— Ну так обратись!

— Щас, только винца пригубим, а вот потом попрошу, то есть обращусь.

Игорь сидел сумрачный, кисло посмотрел на отцов-командиров, по их напряжённым взглядам догадался, ждут, что он скажет.

«Вот и скажу, — решился. — Вот только что умного мне, дурошлёпу, сказать?»

Надир как настоящий волшебник поставил на мраморный стол самую большую амфору (а это тридцать девять литров!) с выдержанным, двухсотлетним каленским, отрок поднял глаза на уставшее лицо Надира, скользнул по несчастной физиономии Олега, приподнялся, схватил амфору, и вино тягучей, пахнущей божественным нектаром, густой струей заполнило кубки. И вино, о, это вино, от своей гордости приподнялось чуть-чуть над кубками и с искрящимся смехом втянулось обратно. Олег весело улыбнулся:

— Надо же, я думал, что только звери и прочие разные животные умеют чувствовать, а тут даже вино знает об сурьёзном разговоре.

Наглая морда Олега натянула на себя личину благочестия и покорности:

— О эмир моей души, завтра мы отправляемся в Египет. Можешь нам дать что-нибудь, чтоб никто к нам не приставал? — произнес Олег медовым голосом.

— Да, дам вот этот золотой перстень, будешь его показывать, это всё равно, что личный приказ халифа. От сердца, могучего и доброго, отрываю. А не хочешь ли ты по-простому познакомить меня с богами?

Олег прищурился и подпортил своё лицо таинственной маской:

— Приходи сегодня в полночь на пустырь, что рядом с портом, но только в скромной одежде, а не разодетый, как павлин. А я, о мой просвящённый друг, попробую обратиться, — сделал вид, что задумался, самую малость посопел, — я думаю, лучше всего, к семиту, то есть к Саваофу.

Помолчал.

— Давай кольцо и наливай.

Выпили, помолчали, каждый о своём, личном. Олег встрепенулся:

— А загрузить припасы на халяву смогу?

— Я же тебе сказал, перстень — это всё равно, что прямой приказ халифа.

Опять молча выпили, Олег начал потихоньку елозить задницей, ведь неудобно, старого друга за нос водит, обманывает, попытался сгладить ситуацию, вдруг да отвлечется.

— А поклонники Смерти там ещё водятся?

— Смотря куда забредёшь и смотря что будешь искать, — эмир тяжело вздохнул.

«Хитер же ты, Вещий, — в мозгах Олега дико заржал Перун, ему вторил ехидненько тонкий смех Араба и совсем тихонько звенели серебряные колокольчики смеха-улыбки Раджи. — Ладно, будет вам встреча в сумеречной тишине, под зловещим светом Луны, а еврея преобразим так, как он являлся пророку Моисею», — смех исчез.

— Что с тобой? — встревоженный эмир вскочил и бросился к Олегу.

— Вот гады, они ещё и подслушивают постоянно! — вслух случайно рявкнул Олег.

— О чём это ты? Заговариваешься или опять придуряешься? — Надир быстро наполнил кубок Олега.

— Да так, о своём, о древнем. Ты лучше дай мне приличную одежду, а то я в этой как попугай в чалме.

— Какую же прикажешь, о оазис моей души?

— Да что-нибудь скромненькое, как у дервишей или, как там у вас, а, вспомнил, у суфиев.

— Слушаюсь и повинуюсь, Великий князь, — сказал и потихоньку спрятал свою ехидную улыбку в бороду.

И пошли они толпой из двух человек к своему «Чёрному орлу». Наполненный шипучими благоуханиями воздух ластился к этой толпе и пришёптывал:

— О воины, зачем вам битвы и сражения? Останьтесь здесь, у нас на острове, здесь так хорошо, тихо, уютно и спокойно, а впереди у вас — смерть, только смерть.

Олег лениво отмахнулся:

— Исчезни, придурочный Эгрегор.

Дома (а дом в понятиях Олега — уютная пещера либо княжеский терем, везде, где он прожил больше месяца, — дом; сейчас его самый надежный и временно любимый дом — драккар) Олег задумчиво просмотрел свой гардероб, встреча-то ответственная, можно даже сказать, официальная, как будут говорить в двадцатом веке, при галстуках. Посмотрел на пышный венецианский, в кружевах камзол, отшвырнул в сторону; потянулся за изящными итальянскими доспехами — опять не то, не на войну же собрался; посмотрел на свой киевский кафтан, опять не то.

— А, будь, что будет… Дал же мне Надир блошистую одежду дервиша, и где он только нашёл эту мерзость?

Ровно в полночь на середине пустоши, где, по легендам, были казнены восставшие гладиаторы и по ночам бродили их души, хватая незадачливых прохожих, встретились одетые в лохмотья двое дервишей-суфиев.

— Ну и как, договорился? — Надира слегка потряхивало.

— Пообещали, надо ждать, — Олег сделал вид, что тоже побаивается встречи, которая вот-вот произойдет.

— Долго? — Надир хрюкнул своим горбатым носом.

Олег не успел ответить, загромыхали громы, забили молнии, появилось огромное густое облако, запахло озоном и серой, посреди пустыря возник огромный огненный столб, раздался трубный, низкий, могучий голос и вопросил Надира:

— Веришь ли ты теперь в меня и в моего пророка Олега-Хельгу?

— Господь наш, я никогда не осмеливался сомневаться, но ведь ты — единый Бог! — с ужасом, не понимая того, что он говорит, Надир плюхнулся на колени и стал лбом биться об острые камни.

— Встань! Отныне ты верный помощник пророка моего. Если будет надо, я приду.

— Господи, не надо, уж лучше я через Олега!

— Да будет так!

Исчезли громы, молнии, облако растаяло в вышине. Ошеломлённый эмир стоял на коленях и что-то шептал. Олег прислушался; эмир, не верящий ни в бога, ни в чёрта, шептал:

— Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Хвала Аллаху, господу миров милостивому, милосердному, царю в день суда! Тебе мы поклоняемся и Тебя просим помочь! Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал, а не тех, которые находятся под гнетом, и не заблудших.

— Ну и как тебе представление? — в ушах Олега раздался весёлый голос создателя евреев и арабов.

— Впечатляет… да… Однако случайно он не тронулся умом? А то жалко, друг всё-таки, да не просто друг, а побратим.

— Так ведь ты же сам заказывал показуху! Ха! Так вот, оказывается, когда всё началось на Руси, ещё при Вещем Олеге! А то все говорят про потемкинские деревни, приписки, подкрашивание фасадов и про прочую лапшу на уши, — Саваоф возмущённо фыркнул.

— Тебе же ещё в ГУЛАГе вбивали, что не важен подход, а важен результат, вот ты и поверил. Нет чтобы по-человечески, сели, выпили, закусили, поговорили. Вон как ты сегодня у него в гостях развлекался, в три пуза жрал и в три горла пил, князь хренов. Нет у тебя уважения ни к богам ни к друзьям, стыдно должно быть тебе, Вещий, — искусственно возмутился Перун.

Вещий засмущался, ведь действительно не прав, хотел сказать что-то умное, как Надир внезапно подпрыгнул и бросился целовать новоиспеченному пророку руки.

— Да что ты, окстись, Надирушка!

С трудом передвигая ноги, Олег поднимался по трапу, трап скрипел, прогибался, плакал солёными морскими слезами. У спокойных, невозмутимых викингов затряслись бороды, им показалось, что это идёт не их вождь, а оживший из страшной древности зверобог. Под тяжестью Олега-зверобога корабль ухнул, внезапно накренился так, что несколько моряков вышвырнуло в море.

— Всем отдыхать три дня!

Два дня Олег провел в тягостных, тяжёлых раздумьях: как провести переговоры с владыкой Египта, как и где добыть артефакты, как сплотить викингов, которые уже ждут его у Синеуса, как начать строить флот?

К вечеру второго дня на корабль ввалились пьяные викинги.

— Конунг, по городу ходят слухи про прошлую, а может, даже про позапрошлую ночь — один страшнее другого, ну а мне больше всего понравилась такая вот трепотня: что той ночью из мусульманского ада пытались вырваться распятые гладиаторы, подкупленные Иблисом, но доблестное воинство Аллаха во главе с Джибрайлом, разгромило их и загнало назад, в ад!

Олав пьяно захохотал:

— А это наш конунг развлекается!

Олег сумрачно посмотрел на разбитые в кровь кулаки кормчего, на его распухший нос:

— Ты хоть знаешь, кто такие Иблис и Джибрайл?