоном:

— Выздоровления и многих лет тебе, Сварог.

Глаза Сварога удивлённо расширились:

— Что с тобой, Олег? Разве ты не знаешь, чем ближе к концу своего года-зиме (год его — 27 000 лет), тем я выгляжу старше, а чем ближе к весне, тем моложе? Или ты забыл нашу Правь?

Он чуть приподнялся, и мощное кресло, что выдержало бы и двух слонов, жалобно заскрипело. Волхв торопливо поддержал за плечи дряхлеющего гиганта, тот бросил на Олега недоумевающий взгляд.

— Ты выказал неожиданную мудрость, родич… Перун мне рассказал, что вы с ним задумали. У меня в тебя больше веры, чем в моих сыновей, на тебя я и возлагаю основные надежды…

Олег молчал, не зная, что ответить. Сзади шумно сопел Игорь. Кто же ему поверит, что он был в доме Отца богов? Ведь он недостижим для смертного, да и не все боги могут попасть сюда. Волхв протянул Сварогу чашу, тот нехотя сделал глоток. До Олега докатился душистый запах мёда и степных трав.

Когда Сварог заговорил снова, в его мощном голосе звучала безнадежность:

— Попробуй мой напиток, сурицу.

Сделал знак волхву, тот молча подал чашу Олегу.

— Ты не передумаешь, Олег? Ведь этот путь чреват опасностями, а слуги Моры предложили тебе вечность и власть! Может, с ней согласишься?

Все четверо выжидающе смотрели на Олега. Даже скоморох перестал кувыркаться, стал прислушиваться. Олег пожал плечами, указал взглядом на скомороха. Дескать, и стены имеют уши. Этот вот под прикрытием дурацкого колпака ещё неизвестно, на какую империю или королевство работает и в каком чине да звании там ходит.

Простодушный Игорь сопел всё громче. Олег, чувствуя себя припёртым к стенке, сказал осторожно:

— Я хотел ещё разок посоветоваться с твоим сыном, с другими богами, со своими друзьями-специалистами… Надо точно учесть мнение народа, узнать решение наставников… Нельзя ли это ожидаемое получить без драки, или дракой, но чужими руками?

Волхв с чарой ахнул и разлил напиток Отца богов:

— Совсем без драки?

Олег понял, что переборщил. Время ещё не то, чтобы совсем без драки. Ответил с неохотой:

— Ну, хотя бы малой кровью…

На него смотрели с великим изумлением. Сварог даже рот открыл.

— На других Землях это уже давно так, но здесь, на этой… Ты вырос, родич. Ещё недавно ты водил рати, был любимцем Перуна, когда резал всех подряд, да и Мора благоволила тебе, а сейчас вон как заговорил. Ты конечно прав. Повзрослел ты, повзрослел, мужество не только в мускулах, это редко кто понимает… Больше мужества требуется, чтобы воздержаться от применения силы! Но как ты до этого дошёл?.. Впрочем, несколько сот лет назад мне шепнули, что ты стал волхвом, что ты умеешь предсказывать будущее… Иди, родич. Я верю в тебя и благословляю, если будет нужна помощь, обращайся ко мне через Перуна, помогу. Вот ещё, возьми перстень, поможет, а как, сам догадаешься. Отрок, тебе интересно, послушай о создании мира, мне скучно здесь, одному. Заходи, Гамаюн, пой!

Раздался раздраженно-ворчливый голос:

— Что тебе спеть, дедушка?

Сварог по-молодому улыбнулся:

— Да пой, что хочешь.

И возник Голос, в нём и соловьиные трели, и клекот орла, и карканье ворона:

— Разгулялась непогодушка, туча грозная поднималась. Расшумелись, приклонились дубравушки, всколыхалась в поле ковыль-трава. То летела Гамаюн-птица вещая со восточной со сторонушки, бурю крыльями поднимая. Из-за гор летела высоких, из-за леса летела тёмного, из-под тучи той непогожей.

Сине море она перепархивала, Сарачинское поле перелётывала. Как у реченьки быстрой Смородины, у бел горюч камня Алатыря во зелёном садочке на яблоне Гамаюн-птица присаживалась. Как садилась она — стала песни петь, распускала перья до сырой земли.

Как у камня того у Алатыря собиралися-соезжалися сорок царей со царевичем, сорок князей со князевичем, сорок могучих витязей, сорок мудрых волхвов. Собиралися-соезжалися, вкруг её рядами рассаживались, стали птицу-певицу пытать:

— Птица вещая, птица мудрая, много знаешь ты, много ведаешь… Ты скажи, Гамаюн, спой-поведай нам… Отчего зачался весь белый свет? Солнце Красное как зачалось? Месяц Светлый и часты звёздочки отчего, скажи, народились? И откуда взялись ветры буйные? Разгорелись как зори ясные?

— Ничего не скрою, что ведаю…

До рождения света белого тьмой кромешною был окутан мир. Был во тьме лишь Род — прародитель наш. Род — родник вселенной, Отец богов.

Был вначале Род заключён в яйце, был он семенем непророщенным, был он почкою нераскрывшейся. Но конец пришёл заточению, Род родил Любовь — Ладу-матушку.

Род разрушил темницу силою Любви, и тогда Любовью мир наполнился.

Долго мучился Род, долго тужился. И родил он царство Небесное, а под ним создал поднебесное. Пуповину разрезал радугой, отделил Океан-море синее от небесных вод твердью каменной. В небесах воздвигнул три свода он. Разделил Свет и Тьму, Правду с Кривдою.

Род родил затем Землю-матушку, и ушла Земля в бездну тёмную, в Океане она схоронилась.

Солнце вышло тогда из лица его — самого Рода небесного, прародителя и отца богов!

Месяц светлый — из груди его — самого Рода небесного, прародителя и отца богов!

Звёзды частые — из очей его — самого Рода небесного, прародителя и отца богов!

Зори ясные — из бровей его — самого Рода небесного, прародителя и отца богов!

Ночи тёмные — да из дум его — самого Рода небесного, прародителя и отца богов!

Ветры буйные — из дыхания — самого Рода небесного, прародителя и отца богов!

Дождь и снег, и град — от слезы его — самого Рода небесного, прародителя и отца богов!

Громом с молнией — голос стал его — самого Рода небесного, прародителя и отца богов!

Родом рождены были для Любви небеса и вся поднебесная. Он — отец богов, он и мать богов, он — рожден собой и родится вновь.

Род — все боги, и вся поднебесная, он — что было, и то, чему быть предстоит, что родилось и то, что родится.

Род родил Сварога небесного и вдохнул в него свой могучий дух. Дал четыре ему головы, чтоб он — мир осматривал во все стороны, чтоб ничто от него не укрылось, чтобы всё замечал в поднебесной он.

Путь Сварог стал Солнцу прокладывать по небесному своду синему, чтобы кони-дни мчались по небу, после утра чтоб начинался день, а на смену дню — прилетала ночь.

Стал Сварог по небу похаживать, стал свои владенья оглядывать. Видит — Солнце по небу катится, Месяц светлый видит и звёзды, а под ним Океан расстилается и волнуется, пеной пенится. Оглядел свои он владения, не заметил лишь Землю-матушку.