В сочельник в 6 часов вечера начинали звонить колокола гатчинской дворцовой церкви, созывая верующих к вечерне. После службы устраивался семейный обед.
Праздничные столы накрывались, как правило, в Арсенальном зале. После обеда все «с нетерпением ждали, пока император не позвонит в колокольчик. И тут, забыв про этикет и всякую чинность, все бросались к дверям банкетного зала. Двери распахивались настежь, и мы оказывались в волшебном царстве. Весь зал был уставлен рождественскими елками, сверкающими разноцветными свечами и увешанными позолоченными и посеребренными фруктами и елочными украшениями. Ничего удивительного! Шесть елок предназначались для семьи, и гораздо больше — для родственников и придворного штата. Возле каждой елки стоял маленький столик, покрытый белой скатертью и уставленный подарками». Кругом царила суматоха и толкотня, но, как вспоминает великая княгиня Ольга Александровна, даже императрица Мария Федоровна терпеливо переносила беспорядок, царивший повсюду.
«После веселых минут, проведенных в банкетном зале, пили чай, пели традиционные песни. Елки убирали через три дня. Этим занимались сами дети. В банкетный зал приходили слуги вместе со своими семьями, а царские дети, вооруженные ножницами, взбирались на стремянки и снимали с елей все до последнего украшения. Все изящные, похожие на тюльпаны, подсвечники и великолепные украшения, многие из которых были изготовлены Боленом и Пето, раздавались слугам. До чего же они были счастливы, до чего же были счастливы и мы, доставив им такую радость».
Рождественские подарки обходились императорской семье довольно дорого. В списках, составленных в канцелярии министра императорского двора, числились как родственники (русские и зарубежные), так и вся прислуга, солдаты и матросы, служившие при дворе. Это было несколько тысяч имен. На всех карточках, прикрепленных к подаркам, стояли собственные подписи императорской четы.
Царские дети получали в качестве подарков книги, игрушки, садовые инструменты, родственники и близкие друзья — драгоценности, а все остальные — изделия из серебра, фарфора или стекла.
Великая княгиня Ольга Александровна с большой теплотой вспоминала те далекие рождественские праздники в Гатчине. «Подарок, который я всегда дарила Папа́, — вспоминала она, — был изделием моих собственных рук: это были мягкие красные туфли, вышитые белыми крестиками. Мне было так приятно видеть их на нем».
Пасха была самым важным религиозным праздником. «Ее праздновали, — вспоминала великая княгиня Ольга Александровна, — особенно радостно, потому что ей предшествовали семь недель строгого воздержания — не только от употребления в пищу мяса, масла, сыра и молока, но и от всяческих развлечений… Не устраивались ни балы, ни концерты, ни свадьбы. Период этот назывался Великий пост, что очень точно определяло его значение».
Полковник В. К. Олленгрэн, друг детства Николая II, мать которого была фрейлиной Марии Федоровны, в своих воспоминаниях рассказывает, как, будучи детьми, он с Ники накануне пасхальных дней в Гатчине вместе с дворцовой девушкой Аннушкой вместе красили пасхальные яйца.
«Вся мамина квартира пропахла луком, так что Ники даже осведомился: „Чего это так в глаза стреляет?“ Но когда он увидел, как обыкновенное белое яйцо, опущенное в миску, делается сначала бурым, а потом — красным, удивлению его не было границ. Аннушка, добрая девка, снизошла к нашим мольбам, засучила нам троим рукава, завесила грудь каждому какими-то старыми фартуками и научила искусству краски. И когда изумленный Ники увидел, как опущенное им в миску яичко выкрасилось, он покраснел от радости и изумления и воскликнул: „Это я подарю мамочке!“…
…Во время христосования отец Ники вдруг потянул носом и спросил: „Что-то ты, брат, луком пахнешь, а?“ И тут заметил его неоттертые руки. „А ну ты, Жорж? Ты, Володя?“ Понюхал всех. От всех несло луком. „В чем дело?“ Мать со слезами объяснила происшествие. Александр Александрович расхохотался на весь дворец. „Так вы малярами стали? Молодцы! А где же ваша работа?“ Мы бросились в опочивальню и принесли свои узелки. „Вот это папе, это маме, это — дедушке“. Александр Александрович развел руками. „Вот это — молодцы, это — молодцы! Хвалю. Лучше всякого завода. Кто научил?“ — „Аннушка“. — „Шаль Аннушке! И пятьдесят рублей денег. А вам по двугривенному. Сколько лет живу на свете — не знал, что из лука можно гнать краску!“ И через несколько минут после его ухода нам принесли по новенькому двугривенному».
Начиная с Вербного воскресенья дети посещали церковь утром и вечером. Некоторое послабление дисциплины приносила Великая суббота… Заутреня, торжественная субботняя служба, являлась наиболее важной. Все присутствовавшие на ней были одеты как для важного дворцового приема. Служба длилась в течение трех часов.
«Я не помню, чтобы мы чувствовали усталость, зато хорошо помню, с каким нетерпением мы ждали, затаив дыхание, первый торжествующий возглас „Христос Воскресе“, который затем подхватывали императорские хоры…
После возгласа „Христос Воскресе!“, на который присутствующие отвечали „Воистину Воскресе!“, разом исчезали заботы и тревоги, разочарования и беды. У всех стоящих в храме — в руках зажженные свечи. Всех охватывает радостное чувство. Долгий пост окончен, и царские дети бегут в банкетный зал, где ждут их всякие вкусные вещи, к которым им запрещено было притрагиваться с самой Масленицы. Начинается разговенье. По пути мы ежеминутно останавливались, чтобы похристосоваться с дворецкими, лакеями, солдатами, служанками и всеми, кто нам встречался», — вспоминала Ольга Александровна.
Александр III в своих письмах жене всегда делился своими впечатлениями от церковных служб. Особенно нравились ему пасхальные службы.
Светлое Христово Воскресенье было тяжелым трудовым днем для императора и императрицы и всей царской семьи. С утра в одном из самых прекрасных залов Большого Гатчинского дворца устраивался большой прием. К императору и императрице длинной вереницей подходили для христосования все обитатели Гатчинского дворца, и каждый получал свое пасхальное яйцо, изготовленное из фарфора, малахита или яшмы. Как правило, христосование продолжалось несколько дней, в нем принимали участие дворцовая комнатная прислуга, камер- и гоф-фурьеры, скороходы, «арабы», чины императорской охоты и конюшенного ведомства, городовые, ловчие, сторожа, садовники, матросы и многие другие. Царские дети охотно христосовались со всеми. «Особенно, — вспоминала великая княгиня Ольга Александровна, — мне нравилось стоять рядом с Папа́, когда наступала очередь христосоваться с детьми — певчими из церковного хора. Некоторые из них были совсем крошками, и лакеям приходилось их поднимать и ставить на стул. Не мог же мой отец наклоняться по нескольку раз в минуту, чтобы поцеловать малышей».
Христосование, важная часть пасхальных празднеств, всегда строго соблюдалось. В письмах царя к Николаю Александровичу не раз говорилось о пасхальных ритуалах. Из письма цесаревича Николая Александровича императору Александру III на Пасху 1885 года: «Мой милый, милый Папа́. Все яйца, которые ты мне поручил дать известным лицам, розданы; но все-таки там еще нужно 2 больших яйца и 6 малых. Я могу наверно сказать, что ничего пока не перепутал».
28 марта 1885 года император писал цесаревичу: «Спасибо тебе, милый Ники, за твое письмо и отчет о христосовании с Гатчинскими жителями. Завидую страшно вам, что вы наслаждаетесь в милой Гатчине. Сегодня в 2 часа я христосовался с Павловским караулом, который стоял в Аничкове в ночь на Пасху, а потом был смотр новобранцам на обоих дворах Аничкова, который продолжался 1 ½ часа. Всего новобранцев было 4979 человек». «Посылаю тебе, милый Ники, еще 11 яиц больших, малых у меня больше нет. Не понимаю, как мы так дурно считали, что не хватило всем; значит яиц было не 51, а 43, иначе вышло бы верно», — писал Александр III сыну в другом письме.
Пасхальные традиции чтили в царской семье и после ухода из жизни императора Александра III. Из дневника императрицы за 1915 год: «Прекрасный Пасхальный день! Приняла 426 человек, всем раздавала яйца. Моим дамам и господам я дала маленькие подарки с моим вензелем».
