- Но…
- Никаких «но»! Работая с тобой, – и как руководитель фирмы, и как частное лицо – он хочет, чтобы ты выразила СЕБЯ, СВОЮ суть, свою СОБСТВЕННУЮ, а не его.
- Ген! В работе над мебельными линиями, скорее всего, так и есть, но когда человек заказывает то, как будет выглядеть его собственное жилище, пусть и ограниченного пользования во времени – это совсем другое. Понимаешь, он должен войти и почувствовать себя ДОМА. Почувствовать, что то, что его здесь окружает – это ОН. Это его продолжение, удовлетворение определенного круга его потребностей в уюте и комфорте.
- А у Стаса нет потребностей в уюте и комфорте. Он одинаково комфортно чувствует себя как в президентском номере какого-нибудь фешенебельного отеля, так и где-нибудь в тайге, засыпая на голом снегу – ему все равно.
- Так зачем же ему особняк в одном из престижных районов?
- У него нет бытовых потребностей, но зато есть просто неукротимая потребность к созиданию, в смысле материализации идей, и все что работает на это, он заставляет работать. В тебе он увидел мощный генератор идей для материализации и старается использовать по-полной.
- Знаешь, а мне Радный начинает нравиться.
- И это есть хорошо!
Ира впала в состояние со стороны казавшееся задумчивостью. Генка оставил ее в покое и принялся восстанавливать праздничный вид стола, а закончив, окинул Иру взглядом, полным полушутливого сострадания, и сказал:
- Ну хорошо. Я расскажу тебе кое-что об известных мне подробностях частной жизни Радного, однако не думаю, что это сильно поможет тебе.
По словам Генки, Стаса не мучили угрызения совести, как считал Игорь Александрович, когда он по расчету женился на денежном мешке. Радный изначально знал, что этот самый денежный мешок, в свою очередь, рассчитывает на него. Его, Стаса, мучило другое – он не представлял себе, как жить с Ларочкой под одной крышей, не придушив ее на следующий же день. Но все разрешилось как нельзя лучше. Ларочка лицезреть рядом с собой Стаса желала не больше, если не меньше, чем он ее. Почти сразу после свадьбы она укатила на острова и осталась там. Естественно, Стас поощрил сие всеми доступными способами.
В общем, сложившиеся супружеские взаимоотношения абсолютно устраивали обоих супругов. Вот только полной взаимности между ними не было никогда. Стас знал о Ларочке гораздо больше, чем она о нем. Например, Ларочка несколько сомневалась по поводу отцовства Стаса в отношении Фредерика, а Стас знал точно, что это не его ребенок.
Дело в том, что в период предполагаемого наступления у Ларочки беременности, Стас из-за необходимости вести интимную жизнь не самым лучшим образом, подхватил что-то не совсем страшное, но, естественно, и не очень хорошее. Отвертеться от визита к милой женушке, почему-то, не получилось и он, будучи близок с ней, предохранялся всеми доступными методами. В итоге, здоровье Ларочки не пострадало, а вот залететь она умудрилась. Стас и бровью не повел, услышав о предполагаемой беременности жены. Ларочка перевела дух и успокоилась, а Стас, памятуя о коллизиях природы, все же, когда Фредерику исполнилось три года, провел ДНК-тест, который показал, что в момент зачатия он, Радный Станислав Андреевич, даже мимо не проходил. К тому же, Ларочка понятия не имеет, что Стас прекрасно знает о существовании у нее еще и дочери, которая родилась четырьмя годами позже Фредерика.
В общем, Ларочка Стаса панически боится – боится и его самого рядом с собой, и развода с ним. Впрочем, в случае развода с материальной точки зрения она вроде как ничего не теряет в любом случае, но она, Ларочка, с деньгами может делать только одно – тратить, и поэтому, будучи далеко не конченой дурой, понимает, что без Стаса она пропадет. Она знает ему цену. Содержит ее он по-королевски, но неуемные запросы, плюс наличие неучтенного ребенка в комплекте с папашей-жигало постоянно выплескиваются за рамки бюджета.
Просить больше Ларочка всегда боялась и потому в какой-то момент потихоньку стала тайком продавать свои акции, а Стас, всегда знавший о ней гораздо больше, чем она сама о себе, этим воспользовался. Брачный контракт заключался в момент, когда у него за душой и ломаного гроша не было, а потому, в случае развода, независимо от причины, предполагал оставить Ларочке ее же имущество и ничего более, то есть в случае развода Стас не обременяется никакими обязательствами в отношении нее. В семейном бизнесе он до недавнего времени являлся лишь управляющим, получающим зарплату, а поскольку всегда жил гораздо скромнее, чем мог бы, то именно на эту честно заработанную зарплату постепенно и скупал акции своей жены. Она, естественно, об этом до сих пор понятия не имеет, считая, что они просто разбрелись по свету, и она продолжает оставаться хозяйкой, как самый крупный акционер. Буквально на днях в руках Стаса оказался заветный пятьдесят один процент акций, и теперь он полноправный хозяин своего бизнеса. Стас знает, что Ларочка даже с пистолетом у виска не пойдет на развод с ним, и сам не собирается с ней разводиться, но теперь ему все же гораздо спокойнее.
Впрочем, есть у Стаса и действительно своя семья со своими родными детьми. Обзавелся он ими еще до официальной женитьбы. Обзавелся вполне осознанно и целенаправленно, зная, что жизнь у него вряд ли сложится тихо и мирно. В матери своим детям он выбрал тихую скромную и трудолюбивую Наденьку – девочку из сибирской семьи сосланных при сталинском режиме. Она училась с ним в университете, только на филфаке. Он не ухаживал и не соблазнял ее. Стас просто честно и откровенно объяснил ей, что от нее хочет. Его предложение, естественно, не вызвало у Наденьки бурных восторгов, но подумав, она согласилась. В конце концов, никакие радужные перспективы ей тогда не светили. В приемные отцы своим будущим детям он избрал своего друга Серегу. Тому очень нравилась Надя – надо сказать, небезответно – но, будучи от природы ужасно застенчивым, он панически боялся даже заговорить с ней.
Вообще этот Серега личность тоже весьма примечательная. В школе он еле-еле тянулся на троечки. Как известно, знания там никто не оценивает. Сама суть оценки даже официально называется «успеваемость». Так вот, с этой самой успеваемостью у Сереги всегда было более чем туго. За отведенное на школьные контрольные время он с трудом успевал сделать в лучшем случае половину заданий, но идеально чисто и правильно, за что получал свою тройку. Так и тянулся в школе, затем в кулинарном училище (больше никуда не взяли), а вот армия круто изменила его жизнь.
По чистой случайности попал он в элитную засекреченную часть, связанную с наисовременнейшими технологиями, где во всей красе раскрылись его яркие склонности к точным наукам. В университет он поступал с очень весомой рекомендацией. На вступительном экзамене по своей укоренившейся традиции успел сделать только половину заданий, но как всегда идеально, и получил свою заветную тройку, которой ему, учитывая льготу отслужившим в армии и рекомендацию, вполне хватило для поступления. В университете о его крайней медлительности слагали анекдоты, но его дипломная работа произвела такой фурор, что анекдоты переквалифицировались в легенды. Зная себя, писать он ее начал с первого курса, а на защите кто-то даже восторженно крикнул, что за такие открытия Нобелевскую премию дают. Нобелевскую премию ему, конечно же, не дали, а вот в аспирантуру зачислили без вопросов, несмотря на малопривлекательные оценки успеваемости, полученные за время учебы. В конце концов, какая разница, что человек успевает, если то, что он все же успел – гениально.
Своих детей Сергей иметь не может. Узнал он об этом на третьем курсе случайно, когда одна из соседок по общежитию заявила, что беременна от него. Скандал она устроила громче некуда. Серегу даже из университета чуть не выгнали, но вмешался отец Стаса, который тогда вес имел немалый. В общем, выгнать Серегу не выгнали, а вот обследование пройти все ж заставили. Вот тут и выяснилось, что он не может и никогда не сможет стать отцом.
