— Да, мы тогда хорошо посидели. Вспоминали с твоей женой Ниной о ее работе в Душанбе, на фильме «Белый рояль». Как поклонники Шацкой буквально не давали ей прохода. Во время съемок на улицах таджикской столицы останавливался транспорт, сбегались толпы людей, чтобы посмотреть живьем на московскую красавицу, длинноногую блондинку Нину Шацкую. Однажды, возвращаясь на киностудию после съемок в открытой операторской машине, она увидела, что за ними гонится молоковоз. Водитель операторской машины прибавил газу, молоковоз не отставал, и на одном из поворотов цистерна с молоком опрокинулась и разбилась, из нее хлынуло молоко, и по арыкам потекли молочные реки, — вспомнил я, — а какие замечательные артисты снимались с ней в этом фильме: молоденький красавец Руслан Ахметов, Фрунзик Мкртчян, Алексей Смирнов. А какой композитор! Успехом мюзикл во многом обязан Александру Зацепину. Актеры поют голосами Аиды Ведищевой,Муслима Магомаева.

— Ты не помнишь кто автор сценария и режиссер?

— Сценарий москвича Тимура Зульфикарова, режиссер Мукадас Махмудов, с которым мне довелось работать на картине «Когда остановилась мельница».

Филатова позвали в тон-зал, и мы пошли посмотреть озвученный кусочек фильма на выданье «Сукины дети».

На «Мосфильм», к Люсе Баториной поступало огромное количество материала по всем сериям картины. Мы вчерне разобрали с ней мой отснятый материал. После этого я перешел в соседнюю комнату, чтобы завершить монтаж фильма по Туркмении. Так как Баторина была занята с худруком Иосифом Азизбаевым, Лариса Элкснис договорилась с пенсионеркой-монтажницей Зинаидой поработать со мной. На «Мосфильме» ее любили и ласково называли Зинуля. Она уже давно была на пенсии, и ее периодически приглашали в цех, давая возможность подработать. В минуту отдыха мы разговорились, и я поведал ей о том, что во время войны, осенью 1943 года, мне довелось побывать на «Мосфильме», когда заканчивали съемки картины «Кутузов». Мой родной дядя Шура, брат моей мамы, будучи командиром полка, принимал участие в массовых съемках этого фильма вместе со своими солдатами. Их полк после тяжелых боев был отправлен на пополнение и кратковременную передышку в Москву. После окопной жизни и беспрерывных атак попасть в Москву, на «Мосфильм», жить в теплых палатках, да еще сниматься в кино, было для них большим подарком. Однажды дядя Шура привез меня на «Мосфильм», когда снимали эпизоды Бородинской битвы. Тогда же полковые портные за одну ночь сшили мне военную форму, и я даже переночевал в палатке дяди Шуры.

— Ну, надо же, Володя, — радостно воскликнула Зинуля, — ведь я родилась и жила здесь недалеко в деревне Потылиха. «Мосфильм», расширяясь, давно поглотил нашу деревню, а тогда, в конце войны, меня и девчонок, еще неокончивших семилетку, пригласили на кинофабрику, в ФЗУ, готовить из нас монтажниц. Учеба там была большой помощью для мамы, ведь нас кормили, одевали в униформу, и я даже получала рабочую карточку и каждый день стакан молока за вредное производство.

— Да, Зинуля, шла война, а уже готовили кадры для будущих фильмов, значит, верили в победу, — сказал я.

— Да, так с тех давних пор я и сижу за монтажным столом, через мои руки прошли тысячи и тысячи километров кинопленки. Так что мы с тобой, Володя, — засмеялась она, — начинали знакомство с кинофабрикой почти одновременно, а работать вместе пришлось только сейчас, полвека спустя.

Зина работала быстро, уверенно и буквально схватывала на лету тот образный строй, который я мысленно выстраивал и объяснял ей суть каждого отснятого эпизода.

Через неделю я убедился, что имею дело не просто с опытной монтажницей, а талантливым режиссером-монтажером.

— Зинуля, ты просто асс в своем деле! Мне не понятно, почему ты, столько лет проработав на «Мосфильме», так и не стала режиссером-монтажером? Ты просто делаешь чудеса, — удивленно спросил я Зину.

— Кому нужно мое мастерство, — с грустью сказала Зина, — сейчас главное — образование, а талантливая я или нет — на это никто не смотрит. Для начальства и отдела кадров мое поколение, хлебнувшее войну и послевоенные голодные годы, когда большинство москвичей выживало только огородами, и сидело на картошке, как были девочками из ФЗУ, так и остались. А эти девочки отдали лучшие годы «Мосфильму». Теперь я — монтажница на пенсии, а ты же видишь, как ко мне за советом заглядывают монтажеры высшей категории. Но мне приятно, что наши известные режиссеры старались взять меня в свою группу.

Во время разговора дверь открылась, миловидная девушка показалась на пороге и торопливо сказала:

— Теть Зин, в нашем монтажном цехе разыгрываются два импортных бюстгальтера. Я отлучусь ненадолго, и если меня будут спрашивать, скажите, что скоро буду.

— Желаю тебе выиграть лифчик, — пожелала ей Зина, — а что еще разыгрывается?

— Для ветеранов ВОВ бутылка «Столичной» и две бутылки Жигулевского пива, — сказала она, и исчезла также неожиданно, как и появилась.

Обедать я ходил в столовую, в цокольной части главного корпуса «Мосфильма». Ценники на блюда менялись ежедневно, стремительно вырастая. Несмотря на большую зарплату, деньги мгновенно таяли, а блюда становились все скуднее и дороже. Творческие буфеты, где раньше всегда было шумно, где можно было выпить рюмочку коньяку, бокал вина, съесть слоеный пирожок с чашечкой кофе, где всегда толпились актеры, режиссеры, операторы, художники, смазливые девушки из массовки, приходившие поглазеть на известных актеров и показать себя режиссерам в надежде понравиться и получить приглашение, начали стремительно пустеть. На некоторых этажах творческие буфеты вообще закрылись, и только кафе на первом этаже главного корпуса еще продолжало работать. Я частенько сидел там за коньяком и чашкой кофе в обществе Бориса Бланка, художника и режиссера. Иногда к нам подсаживался художник-постановщик Валентин Коновалов, когда приходил в кассу «Мосфильма» получать свои потиражные за нашумевшую картину «Интердевочка» режиссера Петра Тодоровского.