— Не нарушало. Отто тоже в курсе. Так, Леон, а ты не тестировал способность корабля к перемещениям?

— Капитан, разрешите? — Ревель не выдержал, вмешался. Совещательный режим позволял и такое.

— Да, слушаю?

— Ходовая система целиком исправна. Заряд накопителей — два процента от номинала. Система жизнеобеспечения исправна, за исключением медблока. Орудийная система целиком исправна, комплектация боеприпасами полная. Неисправности: отсутствуют навигационные карты и схемы, не работает дальняя связь по неустановленной причине, некомплект бортовых регистраторов, некомплект криобоксов. Недостатки: запасы активного вещества для реактора отсутствуют, работоспособность реактора при полной нагрузке не более трехсот суток. Запасы термогеля отсутствуют, воспользоваться анабиозными криобоксами невозможно. Продолжать отчет?

— Отставить. Я все понял. Система автоматического пилотирования работает?

— Так точно.

— По голосовым указаниям лететь сможешь?

— Так точно, капитан. Жду ваших указаний.

— Для начала — закрыть десантную аппарель. Подняться на шифтах на высоту пятьсот метров над поверхностью.

— Перед выполнением второй части приказа рекомендую экипажу занять места согласно штатному расписанию, — а на мониторе, занимавшем сейчас всю стену, Ревель показал, что он действительно закрыл десантную аппарель, — первая часть приказа выполнена, капитан.

Макс с Леоном переглянулись и разошлись в разные стороны. Аскеров занял ложемент мастер-техника, а Заславский поднялся на второй уровень, к уже известному ему пилот-ложементу капитана. Как только оба застегнули ремни, «Ревель» слегка вздрогнул, и на мониторе отобразился вид «из рубки» — плавно удаляющаяся поверхность Светлой.

— Жду дальнейших приказаний, капитан, — теперь Ревель говорил весьма официальным тоном.

— На северо-северо-восток от нашего нынешнего расположения, примерно в пятидесяти километрах, расположен космодром. Найдешь там полосу посадки, наиболее близкую к административным строениям. Осуществишь посадку. По исполнении — доложить.

— Есть, капитан. Разрешите дополнительный набор высоты?

— Разрешаю.

И «Ревель» мягко, но неумолимо поднялся сильно выше, чтобы не блуждать над поверхностью, очевидно. И, взлетев примерно на десяток километров, ненадолго завис в атмосфере, явно компилируя и систематизируя получаемую информацию. Макс молча наблюдал, ведь такая специфическая команда должна была заставить бортовой компьютер проявить некоторую самостоятельность… Заславский очень хотел найти ее границы. Смешно, наверное, со стороны — но ИВС Макс все так же крепко держал в руках. Даже в пилот-ложементе.

Буквально через минуту «озирания вокруг» «Ревель» вздрогнул, развернулся и пошел на посадку, отрабатывая шифтовыми двигателями необходимую коррекцию. По сути своей, со стороны это выглядело презабавнейше — эсминец сначала взмыл вверх, потом завис, а потом по очень пологой траектории начал снижаться.

Отто и Кай, когда услышали снаружи изрядный шум и рев, несколько оторопели, но потом почти синхронно, не сговариваясь, бросились к иллюминатору, выходившему наружу.

Зрелище было феерическим — «Ревель», изрядно закопченный после того, как Макс выжигал огнеметами растительность на нем, заходил на посадку. Неторопливо и степенно, как и подобало боевому кораблю, сияя в лучах светила, потихоньку сваливающегося к закату, еще не выпустив посадочные фермы, эсминец, ревя шифтами, плыл над космодромом.

— Отто, это тот самый корабль?

— Да, дружище. Это и есть «Ревель», эсминец Военно-Космических Сил Евросоюза. Он полвека пролежал на этой планете, а Макс его нашел. И, видимо, Леон его поставил «на ход».

— Потрясающее зрелище… — пробормотал молодой врач.

— Да уж, — Отто довольно улыбнулся, как будто он сам служил на этом корабле, — а ты что, Кай, никогда не видел, как садятся военные корабли?

— Я же говорил, мистер Лемке, я с Марса. У нас никогда не садились военные, это же запрещено.

Лемке кивнул, вспомнив давний, времен Первой Колониальной, запрет Генеральной Ассамблеи Space Unity для военных кораблей всех держав — никогда, ни при каких обстоятельствах, не совершать посадку на Марс, Венеру, Меркурий, Европу и Плутон. Чем был продиктован запрет — оставалось непонятным, но он существовал. Видимо, земные правители, протолкнувшие этот странный закон, опасались вспышек сепаратизма в колониях Солнечной и захвата возможными нарушителями спокойствия военных кораблей. Ведь единственными возможными точками посадки в Солнечной остались Земля и три межорбитальные базы — Индепенденс, Рагнарок и Китеж. А там, на межорбитальных базах, и проводилась дозаправка и мелкий ремонт военных кораблей Солнечной.

«Ревель» на секунду завис прямо над поверхностью, потом развернулся десантной аппарелью к базе и опустился на пластобетон космодрома. Шифты его замолкли в тот же момент, как опоры коснулись поверхности. Аппарель распахнулась почти беззвучно, и стал виден Дурень, устроившийся внутри. Кай охнул, а Отто попробовал с ручного коммуникатора вызвать Макса.

— Слушаю.

— Здесь Лемке. Макс, что это все значит, что за спектакль?

— Тебе понравилось? Мне — так очень. Леон привел корабль в чувство, он вполне способен летать, Отто. Кстати, здесь еще и сохранился полностью рабочий бортовой комп. Так что «Ревель», если власти ЕС захотят, еще вполне может послужить людям.

— Отрадно это слышать, командир, — почти прошептал Отто в коммуникатор, сдерживая в горле подступающие слезы. Отставного капитана ЭК проняло до глубины души. Он повернулся к криобоксам, подошел к одному из них и, прекрасно понимая, что человек внутри его еще не способен слышать, пробормотал себе под нос: «Просыпайся, друг. Твой корабль ждет тебя, друг». Потом Лемке сообразил, что это может быть слышно в коммуникатор, но Заславский промолчал. Немец сглотнул и произнес четко и внятно: — Макс, я жду тебя на базе. Конец связи, десять-четыре.

— Десять-четыре, — и коммуникатор замолчал.

Макс выключил связь, кивнул каким-то своим собственным мыслям. Потом отстегнул ремни, встал из ложемента, повесил винтовку на плечо и, не торопясь, спустился по винтовому трапу вниз. Дойдя до центра рубки, он остановился, запрокинул голову и застыл в этой позе.

— Капитан? — В голосе бортового интеллекта проскользнуло удивление.

— Что такое?

— С вами все в порядке, Максим Викторович?

— В полном, Ревель, в полном. Есть к тебе просьба.

— Слушаю, капитан.

— Пусть уборщики аккуратно перенесут останки всех, кто был на борту, в неработающие криобоксы. Хоть они и не работают, но не дело останкам военных космонавтов валяться где придется.

— Есть, капитан.

— Да, если сможешь произвести точную идентификацию останков — составь отдельный список. И продублируй на резервных носителях два раза.

— Есть, капитан.

— Пока все. Я покину сейчас борт. Леону поможешь, чем сможешь?

— Так точно, Макс. Не подведу, — в голосе Ревеля проскользнули уставные нотки, и Макс в очередной раз отметил, что программисты, поработавшие над созданием ИскИна на этом эсминце, были высшей пробы профессионалами. Даже интонационный рисунок смогли вложить, а главное — смогли вложить в машину эмоции. Или… Или Заславского уже понемногу начинает разбирать нервная усталость, и «нотки» в голосовом адаптере бортового компьютера уже чудятся. Заславский решил не доводить самого себя, кивнул Леону Аскерову и вышел из рубки, направившись в десантный трюм.

Дойдя до Дурня, он быстро залез внутрь и выкатил танк наружу. Объехав вокруг «Ревеля», Макс припарковал танк между эсминцем и входом на базу. Он и сам не смог бы ответить на вопрос, зачем он поступил именно так и чем обусловлено место парковки, но вдруг ему именно такой расклад показался нужным и правильным. Маленькое свербящее изнутри чувство тревоги проснулось и с новой силой начало мучить отставного майора Заславского М. В.

Дверь базы открылась, и на пороге показались Елена и Лань. Обе женщины с восторгом взирали на «Ревель», поскольку были уже наслышаны от троицы о загадочном эсминце, но Макс вполне ясно обрисовал ситуацию, озвучив количество охранных киберов и строго запретив кому-либо из не имеющих допуска подходить к кораблю ближе, чем на триста метров. Да и, если честно, Каю было не до того, а ни Елена, ни Лань не были настолько заинтересованы этой находкой. Зато сейчас женщины вышли наружу посмотреть на корабль, полвека пролежавший на грунте, но при этом способный еще летать.