Три следующих главы посвящены теме исходного Древа. Вторая глава «Тайны соборов», «Париж», представляет собой наиболее полное раскрытие главной темы — десяти сфер и двадцати двух путей, включая гностический Путь Возвращения, в расположении двадцати двух образов нижнего ряда галереи Разума собора Нотр-Дам (иллюстрации 4.25 в «Тайне соборов»). Третья глава книги, названная «Амьен», затрагивает тему другого Древа, предлагая читателю более широкое понимание соотнесения планет с изображениями нижнего ряда в галерее Амьенского собора. Четвертая глава, «Бурже», связывает целую серию мифологических образов с планетарными сферами, создавая тем самым четвертое Древо. Таким образом, каждое из этих «положений», или сефирот, соотносятся с многоплановыми изображениями, на основе совокупности которых можно вывести ком_: плексное значение каждой из сефирот. (См. приложение D).

Вершина личного опыта, индивидуальный гнозис, рассматриваемый в первой главе, представляет собой отправную точку той вспышки просветления, которую Фулканелли использует для раскрытия структуры алхимического Древа Жизни. Для каббалиста такая внутренняя вспышка, тварная и творческая последовательность раскрытия Света, выявляет основополагающую структуру реальности в десяти сефирот. Таким же путем Фулканелли использует свой опыт постижения соборов, свой индивидуальный гнозис, для раскрытия структуры, лежащей в самом сердце тайны. В символическом направлении Каббалы эта вспышка внутреннего света, молния или озарение[198], становится тем самым пламенным мечом[199], который охранял Эдемский сад от проникновения в него падшего человека. В символике Фулканелли этот образ становится мечом в камне (см. ил. 9. 1), алхимическим экстрактом знаний, извлеченных из контактов с Камнем Мудрецов, который знаменует собой наступление Золотого века и создание в земном плане нового Камелота[200].

В первых трех частях первой главы складывается вполне конкретная картина. Следуя по пути вспышки молнии, придется признать, что если часть 1 — это острие молнии-вспышки света, Кетер, то часть 2 — это распространение света в мире координат пространства и времени, Чохма. Здесь же, в этой части, Фулканелли сообщает о некой медицинской школе и субботних встречах алхимиков в «малом Красном портике». Это — ключи для тех, кто знает, как пользоваться секретами собора. Он цитирует Виктора Гюго[201], чтобы адресовать нас — разумеется, если мы смеем понять этот намек — к его книге, в частности — к знаменитому «Собору Парижской Богоматери». Часть 2 завершается другим малозаметным намеком на мотивы, которыми руководствовался Фулканелли. «Воистину я сочту себя удовлетворенным и даже вознагражденным за труды, если мне удастся пробудить в читателе любопытство, удержать внимание ленивого наблюдателя и показать любителям оккультизма, что даже в наши дни можно решить задачу раскрытия смысла секретов, изложенных под окаменевшими письменами и страницами этой грандиозной магической книги».

Третья часть первой главы книги Фулканелли, темой которой является тайный язык, рассмотрена в главе 1 нашей книги. Как мы уже говорили, эта часть — ключ к пониманию метода Фулканелли, которому соответствует сефира Бина, или Понимание. Вместе с двумя первыми частями она образует высшую триаду сефирот на вершине Древа Жизни. Мы вправе также рассматривать эту триаду как эфес меча, который состоит из головки, хвата и перекладины-гарды, а сам меч — как расширенный вариант этой идеи, воплощенный в каменной символике собора Нотр-Дам, этой церкви философов[202].

Чтобы извлечь меч из ножен, необходимо «сжать и схватить», то есть понять идеи, изложенные в эфесе. Первые три этапа просветления образуют картину, на основе которой разворачивается все остальное. Фулканелли применяет эти идеи в отношении своей темы, то есть соборов, делая это таким образом, чтобы помочь нам обрести более глубокий и внимательный взгляд на символы, изложенные на стенах и в интерьерах этих соборов. В остальный частях 1 — й главы «Тайны соборов» Фулканелли показывает, что символические компоненты этих «книг в камне» носят пятеричный характер и образуют в себе самих новый Камень Мудрецов.

Вспышка молнии пронизывает бездны мрака при переходе от Бина (Понимание) к Хесед (Милость). Таким образом, эта вспышка создает свое собственное отражение, а также отражение трех верхних ступеней последовательности, смещаясь сверху вниз. Фулканелли следует этой схеме, и четвертая глава его книги фокусирует внимание на буквальном символизме креста как основы планов всех готических церквей. Это перемещение акцентов с теоретической дискуссии о языке птиц к буквальной интерпретации планов готических кафедралов само по себе достаточно резкий шаг, ибо уже не искра света, знаменующая переход от Бина к Хесед, а крест, являющийся основной темой 4-й главы, привлекает наше внимание к самой жизни.

По мнению Фулканелли, все готические церкви, за редким исключением, в основе своей планировки имеют латинский крест, который, по словам автора «Тайны соборов», «представляет собой алхимический иероглиф, означающий «тигель», поскольку слова тигель и крест суть производные от одного и того же латинского корня. И здесь Фулканелли вновь затевает свою любимую игру с символическими оболочками: «И крест — это воистину тигель, в котором великая Первичная Материя, Сам Христос, претерпела Страсти».

До тех пор, пока мы не поймем связь креста с идеей Милости в том виде, в котором она выражена на четвертой сефира, или ступени, нам не удастся осмыслить имеющий место у Фулканелли резкий переход от созвучия к смыслу. Его христианские аллюзии будут казаться чем-то странным до тех пор, пока мы не поймем, что он имеет в виду «милость», даруемую опытом восприятия креста, который он пытается открыть нам. Претерпевший Страсти Агнец, опаленный на кресте преображения, удачный и эффектный буквальный символ милости Божьей. Но Фулканелли делает следующий шаг.

«Помните также, мои собратья-алхимики, что крест несет на себе следы от трех гвоздей[203], которыми было пригвождено к нему Тело Христа», — напоминает нам Фулканелли, подобно карнавальному зазывале, указывающему на горошину. Эти три гвоздя суть точки пересечения трех осей галактики, ключ к пониманию истинной древней природы символа креста. Расшаркавшись перед св. Августином[204] и Пасхальным Агнцем, Фулканелли заявляет: «Крест — это очень древний символ, использовавшийся во все эпохи, во всех религиях и у всех народов, и поэтому было бы ошибочным рассматривать его исключительно христианским символом». И в этом опять-таки сквозит вызов: сумеете ли вы разглядеть зерно истины под всеми нагромождениями христианских молитвословий?

Он предлагает нам подсказку: «Далее мы можем сказать, что план величайших средневековых сооружений за счет добавления полукруглой или эллипсоидной апсиды, соединенной с хорами (см. ил. 9 2), приобретает знакомое очертание древнеегипетского иератического знака crux ansata, то есть анка, который символизирует универсальную жизнь, скрытую в материи». Далее Фулканелли предлагает пример подобной планировки из «крипты Сен-Оноре в Арле», крышку саркофага I в. н. э., которая перекликается с изображениями анка в виде креста из роз, знакомыми нам по надгробиям, хранящимся в Коптском музее в Каире.