Славомир объяснял, как он крепил рулевое колесо, как пришлось менять крепление мачт. Они, мол, древние, хоть и мудрые были, да наверно ошибочку специально сделали, додумайся сам, если не дурак, ну а если дурак, так и тони по-дурацки.

— Сколько человек и сколько времени строили этот корабль? — нетерпеливо спросил Олег.

— Ежели не считать время на просушку и вообще на заготовку, то десять недель, бригада — двадцать три человека, — Славомир гордо вздёрнул бороду.

— А второй, то есть по другим чертежам?

Мастер задумался:

— Я ещё не до конца разобрался в тех чертежах. Он сложнее, но я думаю, недель за двадцать сделаем. Однако, князь, там команду надо будет долго обучать, работа с парусами сложная.

— Двадцать — это очень много. Пятнадцать, а адмирал начнет обучать команду завтра.

Леонид дёрнул щекой, ох, не зря Олег выспрашивал у него про опыт хождения под парусами. Но по привычке, сохранившейся со сталинских времен, отдал честь и кивнул головой.

Драконья голова на носу пожирала туман и белые гребни волн. Казалось, что она живая, так яростно сражалась с непогодой, разрывая туман своими огненными глазами. Сыпало с небес чем-то непонятным; дождь, упругие комья снега, размером с детский кулак, а потом стало ещё хуже — ударил град, да такой, что Олег видел последний раз лет десять тому назад.

Он не видел уже ничего, кроме спины кормчего прямо перед собой. Олег мгновенно промок, град и ветер полосовал тело, как семихвостной плетью. Снег забивал рот, стремился влезть в уши, снежно-водяная каша хватала вёсла, упругий, порывистый ветер выворачивал лопасти, стремился вырвать их из рук.

«Дурная работа, — подумал Олег. — А ещё болтают, что это истинно мужская, без поблажек. Да какие там поблажки, тут либо выплывешь, либо потонешь…» Вёсла быстро тяжелели, то ли из-за липкого снега, то ли это просто казалось. Рукам, не защищённым рукавицами, приходилось хуже всего, они разбухали и наливались свинцовой тяжестью.

Буря усиливалась с каждым мгновением. Тучи, нависавшие над морем, опускались всё ниже и ниже, водяные холмы превратились в горы, разделённые провалами тёмных пропастей; северный ветер ярился и швырял в лицо солёные брызги, играл кораблем, словно щепкой, попавшей в гибельный водоворот. Метель всё усиливалась, и была она не слабее, чем в студёную, пропахшую штормами и ураганами зиму, а ведь это весна… Резко похолодало, ноги скользили по обледеневшим доскам, и два десятка викингов, ещё остававшихся на палубе, начали крепить мачты, снимать паруса, да не успели. Одна мачта с шумом рухнула. Без команды викинги обрубили оставшиеся мачты, чтобы хоть что-то сохранилось, и сразу стали их крепить на палубе… Кормщик Олав, по прозвищу Моржовый клык, привязался к носовому украшению, гордой голове дракона с разинутой пастью. У кормщика было на редкость острое зрение, и сейчас он, как раньше Олег, пытался разглядеть просвет в тучах.

Видга, помощник кормчего, поднялся к рулевому веслу и обхватил его обеими руками, еле слышным сквозь рев ветра голосом позвал на помощь викингов. Подскочили четверо. Но морские демоны были сильнее, чем пять человек; весло по-прежнему прыгало, вырывалось из скрюченных пальцев, норовило сбросить викингов за борт.

Внезапный гнев охватил Олега; холодное бешенство, ярость, злоба на это мятущееся темно-грозное море, уже пожравшее двоих викингов и трёх варягов. Оно стремилось к большему — сожрать, корабль и весь экипаж. Но жизни всех этих людей, всех варягов и викингов принадлежали только ему, Олегу! Ведь это к нему добровольно пришли лучшие дружинники — варяги из Киева, самые лучшие мореходы — викинги, лучшие из всех живущих, самых опытных и отважных со всей Северной земли. А теперь, похоже, они все обречены…

Перун! Ну уж нет, не будет он обращаться к богам, как-нибудь выкрутится сам! И тут Олегу вспомнилось очень древнее заклятие, такое древнее, что даже самые опытные волхвы и маги вряд ли знали о нём! Но это заклятие успокаивало только шторм, а ещё оставалися ураганный ветер и град, и снег!

Ударил ветер, корабль вновь подбросило, крышка люка сорвалась, исчезла в пучине, а вместе с ней — трое викингов из тех, что держали рулевое весло.

— Кто? — Олег закричал осипшим от боли и злости голосом.

— Видга…

— унесл…

— Нет, — прохрипел он, — я больше этого не допущу!

И начал творить молитву-заклинание. Едва он произнёс последнюю фразу, как всё стихло, от урагана осталась разбитая мачта, измочаленное рулевое весло да ещё память о погибших. Олег покрутил башкой, залез в голову к нагло кричащей чайке и с её помощью разыскал в море островок. Направил корабль в бухту, ориентируясь по гремевшему во мраке прибою. Он уже понял, что здесь можно укрыться. Бросив якорь, мореходы закрыли затычками гребные люки и натянули над палубой кожаный шатёр.

— Кто у вас, викингов, властвует в море? — хмуро спросил Олег.

— В море властвует морской бог Ньерд. Когда этот бог гневается, случается шторм, и он забирает себе жертвы, — пояснил кормчий Олав.

С морозящим душу хрипом Олег приказал достать амфоры с самым лучшим вином и вытащить их на берег.

— Тебе, Видга, старый морской пес! — провозгласил он. — Глотни винца с нами, живыми, и не тоскуй в Вальхалле о прошлом! Ты погиб в бою, в бою не с людьми, в бою с морем, а это очень достойно!

Вино было настоящим, именно таким и положено свершать тризну над моряками, не вернувшимися из морских просторов. Во всяком случае, оно пахло как настоящее и отличалось тем же терпким горьковатым вкусом и нужным цветом, напоминавшим бычью кровь.

«Быть может, — думал Олег, — купцы одурачили меня, подсунув вместо Флоренского сладкое кипрское или кислое из Тавриды, но вряд ли». За месяцы, проведённые в фьорде, он убедился, что купцы могут содрать гораздо больше настоящей цены. Но обмануть? К чему бы им обманывать с вином? Нет, Флоренское не было подделкой, в чём он убедился, в очередной раз отхлебнув из амфоры, и пустил ее по кругу.

— Тебе, Свинельд, свиная задница, которой ты так любил закусывать! — вино щедрой струёй хлынуло в море.

— Я тебя учил и ещё два бога: один, как его звали, по-моему, Аполлон, ну а второго, вашего норманского, не помню… Свинельд, ты был самым любимым учеником — стрелком из всех, кого я знал. Тебе, Мечеслав, пропитые мозги! Тебе, Бьёрн, всегда державший нос по ветру! Тебе, Гунар! Тебе, Гудред!

В последней амфоре булькнуло. Он опрокинул остатки вина себе в глотку, послал кивком Сигурда ещё за вином.

— Сегодня напьёмся, а завтра с утра, все за ремонт корабля!

И тризна продолжилась.

— Олав, объясни мне, зачем мы с собой Скальда взяли? — Олег оттер тыльной стороной ладони, промокшие от вина усы.

— Ну как же, во время отдыха будет петь нам древние саги, а для будущих воинов складывать песни про наши подвиги. Вот он, Олег, во время бури мне нашептал, что на нас кто-то натравил Змею Митгард, — Олав поднял свои затуманенные от боли глаза.

— Сосунки вы, викинги, это была вовсе не змея Митгард, а Великий Черноморский Змей, а лежит он, закованный, на дне моря. Змей просто пошевелился, а натравил его на нас Черноморец, ведь моё заклинание было направлено против них, — Олег сделал еще пару глотков.

— Расскажи про Черноморца, — молодой Игорь аж встрепенулся, — я что-то слышал про него от Баяна.

— Хорошо, расскажу, но при условии, если потом Скальд споёт про вашу Змеюку.

Скальд лишь кивнул серебряной головой. Олег взял арфу и запел:

«Расскажи, Гамаюн, птица вещая, как женился Перун на Додолушке, как Морского царя победил Перун и как с Велесом он поссорился!

— Ничего не скрою, что ведаю…

Как по морюшку-морю синему одинокая Лебедь плавала. И кружился над ней млад сизой Орёл:

— Я настигну тебя, Лебедь белая! Кровь пущу твою в море синее, пух и перья развею по ветру! Кто-то пёрышки собирать начнёт?