— Страшно то, что я ничем не могу им помочь, не могу быть им материальной опорой. Еще хорошо, что моя Галя при деле, она снимается и кормит всю семью.
Нина Иванова, чтобы снять напряженность момента, спросила Файка:
— У тебя есть фотография твоей маленькой?
У Файка засветились глаза, он достал из кармана бумажник, раскрыл его, и мы все увидели фотографию маленького улыбающегося ребенка, лицо которого было абсолютно твоим отражением, Галя.
— Как это мужественно, Файк, носить фотографию своей доченьки у себя на груди, — сказала Кира Муратова.
Все одобрительно зашумели, а Рубен Мурадян, по-восточному, как принято, шлепнул Файта ладонью об ладонь. Все сдвинули стаканы с «борщом» и выпили за твою дочь и маму-кормилицу, то есть за тебя, Галя. Потом вспомнили обо мне.
Рубен сказал:
— В нашем сообществе прибавился еще один безработный, предлагаю выпить и за него.
Нина Иванова добавила:
— Завтра Артыков встречается с директором киностудии, пожелаем ему удачи. Может ему повезет больше, чем нам.
Файк чокнулся со мной и сказал:
— Не уверен, что ему повезет, но представиться директору он обязан, тем более, что наша директриса раньше работала не то в обкоме, не то в горкоме, а они многое могут, если захотят.
— Да, это время я хорошо помню, — сказала Галя Польских, — тогда каждый выкручивался, как только мог. Но обрати внимание, что немногие добровольно покинули кино, переждали это время. Для некоторых это стало временем испытаний. Андрей Хржановский ушел в мультипликацию, сделал себе имя новым направлением в искусстве. А как сложилась твоя судьба в Одессе?
— Ты представляешь, Галя! Пошел я к директору студии выяснить свою дальнейшую судьбу, окажусь ли востребованным в ближайшее время или нет, уезжать мне или оставаться. Директором студии оказалась женщина по фамилии Гладкая. Приняла она меня очень хорошо, беседа наша продолжалась больше часа. Гладкая рассказала о сложной обстановке на студии, о том, что в ближайшие месяцы рассчитывать на запуск новых картин не приходиться:
— Творческим безработным труднее всего, куда проще с техническим составом студии, им можно найти работу.
Директор внимательно оглядела меня, словно доктор пациента:
— Какой ты худенький и бледный, одни глазища с ресницами длинными, как у барышни. Попробую помочь тебе.
С этими словами она сняла трубку телефона, набрала очень короткий номер:
— Галя, у меня в кабинете сидит молодой, очень симпатичный художник. Я заинтересована в том, чтобы сохранить этот кадр до лучших времен. Не могла бы ты устроить его в один из твоих санаториев. Нет, нет, не отдыхать, а поработать. Так присылать мне его к тебе? Ты обещаешь что-нибудь придумать? Спасибо, дорогая.
Гладкая повесила трубку и спросила:
— Паспорт при тебе?
— Да.
— Тогда садись на пятый трамвай в сторону центра, сойдешь на Вокзальной площади. С левой стороны от вокзала увидишь огромное красивое здание, это — обком. Войдешь в вестибюль, покажешь милиционеру паспорт, тебе скажут, как пройти к Галине Борисовне. Дальше тебе Галя все расскажет.
Я поднялся на второй этаж обкомовского здания, вошел в указанный мне кабинет, и увидел ослепительно красивую женщину. Ее толстая коса каштановых волос словно нимбом окружала голову, светилось белое лицо с розовым румянцем, на котором сияли огромные синие глаза и алые чувственные губы. Белая нейлоновая блуза обтягивала тугие груди, торчащие над громадным дубовым столом, уставленным разноцветными телефонами. Признаться, у меня задрожали колени, голос пропал, и я полушепотом назвал свою фамилию и имя.
— Присядьте, — приветливо сказала она, долго и внимательно разглядывая меня.
— Похож, Гладкая довольно точно обрисовала ваш портрет.
Улыбаясь, она обнажала ровный ряд жемчужных зубов. Вот это красавица! Пронеслось в моем сознании, жаль, что стол закрывает нижнюю часть ее фигуры, а так хотелось бы посмотреть какие у нее ножки.
— О сегодняшних трудностях кино я осведомлена. Наша задача сохранить творческие кадры, — с серьезным видом заговорила Галина Борисовна. — Я хочу предложить вам на летний период поработать в санатории для школьников, он в шестидесяти километрах от Одессы, на берегу моря, в живописном курортном месте, где Днестровский лиман и Черное море сошлись так близко, что их разделяет узкая коса, на которой расположены пионерские лагеря и санатории. Хочу вас сразу предупредить, что санаторий для школьников, в который я вас рекомендую, не совсем обычный, в нем набираются сил дети работников Совета Министров Украины, большинство из которых киевляне, есть и из других крупных городов республики. Я думаю, им будет интересно узнать от вас о живописи, театре и кино. Я уже позвонила главврачу санатория о вашем приезде, с ним вы решите, на какую должность вас оформить. Это может быть или воспитатель группы, или руководитель изостудии, или руководитель театральной студии, сами выберете, что вам больше по душе. В любом случае, я уверена, вам очень понравится там. Море, великолепное питание и условия жизни позволят вам отдохнуть, набраться сил и даже творчески поработать. Туда любят ездить наши художники и привозят оттуда великолепные пейзажи для выставок. У вас есть деньги на поезд? Не стесняйтесь, мы можем помочь вам.
— Немного есть, — я утвердительно кивнул головой.
— Хорошо, билет на поезд стоит совсем недорого. Ехать до станции Сарата. Там вас встретит инструктор райкома партии и на своей машине довезет прямо до курортного района Приморский, и передаст в руки главврача совминовского лагеря. Поезд уходит завтра, рано утром. Вокзал прямо на площади, посмотрите расписание и купите билет. Вам все понятно? — Спросила она, вставая, и протянула мне руку. Я не удержался, взял ее пухленькую ладонь с длинными красивыми пальцами и поцеловал. Она засмеялась и сказала:
— В партийных органах это не принято, но, вам, художникам, позволено то, что не позволено другим.
Я понял, что аудиенция закончена, поблагодарил Галину Борисовну и пошел на вокзал покупать билет.
Вечером, в «Куряже» устроили проводы. В моем номере собрались Рубен Мурадян, Андрей Хржановский, Нина Иванова и твой, Галя, Файк Гасанов. Традицию нарушать не стали, пили «борщ», закусывая хлебом.
Когда через полтора месяца я вернулся в Одессу откормленным, загорелым, довольным и счастливым, привезя ребятам местного вина, копченой рыбы, винограда и помидоров, то застал всех в том же удрученном состоянии. Среди них не было только Файка Гасанова. Я спросил:
— Ребята, а где Файк?
Все опустили головы, и только Нина Иванова грустно, со слезами на глазах сказала:
— Володя, случилось большое несчастье. После твоего отъезда, дней через пять, наш Файк трагически погиб. Он попал под трамвай недалеко от киностудии и «Куряжа».
Вечером я пригласил всех киношников, живущих в «Куряже» в свой номер, чтобы помянуть Файка Гасанова, нашего друга, одаренного, но так и не успевшего снять ни одного фильма. Рассказывая о нем, Нина Иванова вспомнила такой случай:
— Файк перед смертью, дня за три, приколол свой пропуск, где была его крошечная фотография на доску почета передовиков производства Одесской киностудии. Я это восприняла с пониманием, спрашивается, зачем нужен пропуск на киностудию, на которой ты не востребован, тем более, если тебе только двадцать шесть лет?
— Да, считают, что Файк случайно попал под трамвай, лично я, очень сомневаюсь в этом, — сказал грустно Рубен.
— Рубенчик, не терзай душу, не ты один так думаешь, — вытирая слезы, добавила Нина.
Все выпили, не чокаясь и не глядя друг другу в глаза.
Выслушав меня, Галя спросила:
— Ты тогда остался в Одессе?
— Нет, Галя, узнав о трагедии с Файком, оставаться в Одессе мне не захотелось, и я, уехал в Москву, где взял направление на Свердловскую киностудию. Прости меня Галя, эту грустную историю я рассказал по твоей просьбе.
К этому времени подошли Тамара и Нелли, и мы вместе продолжили прогулку по набережной Геленджика.