Моника взглянула на него, затем на слуг, стоящих по бокам двери. Она слишком много выпила и теперь плохо соображала. Ей искренне не хотелось ссориться со своим деверем и никак не удавалось сообразить, бояться его или нет. Она не могла поверить, что он мог желать ей вреда; и что бы не болтал он за обедом, не мог же он на самом деле желать гибели Роберта?

— Очень хорошо, Адриан, — согласилась она. — Мне доставит удовольствие осмотреть твой дом. Но я сказала своим слугам, что приду рано. Мне надо только предупредить их, что немного задержусь.

— Нет необходимости, — сказал Адриан. — Это уже сделано. — Он подошел к двери и остановился, ожидая ее. После непродолжительных колебаний она присоединилась к нему. Он пропустил ее вперед по лестнице на второй этаж. Очевидно, по давно заведенной традиции, за ним постоянно следовали его слуги. Раньше присутствие слуг успокаивало Монику, теперь, наоборот, настораживало.

На площадке второго этажа Адриан открыл для нее первую дверь.

— Конечно же, здесь не так богато, как в Доме Баррингтонов, — сказал он. — Но я сделал все, что мог.

В комнате уже горел электрический свет — Роберт установил генератор для обслуживания обоих домов и конторы, — и, к удивлению Моники, внутри ждала еще одна китаянка.

— Это — Шу Лайти, — объяснил Адриан.

Моника слегка кивнула этой миловидной женщине лет сорока со следами былой красоты и фигурой слишком уж роскошной для обычной китаянки, все больше удивляясь странностям дома Адриана.

— Как тебе здесь нравится? — спросил деверь.

Моника обвела взглядом просторную, отделанную панелями комнату с толстым ковром во весь пол и китайскими рисунками на стенах, большую часть которой занимал огромный на четырех опорах балдахин.

— Здесь есть отдельная ванная, — объяснил Адриан.

— Очень культурно, — согласилась Моника.

— Все здесь ждет мою невесту.

Моника была так удивлена, что, не подумав, сказала:

— Твою невесту? Ты, Адриан? Я считала тебя самым убежденным холостяком в мире.

— Мое несчастье, — объяснил Адриан, — в том, что женщины, которых я бы хотел взять в жены, всегда оказывались помолвленными с другими или просто недоступными. В качестве жены я имею в виду. В принципе все женщины доступны. Так, если бы Вики не была моей сестрой, я непременно женился бы на ней. Мне просто необходимо, чтобы всегда рядом со мной находилась красивая женщина и нужна — как бы это сказать? — близость более яркая, чем может быть между мужем и женой. — Моника нахмурилась, пытаясь найти хоть какую-то надежду для себя в его разрозненных фразах. — Теперь, боюсь, она ушла навсегда, — продолжил Адриан. — Но еще раньше в моих мечтах ее место заняла другая женщина.

Моника услышала легкий стук и поняла, что закрылась дверь на лестницу. Она резко обернулась. Те же слуги опять находились в комнате: мужчина возле двери, две женщины — по бокам.

— Цян Лу, У Пин и Шу Лайти — это как бы мои другие «я», — объяснил Адриан. — Не следует их бояться. — Он подошел к ней, обнял за талию и поцеловал в шею. Целуя ее, он передвинул руки на ее грудь. Моника вскрикнула и попыталась отстраниться, но он только крепче прижал ее к себе. — Я собираюсь жениться на тебе, поскольку Роберт теперь уже мертв, — сказал Адриан.

Моника все-таки вырвалась из его объятий и, спотыкаясь, сделала несколько шагов. Но он успел схватить ее за корсаж. Послышался треск рвущейся материи. Несчастная женщина восстановила равновесие и прикрыла грудь разорванным платьем.

— Ты пьян! — крикнула она.

— Не думаю. Разве что от желания обладать тобой. — Он опять двинулся на нее.

Моника повернулась к двери и столкнулась со слугами.

— Если вы попытаетесь остановить меня, — сказала она насколько могла спокойно, — я прикажу вас выпороть.

— О, наказывай их, как хочешь, — предложил Адриан, — но только сама и чтобы я видел.

Слуги не двинулись с места, и дверь осталась непреодолимым препятствием. Моника повернулась лицом к двери, ей уже не удавалось сдерживать панику.

— Ты сошел с ума, — закричала она, — если Роберт узнает об этом...

Адриан ухмыльнулся:

— Роберт ничего больше не узнает, дражайшая невестка. Роберт мертв. Или скоро умрет. Он никогда не вернется. Нас на земле осталось только двое: ты и я.

Он опять взял ее за корсаж. Тут она попыталась ударить его, но он отклонил голову, не давая достать себя ногтями. И прежде чем она сообразила, что делать дальше, Цян Лу схватил ее руки сзади и завел их за спину. Моника хотела лягнуть своего деверя, но ее нога запуталась в юбке. Адриан придвинулся, разорвал еще дальше платье, обнажив всю грудь, и начал ее ласкать, приговаривая:

— Как она роскошна.

Моника изо всех сил пыталась высвободить руки, но безуспешно. Руки же Адриана скользнули на ее бедра, и они с Цян Лу вдвоем положили ее на кровать. Моника всячески пыталась освободиться, но мужчины были значительно сильнее ее. Она хотела закричать, но знала, что это не поможет. Вообще-то ею больше владела злость, чем страх. Она убереглась от «боксеров», а теперь ее собирался изнасиловать собственный деверь... Адриан тем временем срывал остатки одежды с ее тела.

— Не волнуйся, дражайшая Моника, — успокаивал он, — я куплю тебе еще лучшее платье.

Когда на ней ничего не осталось, он встал на колени и взглянул на ее тело. Цян Лу держал ее за запястья рук, вытянутых над головой, и тоже смотрел на нее, как и женщины, подошедшие и ставшие по бокам кровати. Моника собралась было их лягнуть, однако тут же поняла, что лучше лежать спокойно, пока они не причинили ей боли.

Все же ей было трудно не сопротивляться, особенно когда Адриан сел рядом и начал гладить ее бедра, а затем ласкать лобок. Не удержавшись, она напрягла прижатые руки и подняла колени.

— Я еще увижу тебя на виселице, — предупредила она.

— Обладание тобой станет самым счастливым моментом в моей жизни, — проговорил Адриан.

Роберт бывал в Запретном городе много раз, однако ни разу на официальном обеде; Цины никогда не позволяли себе такого варварского фиглярства. Но Юань горел желанием показать всему миру, что он цивилизованный джентльмен. Что еще он собирался показать миру, предстояло вскоре увидеть.

В продолжение прошедших суток состоялись пышные приемы, а также серьезные переговоры между Юанем и Сунем. Роберта тоже приглашали несколько раз, когда обсуждались финансовые вопросы. В остальном эти двое, похоже, хорошо ладили, прокладывая путь к решению проблем демократии в Китае. Таким образом, Роберт большую часть времени был предоставлен самому себе. Он намекнул Юаню, что хотел бы поговорить со своим приемным сыном, а еще больше с сестрой, на что Юань мрачно кивнул и обещал все организовать, но до сих пор не удосужился ничего сделать. Когда Роберт вошел в зал, где проводился прием, то оказался окруженным военными мундирами и черными фраками приглашенных — никто из присутствующих, даже доктор Сунь, не был одет по-китайски, — кроме того, здесь находилось множество дам. Роберт был крайне удивлен таким циничным попранием всех национальных традиций.

Дамы, также одетые по европейской моде, явно чувствовали себя скованно: китайской даме не разрешалось обнажать какую-либо часть своего тела ниже шеи в присутствии мужчины, если это не ее муж или любовник. Но у приглашенных сюда декольте открывало все.

Но более всего удивляло и немного настораживало полное отсутствие иностранных дипломатов. Свиту Юаня составляли и мужчины и женщины, свиту Суня — только мужчины, среди которых, по мнению Роберта, ему и следовало находиться.

К счастью, он заметил здесь и Мартина в броском мундире красного цвета, как у британского гвардейца, и синих бриджах, с саблей на боку. Мартин отсалютовал отцу:

— Папа! Я видел тебя у Тяньаньмэнь. Я так рад, что ты с нами и тоже Помогаешь восстанавливать величие Китая.

Роберт пожал мальчику руку.

— Я тоже рад этому. — Он взглянул мимо него. — К тому же отрадно видеть тетю Викторию в полном здравии. Ведь мы уже опасались за ее жизнь.