«1. Присоединение к России нижнего течения Немана, Восточной Галиции, переход Познани, Силезии и Западной Галиции к будущей Польше.

2. Возвращение Франции Эльзас-Лотарингии, передача ей «по ее усмотрению» части Рейнской области и Палатината.

3. Значительное увеличение Бельгии за счет германских территорий.

4. Возвращение Дании Шлезвига и Гольштейна.

5. Восстановление Ганноверского королевства.

6. Превращение Австро-Венгрии в триединую монархию, состоящую из Австрии, Чехии и Венгрии.

7. Передача Сербии Боснии, Герцеговины, Далмации и северной Албании.

8. Вознаграждение Болгарии за счет сербской Македонии и присоединение к Греции южной Албании.

9. Передача Валоны Италии.

10. Раздел германских колоний между Англией, Францией и Японией.

11. Уплата военной контрибуции».

Обращает на себя внимание, что предложения Николая II по послевоенному мироустройству были направлены вовсе не на грабеж или захват Россией чужих территорий, а на установление длительного и справедливого мира в Европе.

Для начала речь шла о создании нового независимого государства (будущей Польши), в состав которого предлагалось включить Познань, Силезию и Западную Галицию. На этом же в Потсдаме в 1945 г. настаивал Сталин. Далее предлагалось аннулировать все разбойничьи территориальные захваты, осуществленные Пруссией и Австро-Венгрией на протяжении второй половины XIX и начала XX в., включая результаты франко-прусской войны, захват и присоединение к Пруссии Шлезвига и Гольштейна, оккупацию Пруссией Ганноверского королевства, аннексию Австрией Боснии и Герцеговины и многое другое.

Кроме того, 26 сентября Сазонов выставил дополнительные требования России по отношению к Турции: Россия должка получить гарантию свободного прохода своих военных кораблей через проливы. При этом никаких притязаний на захват турецкой территории Россия не предъявила. Мало того, она даже не собиралась воевать с Турцией.

Если же говорить о территориальных приобретениях России, на которых настаивал Петроград, то их намечалось только два. Во-первых, предусматривалось чисто техническое исправление русско-германской границы в нижнем течении Немана путем присоединения к России узкой полосы правого берега этой реки ниже города Ковно. Тем самым создавалась водная преграда на будущей границе с Восточной Пруссии, что имело чисто оборонительное значение. А во-вторых, Петербург претендовал на Восточную Галицию, населенную православными малороссами.

Впрочем, если встать на позицию сторонников ленинской точки зрения о захватническом характере планов царя в начале Первой мировой войны, то тогда придется признать, что война была затеяна Николаем II лишь ради приобретения крохотной Восточной Галиции. И это было бы даже смешно, если бы Ленин не распространил столько лжи, что Галиция якобы была нужна царю для окончательного национального удушения украинцев великороссами.

Кроме того, здесь придется вспомнить, что в 1939 г. СССР присоединил территорию Восточной Галиции тоже на основании того, что она была населена единокровными украинцами:

«Советское правительство не может также безразлично относиться к тому, чтобы единокровные украинцы и белорусы, проживающие на территории Польши, брошенные на произвол судьбы, остались беззащитными».

А во время Тегеранской конференции Сталин прямо заявил Рузвельту о преемственности СССР по отношению к царской России в отношении территориальных проблем:

«Сталин: Литва, Эстония и Латвия не имели автономии до революции в России. Царь был тогда в союзе с Соединенными Штатами и с Англией, и никто не ставил вопроса о выводе этих стран из состава России. Почему этот вопрос ставится теперь?»

Как видим, Сталин был солидарен с царем в этом вопросе.

Теперь вернемся к проблеме притязаний России на черноморские проливы и Константинополь. Действительно, Россия издавна стремилась к обеспечению свободы своего мореплавания через проливы, что имело громадное значение для ее экономики. А после Крымской войны 1853–1856 гг. Петербург был сильно озабочен вопросом недопущения в Черное море иностранных, и прежде всего, английских военных кораблей. Такое мнение господствовало в обществе, но это не было официальной позицией русского правительства.

Между тем 29 и 30 октября 1914 г. турецкий флот без объявления войны обстрелял мирные русские города: Севастополь, Одессу, Феодосию и Новороссийск. Так Турция, вероломно напав на Россию, вступила в войну на стороне Германии, за что, естественно, должна была понести наказание.

Тем не менее официально вопрос о претензиях России на проливы встал только после того, как 25 февраля 1915 г. англо-французская эскадра начала дарданелльскую операцию, успех которой мог бы обеспечить союзникам владение проливами. Но англичане всячески уклонялись от того, чтобы взять на себя определенные обязательства, гарантирующие права России в проливах.

В этих условиях российский министр иностранных дел Сазонов пригрозил Лондону своей отставкой и возможным пересмотром внешнеполитического курса Петрограда, и тем самым заставил Великобританию признать право России на Константинополь с небольшой прилегающей территорией, включавшей в себя западное побережье Босфора, Мраморного моря, Галлипольский полуостров и южную Фракию по линию Энос — Мидия. Впрочем, за эту уступку англичане потребовали от царя признания своих территориальных претензий к Турции и Персии.

Вот и вся правда о «захватнических» планах царской России, которая, принеся громадные жертвы на алтарь общей победы, резонно потребовала, чтобы союзники гарантировали ей хотя бы частичную компенсацию понесенных потерь, в том числе за счет контроля над проливами. Впрочем, точно так же поступил и СССР, когда в 1945 г. потребовал в виде компенсации Восточную Пруссию с городом Кенигсберг, но ведь при этом никому же не придет в голову заявить, что воевали советские люди с фашистами ради этого территориального приобретения. А вот секретное соглашение по проливам до сих пор вызывают «праведный» зуд у разного рода последователей русофобских идей Ленина.

Сразу после заключения франко-русского соглашения 1893 г. Берлин столкнулся с новой для него проблемой. Теперь в случае немецкого нападения на Францию Германия должна была считаться с тем, что на помощь Парижу могут прийти русские армии и, следовательно, необходимо было строить планы, рассчитанные на ведение войны на два фронта. Эти соображения и легли в основу плана Шлиффена, к разработке которого немецкие генералы приступили уже в 1895 г. (Окончательный вариант был готов в 1905 г.) В основе плана Шлиффена была идея разгрома армий противника по частям. Предполагалось, что, прежде чем в России успеют провести мобилизацию, Германия должна была молниеносно сокрушить Францию, а затем, воспользовавшись преимуществом, которое давали ей внутренние железнодорожные линии, моментально перебросить военные силы на Восток и нанести удар России.

Шлиффен считал, что неповоротливой военной машине в России для проведения полной мобилизации потребуется более трех месяцев. В то время как Германия и Австро-Венгрия могут победить Францию за две недели. Теоретически этот план позволял Берлину в начале войны сосредоточить до девяти десятых вооруженных сил Германии на Западном фронте. Однако поскольку быстро взять линию французских укреплений и крепостей в Лотарингии было невозможно, то Шлиффен запланировал нанести основной удар с севера через территорию нейтральной Бельгии и Люксембурга по флангу и тылу французских войск. Немецкие войска, блокировав Париж, должны были с запада повернуть в сторону швейцарской границы и, при одновременном наступлении германского левого фланга на участке от Бельфора до Вердена, окружить и разгромить французскую полевую армию в районе Труа.

Пока разворачивалась бы эта грандиозная операция на Западе, Россию должны были сдерживать основные австро-венгерские силы, подкрепленные незначительной частью германской армии, рассредоточенной вдоль северо-восточных границ и в Восточной Пруссии. План Шлиффена предполагал, что французская кампания будет завершена в течение сорока дней со дня объявления мобилизации, причем в русской армии к этому сроку будет под ружьем менее половины рекрутов. Мобилизация была критическим фактором всего плана: с той минуты, когда в России будет объявлена мобилизация, Германии необходимо было немедленно приступить к осуществлению всей программы действий.