Тот факт, что именно Сен-Дени, а не, скажем, Реймсу с его куда более древними меровингскими реликвиями и традициями, было суждено стать источником готического преображения, в равной мере объясняется и запуганностью ситуации, и энергией и политической дальновидностью аббата Сугерия. Как отмечалось выше, о личности святого Дионисия в историческом плане известно немногое. В библиотеке аббатства хранился, пухлый манускрипт сочинений, приписывавшихся перу святого, но на самом деле созданных философом-гностиком II в. Дионисием Ареопагитом, тем самым св. Дионисием Александрийским, которого Фулканелли называет одним из первых провозвестников хилиазма. Эта книга, подаренная сыновьям Карла Великого византийским императором Михаилом Заикой, возможно, оказалась в библиотеке аббатства Сен-Дени благодаря усилиям хронистов папы Сильвестра.

Аббат Сугерий находился под сильным влиянием богословского учения Дионисия о свете. Дионисий полагал, что «всякое создание, видимое и невидимое, есть свет, коему даровал бытие Отец Светов», и поклонялся Божественному Свету, Святому огню Бога, одушевляющему всю Вселенную. Это очень близко к основополагающей гностической концепции о пути возврата к Первоисточнику Света. Аббат Сугерий принял эту тему близко к сердцу. В написанных им трех книгах о строительстве и освящении церкви мы встречаем не менее тринадцати отдельных фрагментов, восславляющих Святой свет. В одном из них, стихотворном фрагменте, который предполагалось написать на позолоченных бронзовых воротах, Сугерий говорит: «Светел труд благородный, труд, благородным сияньем / Просвещающий разум, и тот, пройдя сквозь свет истины, / Внидет в Свет Истины, где Христос — дверь благая»[150].

На основе этих идей аббат Сугерий создал собственную концепцию lux continua, то есть бесконечного, вечно длящегося света. Этими латинскими словами Сугерий сформулировал сущность зарождающегося готического стиля и в то же время показал, что его духовные корни — в гностическом иллюминатстве алхимии. Начиная с этого момента стены святилища расступились и рухнули, чтобы впустить Свет. Суровый, гнетущий полумрак романского стиля уступил место потоку бесконечно длящегося света, Сияния — этого сердца готики.

В 1113 г. аббат Сугерий, по его собственному свидетельству, начал собирать вокруг себя зодчих, художников и ремесленников «из всех земель», в том числе и целую группу арабских мастеров стекольного дела. Сугерий не был изобретателем цветного стекла; как мы уже говорили в главе 4, Фатимиды уже более века использовали в своих мечетях витражи из цветного стекла. По всей видимости, стеклоделие в те времена являлось составной частью алхимических процессов. Упоминание о цветных стеклах мы встречаем в «инструкциях» по приготовлению некоторых «песков», присутствующих в тексте «Пророчица Исида».

Ученые и мистики, работавшие при династии Фатимидов, использовали цветное стекло, точнее — геометрические фигуры, сложенные из него, как объекты для медитативных созерцаний, насколько об этом можно судить по уцелевшим фрагментам древних цветных витражей в мечети Аль-Азхар. Удачная мысль и творческая находка аббата заключалась в применении цветных стекол для создания в церкви атмосферы, напоминающей переливающееся сияние драгоценных камней.

Поистине «светел труд благородный». Аббат Сугерий приступил к строительству своей церкви, преисполненный энтузиазма и внимания к деталям, подобающим алхимику, стремящемуся найти философский камень. Возможно, для аббата Сугерия таким философским камнем и был готический собор, заполненный мистическим светом, переливающимся всеми цветами радуги.

Этот собор (см. ил. 7.3) был завершен в 1144 г., и на его освящении присутствовали многие влиятельные персоны середины XII в. Так, в числе лиц, почтивших церемонию своим присутствием, были Людовик VII вместе со своей супругой Элеонорой Аквитанской (с которой он вскоре развелся)[151], а также большинство епископов Западной (римско-католической) церкви и сотни благороднейших рыцарей. На освящении храма присутствовал даже сам Бернар Клервоский, который, по слухам, ворчал, выражая недовольство чрезмерной расточительностью на позолоту храма.

С самого начала строительства аббатства Сен-Дени новый стиль, примененный его зодчими, начал быстро распространяться по всей Европе, от Англии до Германии, от Португалии до Северной Италии. На базе бригады строителей и художников, которую сумел собрать у себя аббат Сугерий, вскоре возникли многочисленные школы и гильдии, которые на протяжении двух последующих веков перебирались по пыльным дорогам Европы из одного города в другой, создав громадное множество готических храмов и разного рода гражданских построек. Спустя двенадцать лет после кончины славного аббата-строителя, происшедшей в 1151 г., его ученик и последователь Морис де Сюлли, ставший к тому времени епископом Парижским, и его «главный зодчий» Гильом Парижский отплатили аббату тем, что существенно усовершенствовали его проект.

Новый собор Парижской Богоматери, заложенный ими на островке посреди Сены, медленно поднимался к небу, залитому мистическим светом. Работа над хорами и трансептом собора[152], начавшаяся в 1163 г., была завершена лишь в 1182 г. А когда полным ходом шло строительство главного нефа, в положении западного христианства произошли существенные перемены.

В 1187 г. Иерусалим и большая часть Святой Земли были захвачены войсками турок-сельджуков во главе с султаном Саладином. Запад буквально оцепенел от возмущения, и по всей Европе спешно разрабатывались планы Крестового похода, ставшего третьим по счету, согласно версии современных историков (Второй Крестовый поход обернулся неудачей, по сути дела — авантюрой, предпринятой в 1147 г. Людовиком VII, в отсутствие которого Францией на правах регента правил тот же аббат Сугерий. Однако Сугерий повел дела государства, особенно в финансовой области, настолько умело, что неудачный поход Людовика практически не нанес ущерба государственной казне). В ходе этого злосчастного похода произошла та самая «Резня под вязом» в Гисоре, после которой произошел раскол между рыцарями Богоматери Сионской и рыцарями Храма Соломона (тамплиерами), что положило начало преследованиям катаров. На протяжении десяти с лишним лет орден Сиона создавал в Европе собственную базу-резиденцию, и после захвата соперниками его аббатства в Иерусалиме, на горе Сион, весь орден быстро перебрался в Европу, в уже готовые приоратства в Париже, Бурже и Труа.

Ситуация начала меняться в 1152 г., спустя год после смерти аббата Сугерия, когда Людовик VII подарил ордену крупное приоратство в Орлеане — приоратство Сен-Самсон, освященное в честь другого святого Темных веков, имевшего тесные связи с Меровингами. К 1178 г. орден уже заполучил от папы грамоту на право владения зданиями и значительными земельными угодьями в разных местах — от Святой Земли до Испании. «Резня под вязом» в Гисоре явилась не чем иным, как актом формального разрыва тамплиеров со своим орденом-родоначальником. Это событие провело как бы разделительную черту между Плантагенетами, которых поддерживали тамплиеры, с одной стороны, и Капетингами, которых поддержали рыцари Сиона, — с другой. Раскол этот впоследствии привел не только к разгрому и ликвидации тамплиеров при короле Франции Филиппе III и его марионетке — папе Клименте V, но и положил начало Столетней войне между Францией и Англией.