Как В. А. Долгоруков, так и И. Л. Татищев были среди тех тридцати восьми человек, которые добровольно отправились в Сибирь вместе с арестованным царем и его семьей. В. А. Долгоруков, князь, генерал-майор свиты, во время войны состоял при Николае II в Ставке. Граф И. Л. Татищев, генерал-адъютант великого князя Владимира Александровича, был расстрелян 10 июля 1918 года. «И тот, и другой, — писал в своих воспоминаниях Жильяр, — умерли, как они это и предвидели, за своего Государя. Генерал Татищев говорил мне однажды в Тобольске: „Я знаю, что я не выйду из этого живым. Я молю только об одном, — чтобы меня не разлучали с Государем и дали мне умереть вместе с ним“. Он даже не получил этого последнего утешения».

Графиня Тендрякова и госпожа Шнейдер через несколько дней после убийства царской семьи были увезены из Екатеринбурга в Пермь и в ночь на 4 сентября 1918 года расстреляны. Их тела были найдены и опознаны 7 мая 1919 года, захоронены на местном кладбище.

Матрос К. Г. Нагорный, состоявший при цесаревиче, и лакей И. С. Седнев были расстреляны в окрестностях Екатеринбурга. В начале июня 1918 года их тела были найдены и захоронены.

Среди верных и преданных царю людей, погибших в те роковые для России годы, были люди разного происхождения, разного социального положения, разной национальной принадлежности. Здесь были генералы, графини, врачи, преподаватели, воспитатели, офицеры, повара, простые матросы. Это были люди православные, верившие в Бога, Царя и Отечество. Они без колебаний пожертвовали жизнью и мужественно пошли на смерть, «а между тем, — как замечает в своей книге П. Жильяр, — матросу (имеется в виду К. Нагорный. — Ю. К.) стоило сказать одно слово, чтобы спастись: ему достаточно было отречься от своего Государя. Этого слова он не сказал. Они поступили так потому, что уже давно в глубине простых и пламенных сердец обрекли свои жизни в жертву тем, которых любили и которые сумели создать в окружающих столько привязанности, мужества и самоотвержения».

Русский поэт С. С. Бехтеев, узнавший о гибели царя и его семьи в Севастополе в 1920 году, посвятил стихотворение «Жизнь за царя» русскому матросу К. Г. Нагорному, который позволил себе выразить протест против изъятия у цесаревича Алексея висевшей над его кроватью иконы:

Наступило 6 августа 1918 года, праздник Преображения Господня. Снова жаркий августовский день. Марии Федоровне нездоровилось. Она ощущала полный упадок сил и желудочные недомогания. 7 августа императрицу навестила дочь Ксения с сыном Васей и прочитала ей напечатанные в одной из газет отрывки из дневников Николая II — «моего бедного Ники, которые негодяи украли у него, а теперь публикуют», — как записала Мария Федоровна. Из этой информации нетрудно было сделать вывод, что дневники и вещи бывшего императора уже попали в чужие руки. Мария Федоровна и здесь почувствовала, что с сыном и его семьей произошло самое непоправимое. «Что же, — замечала она, — тем хуже для них, ведь записи свидетельствуют о том, как сильно крепок он духом, что произведет глубокое впечатление на людей и заставит их еще лучше понять, как гнусно с ним поступили и кого народ лишился».

В эти дни Марию Федоровну в Крыму неожиданно навестили ее датские соотечественники. Среди них был офицер Колдинг, который уже в течение трех месяцев служил в Камчатском полку. 9 августа приехала сестра милосердия фрёкен Люткен. «Такое неожиданное, но весьма приятное общество собралось за столом, и я воистину порадовалась возможности наконец-то услышать родную речь и поговорить на родном языке». Однако гостям не удалось полюбоваться великолепными крымскими видами: Ай-Петри была затянута тучами, вечер был удушливо жарким, и неожиданно поднялся ураганный ветер. «Когда я возвращалась домой, перед глазами предстала жуткая картина — море вдруг стало совсем черным и пролетавшие над ним вихри поднимали и гнали пенящиеся валы, один за другим накатывавшиеся на берег и грозившие затопить водокачку».

12 августа с визитом прибыл датский лейтенант Нюборг. До этого он был в Ростове и в Сибири, но сейчас приехал с Кавказа и поведал Марии Федоровне трогательную историю своего спасения. «Он находился в рядах Добровольческой армии, и его собирались расстрелять, но один русский матрос из Гв[ардейского] эк[ипажа], услышав, что он датчанин, спас его. Он ходил в северных широтах и много раз бывал в Копенгагене], в том числе и в Тиволи (увеселительный парк в Копенгагене. — Ю. К.)».

15 августа к Марии Федоровне приехала еще одна молодая датчанка — фрёкен Лассен. Она привезла письма, которые были переданы ей молодым бароном Веделем Ведельсбергом, который служил в Москве в российско-датской торговой фирме. Это были письма от датских родственников: сестры и племянников Тюры, Ингеборг, Дагмар и от Ольги Хейден из Павловска.

В сентябре вдовствующую императрицу посетила датская медицинская сестра Ингеборг Ларсен, приехавшая в Крым по заданию датского Красного Креста и доставившая императрице несколько писем от родственников. Мария Федоровна в беседе с И. Ларсен сказала, что очень тоскует по Дании, и особенно по Видёре (дворец под Копенгагеном). Вместе с тем она выразила сомнение, что в ближайшем будущем ей удастся приехать в Данию. По словам Ларсен, Мария Федоровна была убеждена в том, что ее сын — царь Николай II — жив, и не верила слухам о его убийстве. Поэтому она хотела остаться в России.

Но писем ни от одного, ни от другого сына по-прежнему не было. 17 августа к обеду прибыл князь Долгорукий с письмом от Бетси (Елизавета Владимировна Барятинская-Шувалова. — Ю. К.) из Киева, в котором она среди прочего сообщала, что в Англии объявили траур по Ники. «Страшно слышать такое! — записала Мария Федоровна в дневнике. — Так мучительно жить при отсутствии достоверных сведений».

25 ноября в Лондоне на службе в русской церкви на Уэлбек-стрит присутствовали английский король Георг V и королева Мэй. В этот день Георг V записал в своем дневнике: «Мы не могли узнать подробностей. Это было грязное убийство. Я был предан Ники, добрейшему из людей, настоящему джентльмену, любившему свою страну и свой народ». Как известно, во многом именно позиция короля Георга V послужила причиной того, что Николаю II не удалось покинуть Россию и тем самым спастись.

9 (22) сентября Георг V написал маркизе Виктории Мильфорд, своей кузине и сестре Александры Федоровны, циничное письмо: «Глубоко сочувствую Вам в трагическом конце Вашей дорогой сестры и ее невинных детей. Но, может быть, для нее самой, кто знает, и лучше, что случилось, ибо после смерти дорогого Ники она вряд ли захотела бы жить. А прелестные девочки, может быть, избежали участь еще более худшую, нежели смерть от рук этих чудовищных зверей».

Но это Марии Федоровне не было известно.

Вместе со слухами о гибели Николая II и его семьи стали распространяться различного рода слухи о великом князе Михаиле Александровиче. 21 августа князь Долгорукий рассказал вдовствующей императрице о своей встрече с бывшим министром земледелия, членом Государственного совета А. В. Кривошеиным, который сообщил ему, что располагает достоверными сведениями, будто великий князь Михаил Александрович находится под защитой французов. «Благодарение Господу!» — с подъемом встретила Мария Федоровна эту весть.