Мне вспоминается случай, произошедший в 1987 году на открытии Всесоюзной художественной выставки «Страна Советов», традиционно проходившей в Большом Манеже. Я показывал картины «Праздник хлопка», которую повесили в вводном зале, «Мир входящим» и новую, написанную специально к выставке, картину «Осенняя ярмарка в Нисе», которые висели в других залах. Мы с Тамарой бегло осматривали экспозицию выставки до начала ее официального открытия. Уже пройдя половину Манежа, мы увидели большую группу людей, состоящую из академиков, секретарей Союза художников, чиновников от культуры, искусствоведов и журналистов. Они двигались по экспозиционным залам, останавливались около значительных произведений, о чем-то говорили. В основном пояснения давал Николай Афанасьевич Пономарев, Председатель Союза художников СССР. В этой группе был и Александр Павлович Васильев, который, увидев нас, подошел, мы поздоровались. Группа ушла дальше, а он задержался с нами. Взволнованно сказал:
— Только что мы увидели твою новую картину «Осенняя ярмарка в Нисе». Молодец, картина понравилась, уверен, у нее будет достойная жизнь. Пономарев предложил журналистам и искусствоведам обратить на нее внимание. Лично мне понравилась твоя работа, как всегда смелое решение, неожиданная композиция. Но я немножечко раздосадован. Там, у тебя в картине, молодые ребята снимают с шестов платки для своих девушек, в России тоже есть такой обычай, на масленицу парни карабкаются на шест и, добравшись до верха, снимают подарки. В твоей картине ребята достают платки, привязанные на шестах. Так вот, эти развевающиеся на ветру платки, на мой взгляд, великоваты. Они закрывают часть вида на развалины древней Нисы, будь платки чуть-чуть короче, было бы гораздо лучше. К сожалению, теперь уже исправлять поздно. Но, все равно, молодец, поздравляю!
Александр Павлович пожал мне руку и быстрым шагом пошел догонять остальных.
Тамара вопросительно посмотрела меня:
— Я не считаю, что платки должны быть короче, а ты?
— Я очень уважаю этого художника и всегда прислушиваюсь к его замечаниям. Попробую исправить.
— После выставки у тебя будет время для исправлений, но ты подумай, нужно ли менять что-то в картине.
— Тамара, ты иди во вводный зал и жди там, даже если я опоздаю к открытию.
Тамара пожала плечами и грустно ушла.
Я бросился в административную часть Манежа, где находились реставраторы. К счастью они оказались на месте, и я попросил у них одолжить на полчаса этюдник с красками. Видавший виды самодельный этюдник с брезентовым ремнем, перепачканный красками был мне выдан, я пообещал магарыч ребятам и бросился к картине. Встал на стул и, не снимая картины со стены, начал писать почти засохшими красками и лохматыми, давно немытыми кистями, сокращая длину платков и дописывая стены и башни древней крепости. Уже слышался шум приближающихся зрителей. Мою работу прервал спокойный голос Тамары:
— Хватит, Володя, достаточно. Отнеси этюдник, вымой руки, я подожду тебя здесь, открытие уже состоялось, и сейчас сюда придут зрители.
— Ну, как? — Спросил я Тамару, кивнув в сторону переписанной картины.
— Хорошо, но прежняя композиция мне нравилась больше.
Я отнес ребятам этюдник, сухой магарыч, и мы с Тамарой влились в богемную тусовку, постоянную спутницу вернисажей. Уже ближе к выходу я увидел Александра Павловича Васильева рядом с латышской художницей Джеммой Скулме, они оживленно беседовали. Мы подошли к ним, поздравили их с открытием выставки. Я извинился перед Джеммой Скулме, что помешал их беседе и сказал:
— Александр Павлович, я исправил картину. Теперь платки на ней короче, а пейзаж Нисы прибавился.
— Не понял, Володя.
— Я переписал картину только что.
— Ты что, шутишь?
Тамара сказала:
— Нет, Володя не шутит. Он действительно сократил длину платков, открыв вид на развалины Парфии.
Александр Павлович извинился перед художницей, и отошел с нами в сторону. Было видно, что мои слова он принял за розыгрыш, и явно подыгрывая нам, сказал, улыбаясь:
— Ну, идем, посмотрим.
Когда мы подошли к картине, Александр Павлович развел руками и воскликнул:
— Когда же ты успел это сделать?
Тамара ответила за меня:
— Как только вы сказали о платках, Володя куда-то убежал, я ушла на торжественное открытие, а минут через сорок вернулась и увидела новый вариант картины. Володя стоял на стуле и махал кистью, переписывая ее.
Александр Павлович молча постоял, внимательно разглядывая картину.
— Многое я видел на своем веку, но чтобы прямо на открытии выставки переписывать висящую на стене картину, одобренную экспертной комиссией, да… Ты не перестаешь меня удивлять.
На следующий день, в субботу, 31октября 1987 года, Тамара принесла газету «Советская культура». Поздно вечером она вернулась домой из «Театра киноактера», отработав в спектакле «Бабий бунт» по Михаилу Шолохову, в котором она исполняла одну из главных ролей. Развернула газету и сказала:
— Поздравляю, не каждого художника печатает центральная пресса, да еще на первой полосе!
Я попытался взять газету из ее рук, но Тамара игриво спрятала ее за спину, подставив мне губы. Я обнял ее и сказал:
— Это наша общая радость, ведь я писал ее в твоей маленькой квартире, куда приходили наши друзья актеры, и видели весь процесс работы от начала и до ее завершения.
На первой полосе газеты «Советская культура» была статья, посвященная выставке «Страна Советов» и картины: моя — «Осенняя ярмарка в Нисе» и картина Таира Салахова «Дмитрий Шестакович».
Глава 21
В 1979 году на одном из просмотров в Доме кино я встретил режиссера Латифа Файзиева. Мы разговорились:
— У меня к тебе есть официальное предложение, Володя, — сказал Латиф, — давай тряхнем стариной и поработаем опять вместе на одной картине.
— Латиф, как я понял, ты запускаешься с новым фильмом?
— Да, в Госкино сценарий утвердили, правда, с небольшими доработками. Исправления внесем, когда будем писать режиссерский сценарий. Я приглашаю тебя главным художником. Как ты на это смотришь?
— Кто автор сценария и о чем там речь?
— Литературный сценарий «Служа отечеству» написал Артур Макаров. Действие происходит в 30-е годы XIXвека, где в приключенческом жанре описывается история первой русской дипломатической миссии в Афганистан. Главное действующее лицо — русский офицер Алексей Налымов.
Латиф вкратце пересказал сюжет будущего фильма, который заинтересовал меня исторической событийностью и соблазном окунуться в мир первой половины XIX века, столь мною любимой эпохи. Я представил себе поездки от Петербурга до Афганистана и отказаться от столь интересного для меня предложения не смог, несмотря на то, что это нарушало мои творческие планы полностью отдаться работе над живописными полотнами, по крайней мере, в течение года.
— Латиф, все это интересно. Но, окончательный ответ дам только после прочтения литературного сценария.
— Хорошо, Володя, сценарий я тебе передам, только скажи когда и где?
— Приезжай завтра к Тамаре, на Усиевича, мы будем ждать тебя. Хорошо?
— Договорились. Часиков в семь я заскочу к вам. Надеюсь на твое согласие, чтобы не получилось как в прошлый раз, когда ты отказался от работы со мной на фильме «Али Баба и сорок разбойников».